Неизвестно, как доставал из сундучка предметы Аргус, но уважаемый эксперт воспользовался простой отмычкой. Вынул из кармана, вставил, повернул, нажал. Что-то хрустнуло, потом щелкнуло, заиграла музыка старого имперского гимна, и крышка ларца стала медленно открываться.

Все, даже сам Олег, затаили дыхание. Под серым ноябрьским небом среди пыли и грязного снега на пурпурном бархате лежали три совершенной красоты вещи: императорский скипетр, малая императорская корона и перстень.

Эксперты по очереди изучили каждый предмет.

— Они настоящие! — воскликнул один. — Настоящие! Сегодня Империя обрела утерянные драгоценности!

Второй же просто бережно прикасался к лежащим в ларце реликвиям кончиками пальцев и по его морщинистым щекам текли слёзы радости.

А полицейские сирены завывали уже где-то совсем рядом.

Рабочий кабинет мэра Санкт-Петербурга

О том, что в его городе произошло нечто из ряда вон выходящее, Алексей Орлов узнал от секретаря. Тот связался с шефом по селектору и осторожно подсказал: Алексей Евгеньевич, включите, пожалуйста, местные новости. Вам нужно непременно это увидеть.

Телевизор в кабинете Орлова, конечно, был. Но включался редко, лишь когда случалась особая в нем нужда. Вот, например, как сейчас.

Камера показывала какие-то развалины где-то на задворках, смутно узнаваемую молоденькую журналистку и этого мерзавца Песцова. Парень выглядел откровенно плохо: грязный, в каком-то рванье, с исцарапанным лицом. Рядом с ним стояли два незнакомых старика, а перед ними — ларец. И в этом ларце…

Орлов сразу опознал утраченные регалии императорского дома. Нажал кнопку селектора:

— Машину к подъезду!

Поднялся и, на ходу надевая пальто направился к выходу. Телевизор остался у него за спиной, поэтому он не увидел, как люди в форме имперской безопасности извлекают из-под обломков сильно раненых, но вполне живых людей в тактической броне без опознавательных знаков. Их тут же освобождали от амуниции и в сопровождении врачей и охраны грузили в специально подогнанные броневики.

Впрочем, он всё равно опоздал. К тому времени, как лимузин мэра добрался до нужного места, Ларец с сокровищем был аккуратно погружен в очередной броневик вместе с Песцовым и экспертами, и кортеж имперской безопасности, оглушая прохожих воем сирен, умчался в императорский дворец.

Глава 16

В подвалах службы имперской безопасности

Безопасники мучали Олега часа три, не меньше. Хорошо еще, лампой в глаза не светили. Он охрип от бесконечных ответов на одни и те же вопросы. Когда повторы пошли на третий круг, Песцов начал злиться. Не так, совсем не так он представлял себе итог своей хитроумной комбинации. По его задумке, он должен был быть дорогим гостем, героем, триумфатором, а вместо этого сидит на железной табуретке перед железным столом и как попка раз за разом говорит одно и то же. Злость нарастала по мере продолжения допросов. Наконец, озверевши вконец, заявил:

— Хватит! Ни слова больше не скажу!

И замолчал.

Разумеется, безопасников это не устроило. Они принялись играть в свои любимые психологические игры. Злые следователи кричали и грозили, добрые уговаривали и предлагали. И, в конце концов достали окончательно.

Песцов, напрочь умотанный, голодный, грязный, весь покрытый синяками и ссадинами, пожелал отгородиться от мира. За какую-то секунду прямо на той же табуретке принял позу лотоса, возложил руки на колени, соединил пальцы в мудру концентрации, закрыл глаза и представил, как вокруг него создается матовый белый кокон. Как это должно было сделаться, он не знал, просто захотел и представил. И в этот момент из ядра по пронзавшим всё его тело тысячам мельчайших магических капилляров наружу устремилась мана, на глазах изумленных следователей формируя вокруг Олега туманное облако. Облако уплотнялось, становилось ярче и, в конце концов, сбежавшиеся в допросную безопасники увидели стоящее на железном табурете большое белое яйцо.

Старший следователь, старательно игравший роль злого, плюхнулся на свой стул и вытер ладонью мгновенно вспотевший лоб. Воображение живо нарисовало картинку того, как он, лишившись званий и выслуги, отправляется допрашивать белых медведей куда-нибудь за северный полярный круг.

— Писец, — прошептал он.

И ведь всё согласно приказа, все по инструкции. Только кого это интересует? Его просто назначат виновным за всё. И всё. Действительно, писец. Причем, полный.

Кто-то решил ударить яйцо кулаком. Его сразу отправили в медчасть, залечивать размозженную кисть. Другой умник попробовал биту. Отскочило так, что хитрый товарищ сам дойти до врача не смог. Тогда старший следователь вздохнул, поднялся и пошел на встречу с неизбежным: докладывать непосредственному начальству.

Где-то вне пространства

Куда-то девались и постройки, и гамак. В обиталище первопредка опять царила заснеженная тундра от края до края, насколько хватало глаз. Вот только сидеть в снегу Олегу не хотелось совершенно. Одно легкое усилие, и под ним возникла плотная циновка из рисовой соломы. Так-то лучше!

Чем заниматься в беспредельной тундре, да еще в отсутствие хозяина? Только и остаётся, что упражняться. Вдох — выдох, капля маны внутрь — наружу. Магическое ядро мерно пульсировало в такт дыханию, то чуть растягиваясь, то возвращаясь к исходному состоянию. Это утомляло. Нет, само упражнение было весьма простым. Утомляли монотонные, однообразные действия.

— Расслабься, — раздался поблизости голос.

— Здорово, песец, — обрадовался Олег.

— Расслабься-расслабься, достигни внутреннего равновесия, отринь все мелкие текущие заботы и тревоги. Ничто не должно смущать твой внутренний взор: ни радости бытия, ни его горести. Лишь тогда достигнешь ты состояния саддхи и сможешь творить воистину чудесные вещи.

Первопредок выскочил из-за спины, в два прыжка добежал до гребня ближайшего сугроба и развалился на возникшей из ниоткуда циновке. Это зрелище позволило парню забыть, наконец, терзающее его чувство обиды. И сразу на него накатило такое спокойствие, что впору олимпийским богам завидовать.

— Ты куда девал свои хоромы? — спросил Олег.

— Куда-куда… Проел. По сути, все видимые здесь, в эфирном пузыре, вещи суть воплощение структурированной энергии.

— То есть, тогда, когда ты стырил полсотни клоунов, ты запас их в виде тех вот вещиц?

— Ну да. А потом постепенно развоплощал их и питался высвобождаемой энергией.

— Понятно. А сколько тебе нужно энергии для полноценного существования? Только давай конкретно о тебе, безо всяких излишеств.

Песец немного помялся, потом с неохотой сказал:

— Лично мне просто для поддержания существования достаточно десятой части клоуна в день. Это примерно полчаса твоей медитации.

— А ты не загибаешь? Квант маны — одна сотая клоуна. Я полклоуна за минуту накачаю. Какие нафиг полчаса?

— А потери на преобразование? А потери при передаче? А рассеяние? Реально за один цикл ты можешь выделить в пространство примерно пять-шесть десятитысячных клоуна.

Проверить слова предка Олег не мог, а потому махнул рукой, приняв сведения на веру.

— А я при этом должен находиться здесь, у тебя? — уточнил он.

— Ну да. А как же иначе я смогу получить выделяемую тобой энергию? Где находится сознание, туда уходит и мана.

— Понятно. А теперь скажи мне, первопредок, какая для меня будет выгода, если я каждый день буду отправляться к тебе сюда, чтобы помедитировать?

— Прежде всего, двойная прокачка. Ты можешь без вреда для себя прогонять через ядро по два кванта маны за один цикл.

— И тогда для твоего питания будет достаточно пятнадцати минут.

— Но мне же нужен хотя бы небольшой запас! — забеспокоился песец. — Вдруг ты не сможешь в какой-нибудь день вот так вот помедитировать?

— Ладно, принимается. А что во-вторых?

— А во-вторых, я буду учить тебя пользоваться теми силами, которые ты обрел.