Более того – у офиса не было собственного помещения. Контора постоянно кочевала по «конспиративным квартирам», точнее, по зданиям, подвалам, складам и баракам. Это было вызвано совершенной незащищенностью информации против нового врага. Враг этот был страшнее вируса СПИДа и грозил государству самыми непоправимыми разрушениями.
Имя врагу было – глупость.
Уже давно стало ясно, как день, что благосостояние и безопасность нации определяются не столько пушками и ракетами, сколько интеллектуальной мощью. Власть это прекрасно понимала и не жалела средств на воспитание интеллектуальной элиты. Но ту мало было просто вырастить и обучить – наступало время, и «умники» тоже начинали понимать собственную цену и принимались крутить носом. Одно время еще можно было держать их в «шарашках» и заставлять горбатиться, что называется, «за идею». Но те времена ушли безвозвратно. И ученые потянулись прочь из родимого гнезда – в поисках лучшей доли.
И интеллект страны начал неуклонно ослабевать.
Нужно было принимать какие-то меры. Правительство лихорадочно искало способы оставить свое «умное золото» на родине. Оно повышало зарплаты, раздавало квартиры, организовывало заманчивые проекты. Но…
Было слишком поздно. Страна уже не могла себе позволить серьезную науку. Соответственно и экономика скатывалась к совершенно пещерному уровню. И это было только полбеды.
Когда интеллектуальная катастрофа в стране стала очевидной для недоброжелателей, кое-кто заговорил о слабости режима, владеющего при этом ядерным оружием.
Страна почувствовала себя умирающим львом в окружении стаи гиен, готовых кинуться на того и растерзать в клочья, едва на его глаза опустятся усталые веки. Никто не считал соседей врагами – вовсе нет! Более того, возможно, более сильные теперь страны и впрямь считали себя обязанными в случае необходимости навязать свою помощь – «во имя всеобщей безопасности».
Только хотел ли этого обескровленный народ, от которого бежали прочь самые лучшие его представители?
Лучшие ли – это еще вопрос, думал Стас. Хочется верить, что лучшие все же вкалывают здесь, в том же управлении. Разве можно считать достоинством человека тот страшный эгоизм, что неуклонно тянет «умников» за кордон, к обеспеченной и благополучной жизни? Ведь свои знания – главный свой капитал – они получили в этой обедневшей и не слишком счастливой стране… Впрочем, что говорить, чисто по-человечески, да и формально, они имеют право на выбор…
Так же, как и страна – на собственную безопасность.
Ведь вопрос не стоял бы так остро, если бы некие таинственные силы не пытались использовать возникшее положение, чтобы «добить» ситуацию до логического конца: до крупицы высосать интеллект страны. Свести ее к состоянию полной недееспособности.
Стас, кряхтя, поднялся и прошелся по помещению, чтобы размять ноги. На этот раз управление спряталось в подвале детского садика. Конечно, нельзя было подвергать детей опасности. И Стас убеждал себя, что Контора здесь ненадолго. Хотя, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное…
Там, наверху, беззаботно растут, играют и слушают добрых воспитательниц малыши. Смешные и трогательные – пока они еще так похожи друг на друга, и совершенно невозможно сказать, кто из них станет водопроводчиком, а кто – писателем, кто – прапорщиком, а кто – генеральным конструктором. У них еще все впереди, и это так здорово…
Стас же пребывал в немыслимо напряженном настоящем. И самое тяжелое для него заключалось в том, что от него самого меньше всего зависел исход той странной войны, которую вело его ведомство из самых последних сил.
Ведь в этой войне главные роли были отданы детям.
Вернее, подросткам, уже выросшим из возраста игры в солдатики, но не закостеневшим еще в своем мировоззрении. Парадокс этой войны заключался в том, что борьбу за интеллект нации вели далеко не самые умные, далеко не самые образованные и, уж точно, не самые опытные – бойцы. Опыт попросту не успевал накапливаться.
Вот еще одна из причин, почему Конторы не существовало официально. Ни один чиновник не сможет открыто признаться в том, что детей сознательно подвергают смертельной опасности. Пусть даже во имя выживания государства.
Так или иначе, альтернативой не могло служить ни одно качество, присущее «нормальным» взрослым.
Главной ударной силой в этой войне была фантазия.
И странное устройство на основе синеватого кристалла непонятной природы, что попало в руки спецов от молчаливых разведчиков. Что это такое – толком не мог сказать никто. Как и назвать его разработчиков. Создали ли его американцы, японцы и еще черт знает какие умники – непонятно. Что было известно, так это то, что оно непостижимым образом позволило сделать потрясающее открытие.
В сознании каждого человека была заключена Вселенная.
Она могла быть разная – как по размеру, так и по особенностям своего устройства. Но, как это ни странно звучит, была совершенно материальна и наполнена разумными существами со своей собственной жизнью, радостями и горестями, желаниями и надеждами…
Самым поразительным было то, что прибор позволял не только познать эту тайну, но и совершать краткосрочные визиты в миры отдельных людей, знакомясь с их обитателями и даже участвуя в происходящей там жизни…
Ученые – из тех, кто был допущен к тайне – попросту сходили с ума от понимания грандиозности открытия и еще больше – от невозможности обсуждать его во всеуслышание.
Ведь прибор, прозванный кем-то «Челноком», был вручен Конторе исключительно с прикладными целями – для борьбы с невидимым врагом. Тем, что уже с достаточной регулярностью шарил по сознаниям соотечественников, похищая ценные знания и окончательно обескровливая интеллект нации.
Спецам не так уж много удалось выяснить о свойствах Челнока. Самым неприятным оказалось то, что самим ученым путь туда был закрыт. На свой борт Челнок принимал только маленьких детей и очень ограниченное число подростков. Объяснений этому пока не находилось. Но для полноценной работы Конторы пришлось нелегально завербовать несколько 14– и 15-летних пацанов, прошедших специальные тесты. Дети помладше, конечно же, отпадали.
Ведь «ныряние» в чужие миры было сопряжено с самым реальным риском для жизни.
Ныряльщик обычно использовал для своего существования в чужой Вселенной выбранное Челноком тело местного обитателя. И возможная гибель того грозила смертью и визитеру. Ведь процесс «всплытия» длился не менее семи минут.
А ребят отправляли туда отнюдь не на экскурсии.
В общем, проблема была крайне щекотливая и невероятно скандальная – особенно если бы правду узнали недоброжелатели за границей.
Вот и сейчас Стас с волнением ждал возвращения Никиты, которого послал в недра мерзкого сознания уголовника Кочета за информацией, которой тот никак не желал делиться с контрразведкой. Видимо, это была очень серьезная информация, если контрразведчики не смогли выбить ее привычными методами.
Впрочем, Кочет мог оказаться и просто носителем. Если ныряльщик другой стороны оставил в его сознании бокс – хранилище информации – с целью транспортировки или по каким другим причинам…
Стас не хотел посылать Никиту. Тот был уже слишком стар – почти пятнадцать лет, и это давало о себе знать. В прошлый раз его чуть не схватили сейверы – защитники информации, которых генерировало сознание носителя, что-то вроде фагоцитов в крови. Но Руслан, на которого он рассчитывал, совершенно некстати заболел ангиной, и пришлось рисковать.
Глядя на Никиту, лежащего на обыкновенной раскладушке, можно было подумать, что он просто спит, забыв снять большие наушники от плеера. Только на голове его были вовсе не наушники, а замаскированный таким ненавязчивым образом Челнок. В соседней комнате в наручниках скучал сам Кочет. Его пометили маркером – тонким световым пятнышком из недр Челнока, и теперь его внутренний мир стал целью для нырка. Кочет мог спать, насвистывать блатные песни, плевать в потолок, угрожать расправой сотрудникам – это не имело значения для того, что творилось в его душе.