Я дотронулась до щеки:

– Ой, значит, макияж уже смывается…

Его подбородок напрягся.

– Что случилось? – повторил он, уже тверже.

– Я шла в отель и свернула не туда, в переулок Колеса Кэтрин. На меня напали двое мужчин. Я сломала одному нос, они разбили мне лицо. К сожалению, у меня не было пистолета. Но, к счастью, появился еще более страшный чувак и прогнал их. А потом я пошла в свой номер.

Габриэль выругался себе под нос. Его очаровательная улыбка исчезла.

– Почему не позвонили мне? Вы заявили о нападении?

– Да, я позвонила в участок. Хотела, чтобы они прислали патруль. Там мне сказали прийти завтра и подать заявление, но я не вижу в этом особого смысла. К утру те ребята уже далеко ушли.

– С кем вы говорили по телефону?

Я покачала головой.

– Не знаю. Да и какая разница… В любом случае сейчас у полиции Сити есть дела поважнее. – Я отхлебнула пива. – Вряд ли наш убийца настолько глуп, чтобы разгуливать и грабить людей рядом с местом преступления. И вряд ли у него есть подельник – в отличие от тех, кто напал на меня прошлой ночью.

– Не в этом дело.

Я склонила голову набок, вспоминая:

– Но третий мужчина – тот, который мне помог… В нем правда было что-то странное.

– И что же?

Наверное, не стоило заходить так далеко. Я же не могла рассказать про галлюцинации насчет рогов, торчащих из головы незнакомца. И уж точно – о своем порыве поцеловать этого парня.

Я тяжело вздохнула.

– Он очень сильный и быстрый. Но его эмоции противоречили поступкам. Да, он помог мне и был вежлив. Мне даже показалось, что он очарован мной. Но при этом он злой.

– Злой?

– Он разговаривал сквозь зубы и сжимал кулаки. Мне показалось, что его гнев – это что-то очень личное. И да, когда он предложил помочь с чемоданом, то назвал его тачкой.

Габриэль уставился на меня и повторил:

– Тачкой.

– Да. Может, он и псих, но одет дорого. Даже элегантно… Что-то не сходится. Психи не разгуливают в новых кашемировых свитерах.

И не бывают такими чертовски сексуальными, это точно.

– Я попрошу наших парней проверить записи с камер. Какие у него приметы, кроме кашемирового свитера?

Я прикусила губу. Так… горячий, мускулистый, возможно, с золотыми рогами и глазами, которые меняют цвет, плюс аура чистого секса.

– Очень высокий, не меньше шести футов пяти дюймов. В плаще цвета мха с медной застежкой в форме головы оленя.

– Вы знаете, что здесь встречаются настоящие придурки? Надо было соглашаться на предложение проводить вас.

– Я могу сама о себе позаботиться.

– Что-то непохоже, – пробурчал Габриэль.

Я покраснела.

– Теперь буду ходить по людным улицам. Довольны?

Он мертвой хваткой вцепился в кружку.

– Сколько раз они вас ударили?

– Не помню. Кажется, несколько. Пнули ногой… Я уже упоминала, что сломала одному нос?

– Я хочу сегодня же вечером получить подробное описание всех троих. И если случайно встречу, то выбью из них все дерьмо.

– Ладно… – Я не ожидала, что он будет так опекать меня, ведь мы только познакомились. – Что ж, спасибо.

Несколько минут мы сидели в неловком молчании. Я боялась, что если мы продолжим тему, смогу ли я о себе позаботиться, то в конце концов я стукну собеседника кружкой.

К счастью, молчание прервала подошедшая блондинка-барменша. Расставляя блюда на столе, она улыбнулась Габриэлю. Ее улыбка наводила на мысль, что между ними явно что-то было и, возможно, будет еще. Его карие глаза встретились с ее глазами, и я почувствовала укол ревности.

Господи, да что со мной не так? Вчера ночью я вожделела какого-то психа, а теперь захотела полакомиться коллегой…

Я отвела взгляд и уставилась на еду на столе. От пирогов с хрустящей корочкой поднимались струйки пара. Когда барменша ушла, я вдохнула густой аромат, и у меня потекли слюнки. «Наверное, нужно наслаждаться этой чудесной едой, а не Габриэлем…»

Нет приправы лучше голода. Когда я голодна, могу с аппетитом лопать хоть сельдерей и чувствовать себя как в мишленовском ресторане. Но этот мясной пирог – с хрустящей корочкой и гарниром из картофельного пюре и густой подливкой – соблазнил бы меня в любом случае. Я надкусила корочку, жуя кусочек. Какой насыщенный вкус… Пирог просто таял во рту. Я едва не застонала.

– Боже, это восхитительно…

– Я же обещал, что будет вкусно, – сказал Габриэль. – Видите? Я из тех парней, которые держат слово.

Прозвучало это немного дерзко, но я была слишком занята едой и не ответила. Я заставляла себя жевать не торопясь, стараясь не проглотить весь пирог в три присеста, как того требовали вкусовые рецепторы. Отправила в рот пюре.

– Есть какие-нибудь подвижки со стишком? Как я понимаю, у нас два варианта. Если несуб – обычный псих, то стишок, скорее всего, бессмыслица. Набор случайных зарифмованных слов, которые ни к чему не приведут. Но если его можно расшифровать, это совсем другое дело… Значит, убийца действует по плану.

Габриэль покачал головой.

– У меня есть несколько версий, но ничего определенного. Если предположить, что это вообще хоть что-нибудь значит, то «кое-кто злой» может обозначать нашего убийцу. Но я сомневаюсь, что он считает себя прямо-таки злым.

Я кивнула.

– Большинство убийц так не считают. Они рационализируют свои преступления, рассматривая их как необходимость. Выпячивают отдельные черты своей личности. Например, доброту к посторонним людям или любовь к животным. Это помогает им оправдаться перед собой и обосновать убийства.

– Верно, – детектив Стюарт нахмурился. – Я не вижу смысла в психоанализе неадекватов, помешанных на убийствах. У них крыша съехала, вот и всё.

Я ткнула вилкой кусок мяса – возможно, чересчур яростно.

– Анализировать убийц – это моя работа.

– А, ну да… – он пренебрежительно взмахнул вилкой.

– Знаете что, – мои щеки вспыхнули от гнева, – вот я не стала бы рассказывать вам, что детектив – идиотская профессия.

– Вы правы, – Габриэль приподнял бровь. – Я вел себя как идиот. Приношу свои извинения.

– Извинения приняты. Но вы и сами анализируете убийцу. Вы предположили, что он не считает себя дьяволом, и это проницательно. Он может считать «злым» свое стремление убивать, но не самого себя. Может абстрагироваться от собственных преступлений или приписать их некой посторонней воображаемой сущности.

– Вроде Короля червей?

– Точно. Хотя непонятно, при чем медведь или королева.

Детектив отхлебнул из кружки.

– Королева и медведь… Звучит как название гей-бара.

– Остроумно. – Я подцепила еще один кусок мяса. – Вы не так просты, как притворяетесь. Заметно, как меняется ваш акцент – он то лондонский, то как у среднего класса, когда бормочете себе под нос… Когда вы думаете, что никто вас не слышит, цитируете Торо, но никогда не сделаете это при коллегах, правда?

– Вы к чему?

– Видела ваше резюме. У вас степень по истории в Кембридже. И вам не чуждо аналитическое мышление – гораздо в большей степени, чем можно судить по остроте про гей-бар.

– Ладно, – согласился детектив Стюарт. – Вы меня раскусили. На службе я стараюсь не выпячивать эту сторону. И вы правы, в свое время я начитался стихов.

– Хоть я и американка, Габриэль, не нужно для меня все упрощать.

– Договорились.

– А как вы перешли от изучения истории к службе в полиции?

– Моя мать, как и все консервативные еврейские мамы, всегда хотела, чтобы я стал врачом или адвокатом. Для еврейских мам это единственные достойные профессии. А отец хотел, чтобы я работал у него. У него один из лучших карибских ресторанов в городе. Разумеется, чисто инстинктивно я захотел разочаровать их обоих. И стал полицейским.

Я сделала глоток пива.

– А ваша консервативная мама знает, что вам нравится «выбивать из людей все дерьмо»?

– Не помню, чтобы я говорил при ней такую фразу, – Габриэль лукаво улыбнулся. Мне стало интересно, сколько раз его спрашивали о прошлом и сколько раз он использовал одну и ту же нелепую отмазку насчет разочарования родителей. – Я просто говорю ей, что наказываю людей шокером, когда они плохо себя ведут.