Не раздумывая, Таисия пошла к матушке игуменье и решительно потребовала поместить раненных солдат в монастырскую больницу. Матушка Моника растерянно покачала головой и произнесла:
– Страшно мне, Таисия. Боюсь я бандеровцев. Могу позволить, только чтобы их привозили на перевязку в приемный покой, а поместить в больницу не могу. Боюсь.
Ожидавшему в монастыре Ивану Таисия объяснила ситуацию и попросила везти раненых на перевязку в приемный покой. Вскоре в навозной тачке учитель Гучко привез одного тяжелораненого солдата, другого с простреленной рукой привел Иван. Таисия удивленно посмотрела и спросила:
– Где же остальные?
Гучко с ухмылкой ей ответил:
– Ты не волнуйся о них. Наши уж как-нибудь им помогут…
Инокиня взглянула на понуро стоявшего, пепельно-бледного Ивана и принялась помогать пришедшему доктору Красовскому делать перевязки. Потом она сытно покормила раненых, и они с помощью Ивана вернулись в село.
В этот день до позднего вечера Таисия с двумя монахинями приводила в порядок после тяжелого дня аптеку и приемный покой больницы. Было уже совсем темно, когда в их массивную дверь раздался настойчивый стук. Открыв ее, монахини увидели бледного, трясущегося как в лихорадке монастырского работника Ивана.
– Что с вами? Заболели? – спросила его Таисия, думая, что он нуждается в срочной помощи. Взяв под руку, она повела его в аптеку, а монашки в это время продолжили убирать приемный покой. В аптеке он со слезами в глазах быстро произнес:
– Я скажу вам сейчас такое… Такое… Только никому об этом не говорите. Ни доктору. Ни матушке Монике. Никому. Вы слышите, сестра? Никому.
Она в знак согласия кивнула головой, а он продолжал:
– Только потом русским об этом скажите.
Иван вдруг разрыдался и быстро зашептал:
– Сестрица, этих-то бедных раненых русских солдат всех убили. Всех. Завезли проклятые бандеровцы в лес и там всех порешили. Вот и перевязки делать им не надо…
Таисия тихо вскрикнула и зашептала молитву, а Иван хотел еще что-то сказать, но в это время в приемный покой вошла матушка игуменья, а за ней вооруженный автоматом бандеровец – сотник Зобков, который довольно часто посещал монастырь.
Сотник набросился на Ивана с упреками:
– Где тебя черт носит? Ты нам нужен. От тебя партия никакого толка не имеет, все в монастыре торчишь. Раненых на перевязку таскаешь. Твоя ли это работа? Давай, пошли…
Сотник вышел из приемного покоя, а за ним матушка Моника с Иваном, которая начала договариваться с ним на завтра о каких-то работах в саду. Однако на следующий день Иван в монастырь не явился. Родная его сестра Ханка, постоянная работница монастыря, рано утром прибежала к матушке игуменье и взволнованным голосом передала, что ее брат не ночевал дома и они с матерью обеспокоены этим: обычно он всегда, хотя бы и под утро, обязательно приходил домой.
Матушка игуменья махнула рукой Ханке и, улыбнувшись, игриво произнесла:
– Да не волнуйся ты. У бабы небось какой-нибудь задержался. Столько сейчас вдовушек в округе. А Иван парень видный. Любая такого примет. И громко рассмеялась, а Ханка со слезами на глазах поплелась в птичник, где ухаживала за несметной ордой кур.
К обеду все прояснилось. Шедшая в поле на работу молоденькая монахиня сестра Анна вскоре вернулась в монастырь и взволнованно сообщила матушке игуменье, что в поле увидела убитого Ивана. Матушка тут же снарядила с сестрой Анной, привратником Семеном и Ханкой телегу за телом молодого работника. После похорон все селяне, как бы сговорившись, не промолвили ни одного слова о причинах его убийства. Может быть, всем все было ясно?
Затем у Таисии потянулись тяжелые, монотонные дни, занятые работой с доктором Красовским в приемном покое. Больных было очень много, ехали к ним не только из близлежащих сел, но и из города Ходорова, районного центра Букачевца, откуда работавшие там ранее врачи, бросив дома и имущество, ушли с отступившими немецкими войсками.
Почти каждый день их стали беспокоить бандиты, то привезут раненого, то потребуют одеться и ехать с ними куда-нибудь в лес, в схрон для лечения какого-нибудь важного чина. 2 сентября 1944 года бандеровцы прислали к матушке игуменье гонца с приказом срочно прислать доктора и сестру Таисию в село Явче к тяжело раненному выстрелом из пистолета сотнику. В приемном покое в этот день находилось большое количество больных из дальних сел, доктор Красовский и Таисия работали на пределе физических возможностей. К тому же матушка Моника хорошо знала, что Красовский к националистам относился резко отрицательно, называя их бандитами, поэтому она ответила гонцу отказом. Несмотря на то что хорошо известный монастырю сотник Владимир Зобков прислал за доктором лошадь, ехать Красовский категорически отказался.
Уже смеркалось, когда в приемную монастыря явился разъяренный сотник и объявил матушке игуменье, что если доктор Красовский не поедет с ним, то он его арестует, а затем будет короткий суд и, без сомнения, расстрел. Матушка Моника долго и настойчиво упрашивала доктора поехать с этим «разъяренным быком», от которого можно ждать всего, но Красовский продолжал упорно отказываться. В конце концов она все-таки уговорила доктора, и он в обществе матушки игуменьи и инокини Таисии отправился делать операцию раненому бандиту.
Матушка Моника прекрасно понимала, что если она откажется помогать «партии Бандеры», то монастырь ждет неминуемое разграбление. В то же время она страшно боялась и советской власти, которая за связь с бандитами ее не помилует. Она чувствовала себя иногда канатоходцем над огромной пропастью, один ее неверный шаг мог привести к непредсказуемым последствиям, когда все, все могло полететь в тартарары.
Для нее, как и для крестьян, реальной властью была «партия Бандеры», поэтому монастырь снабжал бандитов всем необходимым для проводимой ими подпольной работы. Раненым и больным оказывалась медицинская помощь, чаще всего в этом направлении использовались знания и опыт инокини Таисии. Иногда ее будили по несколько раз за ночь, а раненых везли к ней даже из таких дальних сел, как Рыдванов, Мартынов, Вышнев, Новосилье.
Однажды ночью большой вооруженный отряд во главе с Зобковым разбудил монастырь непрекращающимися звонками в дверь. Сотник решительным тоном приказал инокине собираться в дорогу для оказания помощи раненому, очень заслуженному «члену партии Бандеры», который находился в селе Вышневе, располагавшемся в 25 километрах от монастыря. Сотник погрозил ей пальцем и отрывисто произнес:
– Таисия, не вздумай сопротивляться приказу. Тут же пристрелим или повесим в монастырском парке.
Инокиня испуганно перекрестилась, но все-таки решила отказаться от поездки с этой вооруженной бандой. Она решила найти защиту у матушки игуменьи. Матушку Монику Таисия нашла в комнате ее брата, отца игумена Павла Теодоровича, который уже почти два месяца проживал в монастыре. Игумен набросился на нее со словами:
– Вы что, еще не уехали. Быстрей собирайтесь и не опаздывайте. Вы монашеский врач, ваша первейшая обязанность прийти на помощь больному.
Таисия тяжело вздохнула, взглянула на него и резко ответила:
– Не вижу никакой обязанности помогать врагам моей родины.
Тут матушка Моника топнула ногой и закричала:
– А я твоя настоятельница, приказываю тебе слушаться и немедленно ехать. Слышишь, немедленно.
Инокиня Таисия выскочила из комнаты отца Павла Теодоровича и вскоре была в приемном покое, где ее ожидал Зобков. Она посмотрела на сотника и спокойно сказала ему:
– Я русская, и вы не имеете права приказывать мне, но я – монахиня, я поеду, так как этого требует матушка игуменья. Однако знайте, что если мы встретимся с русскими войсками – я сделаю все, чтобы они поняли о моем принуждении к работе при ваших раненых.
Сотник лишь усмехнулся и угрожающе произнес:
– Пока вы надумаете что-то сказать – вас в живых уже не будет.
Таисии ничего не оставалось, как собираться. И вот вместе с сестрой Дарьей в сопровождении конного отряда они направились в село Вышнев. Ехали бандиты с большими предосторожностями, в селах их встречали по обусловленным паролям. Во избежание встреч с русскими некоторые населенные пункты они объезжали. На рассвете их отряд, наконец, достиг нужного села.
