Ничего подобного в моём мире тоже не было! Память Ярика подсказывает, как звучит рояль, и мне нравится гораздо больше баяна.

Пробираюсь к инструменту, стараясь никому не мешать. Всё равно мешаю. А потом сажусь за клавиатуру и начинаю пробовать звучание. Любовь Павловна косится неодобрительно, но мне всё равно. Соображаю, где какие ноты и октавы расположены, и начинаю подыгрывать симфонии.

Музыка сразу захватывает меня, погружает в себя… Чувствую, как будто парю в невесомости, наслаждаясь переливами складных звуков.

Вливаюсь в общую мелодию без всяких проблем. То ли у тела есть музыкальный слух, то ли моя душа великолепно чувствует ноты — одним словом, я легко присоединяюсь к оркестру, и мы звучим весьма органично.

Конечно, я играю очень простую мелодию, просто добавляю акценты к общему звуку. Сыграть что-то сложное всё равно не смогу. Талант и слух при мне, но вот мелкая моторика — дерьмо, честно говоря. Предстоит много практиковаться.

Впрочем, за этим я сюда и наведался!

Преподавательница смотрит уже не так критически. В какой-то момент даже кивает, мол, продолжай. Музыканты играют свои партии и не особо обращают на меня внимание. Только баянист, у которого над губой дурацкие жидкие усики, бросает хмурые взгляды. И девочки поглядывают. Чаще всего — флейтистка.

Как её звать-то хоть? В тот раз не познакомились. Ну да ладно, после репетиции познакомимся.

Симфония заканчивается.

— Мо-лод-цы! — с чувством, нараспев произносит Любовь Павловна. — Но есть замечания. Вторая домра, немного спешишь. Контрабас-балалайка, иногда мажешь с темпом. В остальном — замечательно. Котов! — вдруг восклицает она.

— Да-да? — мечтательно спрашиваю я. Пока женщина говорила, я наигрывал простенькую мелодию.

— Прекрасно, Котов! Вы знаете, раньше я думала, что рояль совсем не подходит для оркестра русских народных. Но вы заставили меня изменить мнение!

— Правда? — не на шутку удивляюсь. — Я даже инструментом толком не владею.

— Всё равно замечательно! Вы — прирожденный музыкант, воспитанник. Так тонко сумели поймать фактуру и настроение…

— Благодарю.

— Я хочу — нет, я требую! — чтобы вы начали ходить на индивидуальные занятия, — Любовь Павловна очень воодушевилась. — И на групповые репетиции тоже! Я подумаю, как можно включить рояль в наш новогодний репертуар.

— С радостью, — моментально отвечаю.

— Значит, договорились! Останетесь ещё? Мы будем играть другое произведение, попробуйте что-нибудь сымпровизировать.

— Легко, — с видом гениального пианиста поворачиваюсь обратно к инструменту.

В общем, репетиция прошла замечательно. Я мало того, что получил искреннее удовольствие, так еще и выполнил своё намерение. А именно получил возможность развивать свои пальчики. Приятное с полезным — буду кайфовать от музыки и заодно натренирую пальцы.

После «репы» встаю, выслушивая очередную порцию восхищения от Любови Павловны, и подхожу к флейтистке.

— Привет ещё раз, — улыбаюсь.

— Привет, — несмело отвечает та. — Ты хорошо сыграл, молодец. Очень красиво было.

— Да ладно, примитив, — отмахиваюсь. — Навыка нет. Но ничего, к Новому году наловчусь. Тебя как зовут-то?

— Кристина, — почему-то смутившись, представляется флейтистка.

— Пойдём, провожу тебя до спальной. Заодно расскажешь, как тут у вас всё.

— Ой, да не надо…

— Пойдём-пойдём. Хочу поближе с тобой познакомиться.

Кристина быстро сдается, только просит чуть-чуть подождать. Выхожу в коридор и, пока девушка собирается, прикрываю глаза и медитирую. Пока я играл, потоки сами собой настроились на восстановление тела — ещё одна польза от музыки. Её звучание заставляет ману течь определённым образом. Да и вообще, ускоряет движение энергии.

— Ну ты наглец, — раздается голос за спиной.

Оборачиваюсь, вижу баяниста. На задохлика он не похож, но глаза слишком добрые, так что зря я сходу напрягся.

— Чего?

— Наглый ты, говорю. Пришел, и сразу в оркестр взяли! Я, знаешь, сколько старался, чтоб сюда попасть?

— Ну, не повезло тебе, — дерзко улыбаюсь, глядя на позорные жидкие усики. Поджечь их, что ли. — А вот я везучий. Вопросы, претензии? Может, подраться хочешь?

— Ещё и быдло, — поджимает губы баянист и уходит.

Скатертью дорожка, как говорится. Завидно, понимаю. Пришёл тут рыжий нахал и всё внимание на себя перетянул. А у баяниста ведущие партии в большинстве композиций, что мы сыграли.

Но я никогда не смущался оттого, что наступаю на горло чьей-то песне. Иногда приходится идти по головам. Сильные пожирают слабых. Или хотя бы отодвигают в сторону.

— Я пришла, — сообщает Кристина, выходя из кабинета, и мило хлопает ресничками.

Баянист оборачивается, и я понимаю, что причина его неприязни не только в музыке. Глядя парню в глаза, беру флейтистку за руку и увожу. Тёплая мягкая ладошка пытается выпорхнуть из моей, но я чуть сжимаю, не позволяя этого сделать.

— Ты что? — пищит Кристина.

— Ничего. Мы гуляем.

— Отпусти, пожалуйста! — оборачиваясь, шепчет девушка. — Все подумают, что мы встречаемся!

— Ну и что? Пускай думают.

— Да как так-то… — большие голубые глазки становятся просто огромными.

— Очень просто. Ты красивая, милая, я тоже парень ничего, — давлю наглую лыбу во все тридцать два.

— Ты же Котёнок, — смущается Кристина.

— Не-а. Котёнка больше нет. А ты, вроде, хотела называть меня Котик? — хитро прищуриваюсь.

— Да я, ну… Вырвалось тогда. Извини, — окончательно конфузится милашка.

— Можешь называть. Когда мы наедине. Только тебе разрешаю, больше никому.

Пока идём, разговариваем. Сначала об оркестре, а потом о всяком разном. Забрать ладошку девушка уже не пытается, а я наслаждаюсь мягкостью её кожи и запахом, который исходит от юной непорочной красоты.

Провожаю Кристину до спальной комнаты её отряда. На взгляды соседок не обращаю внимания. Стоим, болтаем, хотя времени до отбоя осталось всего ничего. А потом, когда остальные девушки расходятся, Кристина вдруг резко выдаёт:

— Пока, Котик!

Чмокает меня в щёку и тут же убегает.

Провожу пальцами по щеке, глупо улыбаясь. Приятно, конечно, только что теперь с Невской башней делать? А то надышался ароматом невинного тела, за ручку подержался, ещё и поцелуй получил… Для меня-то фигня, я в прошлой жизни предавался разным любовным изыскам. Но для этого тела — капец какое событие.

Так что приходится направить немного маны на устранение небоскрёба. С ним, блин, ходить неудобно.

Свидание со Светой придётся пропустить. Ну не могу я сейчас остаться наедине с очаровательной девушкой, коей Светочка, безусловно, является. Я ж точно не сдержусь, и посадят Котёночка за изнасилование.

Да и вообще, устраивать первый раз в тёмном лесу как-то фу. А ведь что для Светы, что для этого тела «раз» будет первым. Так что ладно. Надеюсь, не обидится. Завтра исправлюсь.

Быстрым шагом добираюсь до своей спальной комнаты. Парни моего отряда уже почти все в кроватях — не спят пока, просто лежат и болтают. Тарасика что-то не видно. Куда это он пропал, вроде уже десять часов, отбой. В интернате с этим строго, если поймают после десяти, накажут.

— О, Кофёнок! — восклицает толстый Игорь и тупо лыбится. — Ты фде пропадал?

— Где надо. Как дела, свинюшка? — подхожу к толстяку и тычу пальцем в пузо. Раздаются смешки.

— Отфали! — Игорёк отбрасывает мою руку и сжимает мягкие кулаки.

— Отфали, — передразниваю. — Слышь, слонятина, хочу напомнить, как я дважды набил тебе морду. Поэтому лучше прикуси свой шепелявый язык.

— А то фто? — дерзко встряхивает своими тремя подбородками Игорь.

— А то люлей получишь. Понял, не? Могу популярно объяснить.

Толстый смотрит на меня большими глазами, открывает рот, как рыба, но не может ничего произнести. Дар речи, что ли, потерял внезапно? Или вдруг вспомнил, как я раскидал их тогда в лесу?

Дурачок. Просто не избавился ещё от привычки доставать Котёнка. Ничего, могу напомнить, что я теперь не объект для насмешек и издевательств.