Что за формы, тьма меня пожри. Фигурки как на подбор. Одно загляденье, у меня аж слюни текут. Невская башня, несмотря на дикую усталость во всём теле, делает попытки возвыситься.

Грубовцы по-мальчишески неумело пытаются заигрывать с девушками. Подкалывают их, задирают, а то и за попку норовят ущипнуть. Само собой, красавицам приятно внимание, но не способы его донесения — поэтому большинство из них огрызается или презрительно отворачивается.

Одна девица так высоко задирает нос, что перестаёт смотреть под ноги и спотыкается. Если бы не я, то наверняка упала бы. Но господин Котов успевает поймать красотку.

— Осторожней, сударыня, — аккуратно помогаю ей вернуть равновесие. — Будет жаль, если разобьёте свои прелестные коленочки.

— Руки убери, — девушка краснеет, но лишь потому, что ей приятно.

— Хорошей тренировки, — улыбаюсь я, отпуская упругое девичье тело.

— Спасибо, — бормочет красотка и спешит уйти.

— Ха-ха, Котя — джентльмен! — парни смеются надо мной, но с такой явной завистью, что и мне смешно.

Идём в душевую. Рядом со мной возникает Григорий и сильно хлопает по спине:

— Ну что, Котов? Правда завтра придёшь?

— Конечно. Я теперь всегда буду ходить.

— Ловлю на слове! Если сдуешься, до конца жизни слабаком тебя буду считать.

— А то раньше не считал, — хмыкаю я.

— Считал, — не спорит Порохов. — Но ты молодец, собрал волю в кулак. Давно пора было.

— Ага. Спасибо.

— Тогда до завтра. Пацаны, я вперёд побежал! — восклицает Григорий. — У меня сегодня свидание!

— У-у, свидание!

— Засоси её там, Гриха!

— Принеси мне её трусики! — кричат и смеются ему вслед остальные.

После душа мы все толпой отправляемся в столовую, где с жадностью уплетаем ужин. Кормят в интернате так себе: котлета из какого-то перекрученного мяса, тушёная капуста, чёрный хлеб и пара суховатых печенек с чаем на десерт.

Я привык совсем к другой, более изысканной пище. Но выбора нет, приходится жевать, что дают. Тем более, что после тренировки хавчик залетает на ура. Я бы ещё столько же съел.

Кстати, обратил внимание, что грубовцам положили порции побольше, чем другим. Значит, понимают, что спортсменам надо плотнее питаться. Это радует.

После еды хочется пойти в спальную и сразу отрубиться. Но у меня другие планы. Хочу заняться медитацией и начать, возможно, составлять специальный сигил, который сделает меня намного сильнее. А потом, пожалуй, снова встречусь со Светой.

Не скажу, что я влюбился, но девица мне определённо симпатична. К тому же, я узнал, что через месяц ей исполнится восемнадцать, а это значит, что мы сможем заниматься страстным, горячим, необузданным…

Стоп.

Что это за чудесные звуки?

Застываю посреди коридора, как статуя. Если бы я мог шевелить ушами, то сейчас повернул бы их в ту сторону, откуда раздаётся музыка.

Музыка!.. Моя слабость. В прошлой жизни я уделял ей немногим меньше времени, чем магии. А главное — игра на музыкальном инструменте способствует развитию пальцев, что крайне важно для построения сложных печатей.

— Планы меняются! — восклицаю вслух, удивляя стоящих рядом мальчуганов, и срываюсь с места.

Глава 8

На двери висит табличка, которая просит не шуметь и не входить. Но когда меня подобные таблички останавливали?

Резко дёргаю дверь и врываюсь внутрь.

— Здравствуйте! — восклицаю, перекрикивая музыку. — Я к вам учиться.

Музыка резко обрывается, и все смотрят на меня, как на идиота.

— Молодой человек, — преподаватель, полная женщина в очках, строго хмурится. — Вы видели табличку на двери?

— Нет. Её, наверное, украл кто-нибудь, — вру, не моргнув глазом. — Хочу учиться.

Жадно осматриваю просторный кабинет. В прошлой жизни я отлично владел множеством разных инструментов, но моими любимыми были лютня и цитра. Вижу здесь похожие: один называется гусли, другой — балалайка, третий — домра.

Видя алчный блеск в моих глазах, гусляр шумно сглатывает и прижимает инструмент к себе. Все остальные тоже молча пялятся на меня.

— Приходите завтра, — говорит преподавательница. Голос у неё глубокий, певческий. — У нас репетиция, вы мешаете!

Женщина полноватая, но жирной её не назовешь. Как и уродиной. Лицо вполне симпатичное. Фигура на месте: талия, пышные бёдра и ещё кое-что пышное спереди… Ух, я бы с удовольствием побарахтался с её близняшками.

Тысячу серрангов мне в портки! Грёбаные гормоны! Даже на толстую тётку готов наброситься. Надо срочно скинуть напряжение… И нет, госпожа правая тут не поможет. Плавали, знаем. Нужна дама. Желательно, опытная.

— А вы опытная? — вырывается у меня.

Женщина смотрит на меня поверх очков:

— Что?

— Опытная преподавательница? — выкручиваюсь я.

— Послушайте, юноша. Мне сейчас не до вас, у нас идёт подготовка к новогоднему концерту.

— Так давайте помогу, — улыбаюсь я. — Может, вам нужен еще один балалаечник? Я и на домре могу, и вообще на чём угодно. Правда, давно не играл, нужно попрактиковаться.

Женщина вздыхает и стучит ногтем по раскрытой на пюпитре нотной записи.

— Как вас зовут?

— Котов, Ярослав Алексеевич, — щёлкаю каблуками и кланяюсь, одновременно активируя печать Обольщения. Похоже, без неё не обойтись.

— Великий Альбатрос, вы и есть Котов? Последние два дня все только о вас и говорят. Меня зовут Любовь Павловна. Как вы могли догадаться, Альбатросова, — преподавательница против воли улыбается.

— Рад знакомству, почтенная Любовь Павловна, — снова кланяюсь.

— Присядьте пока, побеседуем позже. Посмотрите инструменты, если хотите. Только прошу, не вмешивайтесь в игру!

— Само собой. Покорнейше благодарю.

Аккуратно прохожу к стене, возле которой складированы невостребованные сейчас инструменты.

— Привет, Ярослав, — раздаётся несмелый писк.

Это обращается ко мне флейтистка. Лицо вроде знакомое. А, точно! Эту девушку я встретил в интернате одной из первых. Когда выходил из кабинета директрисы. Она ещё спросила, можно ли называть меня Котиком.

— Привет, — дружелюбно улыбаюсь.

Миниатюрная, но складненькая девушка. Брюнетка, слегка растрепанные волосы коротко стрижены. Ну как коротко — до плеч. Фигурка супер, идеальные ножки, маленький аккуратный носик и большие карие глаза — прямо куколка. Но больше всего внимания обращают на себя губы — алые, полные, чувственные.

Я, помнится, тоже применил на ней тогда Обольщение. Сейчас надо вырубить, кстати — своего добился, а на меня и так все девчонки оркестра пялятся.

— Продолжаем! — командует Любовь Павловна и начинает дирижировать.

Музыканты приступают к игре. А я не могу оторваться от того, как блондинка прижимает свои чувственные губки к флейте…

Где-нибудь здесь есть серранг? Нет? Мне срочно нужно хотя бы одного в портки. Чтобы сгрыз там всё к чёртовой матери, а иначе все заметят Невскую башню!

Как вообще можно спокойно смотреть на то, как блондиночка перебирает своими нежными пальчиками по твёрдому корпусу флейты и касается её алыми губками? Парни в оркестре, вы что, импотенты?

С трудом отвлекаюсь от флейтистки и начинаю перебирать инструменты. Духовые не пойдут. Мне нравится звучание, но разрабатывать пальцы лучше на чем-то ином. Вот домра — другое дело. Хотя, опять же, работать будут в основном пальцы левой руки, а в правой будет зажат медиатор. Надо что-то такое, где будут работать обе руки…

Один парень в оркестре играет на странном инструменте, состоящем из двух корпусов с клавиатурами, соединённых мехом. В моём мире такого не было. Это называется баян — сложная в освоении штука, где как раз требуется точная работа пальцев обеих рук.

Баянист в оркестре всего один. Так что смотрю на него плотоядно, раздумывая, как бы занять его место, не применяя насилия. Вариантов пока не вижу. Ну не руки же парню ломать.

Хотя…

И тут мой взгляд падает на большой стационарный инструмент из лакированного дерева, стоящий у противоположной стены. Память Ярослава говорит, что это рояль. Сейчас он не используется, потому что играет оркестр народных инструментов.