Такой беззащитный. Такой ранимый. Целиком и полностью зависимый от своей матери.

От человека, дающего ему… жизнь. От человека, решающего, сохранить эту самую

жизнь или уничтожить!

Телефон выпал из дрогнувшей руки. Уткнувшись лицом в мягкую подушку, я зарыдала в голос. Сейчас я отчётливо понимала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не причиню вреда своему… будущему ребенку. Не смогу. Да и не захочу. Вне зависимости от реакции Виктора, отца и Чернышёва. Спустя некоторое время, когда слезы иссякли, на губах расцвела чуть растерянная, немного смущенная улыбка. Я осторожно, с толикой трепета прикоснулась к низу живота, чувствуя жар, исходящий от моего тела.

— Привет. Прошептала нерешительно, пытаясь хоть как-то обозначить своё присутствие. Это я, твоя… будущая мама! Надеюсь, у тебя всё хорошо, и ты не голоден по моей вине. Извини, но я сегодня ничего не ела. Надеюсь, ты простишь меня?

Естественно, никто мне не ответил. Но внезапно на меня нахлынула необъяснимая эйфория. Незыблемая вера в успех окрыляла. Мне хотелось парить над облаками. Находясь в таком странном приподнятом состоянии, я приняла ещё одно, не менее важное решение — немедленно рассказать всё Чернышёву. И будь, что будет.

И с этими мыслями я провалилась в царство Морфея.

Несколько часов спустя…

Услышав звуки, которые издавались откуда-то снизу, открыла глаза. Посмотрела на часы час ночи…

Блин я весь день проспала!

И снова раздался грохот. Я быстро встала с кровати и побежала вниз. Но, то, что я увидела в гостиной, подвергло меня в шок. Растрёпанные и пиздец какие счастливые Чернышёв и отец, сидели на диване и допивали бутылку виски.

— Боже… только не дышите от вас за километр разит!

— Доченька…Улыбаясь проговорил отец, попытался встать и снова рухнул на диван.

— Да папочка… а ещё мне говоришь меньше пить!

Подошла ближе к отцу и помогла ему встать.

Ну пойдём папа тебе пора баюшки…

— Слушай Юль… Мы тут с Егором о вас поговорили, и я не против ваших отношений. Только детишек сейчас не делайте, тебе надо сначала отучиться, а потом и о детях подумать можно.

Поздно пап… как же ты поздно говоришь об этом…!

— Хорошо пап….

Довела отца до его комнаты, уложила в кровать, раздела его и укрыла одеялом. Вышла из его комнаты и снова направилась в гостиную за Чернышёвым.

Ну что родной теперь ты….Помогла ему встать, положила его руку себе на плечо.

Чёрт какой же ты тяжёлый! Но в ответ я ничего не услышала. С трудом дотащив Егора до его комнаты, уложила его в кровать. Как же ты не вовремя напился…

Сняла с Егора ботинки, пиджак и рубашку. Только расстегнула ему ремень, как Егор открыл глаза и тихо проговорил.

— Иди сюда малышка, хочу тебе кое-что сказать.

Не задумываясь о последствиях, я забралась на кровать и села возле Чернышёва.

Колючка поцелуй меня!

И пока я с расширенными глазами откровенно пялилась на Чернышёва, он взял меня за затылок и прижался губами к моим губам.

— Мгммм…Только и успела произнести, когда его губы впились мне в рот, а его рука сильнее сжала мои волосы. От этого поцелуя, в голове пусто, ни единой адекватной мысли. Егор опускает тёплую ладонь на мой живот, поглаживает его, задевая пальцами пупок, и опускается ниже. Преодолев барьер из моих джинс, бросает на меня вопросительный взгляд. Я дёргаюсь, пытаюсь отшатнуться, и он успокаивающе что-то шепчет мне на ухо. Странно, но это действует, хотя слов я почти не разбираю. Егор снимает мои джинсы итрусики,

касается чувствительной кожи. В глазах рябит.

— Егор мммм. Я опускаю руки ему на плечи, чтобы не упасть в пропасть под названием Чернышёв.

— Пиздец, какая ты влажная. Его голос довольный и хриплый…

Его пальцы утопают в моей влаге. Её много. Очень. Остаётся только кивнуть, потерявшись в ярких ощущениях. Чернышёв действует именно так, как мне нужно. Кружит вокруг клитора, ласкает, надавливает, гладит, а затем резко входит во влагалище пальцами.

— Егор… Прошу…Шепчу быстро, словно обезумев.

Чернышёва трясёт от возбуждения, и меня тоже. Мы будто на грани. Тянусь руками к его штанам на голых инстинктах. Уверенность тает, когда мои пальцы касаются его тёплой кожи и водят по телу.

Что. Я. Делаю?

Занервничав, хочу остановиться, но Егор сам снимает с себя штаны. Действует быстро, чтобы я не передумала. Его глаза такие же безумные и замутнённые, как и мои. Мы часто дышим, прижавшись влажными лбами, и не двигаемся бесконечное количество минут.

— Колючка я люблю тебя…

— Но… почему ты раньше мне об этом не сказал?

— Насколько мне помниться ты была яростным фанатиком Дёмина.

— Чернышёв блять!

— Твою мать Юль, у тебя разгон от милой зайки до жуткой стервы меньше полутора секунд. Помедленнее, а то я не успеваю за твоим настроением…

Легонько целую в губы, чтобы Чернышёв замолчал. Затем провожу рукой по коротким

жёстким волосам на затылке, задеваю затвердевшими сосками его грудь. Внутри меня зарождается что-то новое. Между ног становится горячо и влажно. Чувствую, как по внутренней стороне бедра стекают капли влаги, поэтому свожу ноги вместе и напрягаюсь всем телом. Егор нехотя отрывается от моих губ, смотрит в глаза, но теперь без тени улыбки, заведённый до чёртиков. Внушительная эрекция всё это время настойчиво упирается мне в живот.

Не бойся… я не сделаю тебе больно.

Кивнув, двигаюсь к изголовью кровати. Спустя секунду Чернышёв накрывает моё тело своим и вновь целует. Теперь без капли нежности: жадно, дерзко, голодно, будто никогдаи ни с кем не целовался. Егор нависает надо мной, опираясь на локти.

Какой он горячий, даже слишком.

Он целует шею, ключицы, не забывает провести губами за ухом. Опустившись к груди,

расстёгивает свит-шот и касается влажным языком вершины соска. Лижет, гладит, обводит круговыми движениями и, наконец, втягивает в себя. Я прогибаюсь в спине, издаю глухой стон и ёрзаю на простынях.

— Твою мать…Негромко ругается Чернышёв.

Его голос звучит будто в вакууме. Ласки тут же прекращаются. Я открываю глаза, фокусирую внимание на красивом мужественном лицеЧернышёва.

От лица Егора:

Всё не могу больше. Я хочу мою девочку, до одури хочу. Я уже готов кончить от её прекрасного вида подо мной и её сладких, негромких стонов. Сняв последний барьер, разделяющий меня и колючку, поцеловал её, и пальцами снова начал раздвигать адски мокрые складки, проникаю внутрь. В ушах звенит от того, как сильно я её хочу. Быть в ней. На ней. Под ней. Надавив на клитор, смотрю, как часто вздымается её упругая грудь. Ей мало пальцев — я это чувствую. Стоны становятся чаще, сопротивление исчезает вовсе. Колючка обнимает меня за шею и приоткрывает рот от удовольствия. От похоти, бьющей через край, мне сносит крышу. Я не могу не думать о том, что у Юли был Дёмин. Поэтому моментами перегибаю палку, особенно когда до красных пятен сжимаю её бёдра. На нежной чувствительной коже остаются яркие следы.

Я хочу вытрахать из неё всех, кто был до меня.

Напряжение в паху нарастает с каждой секундой молчания. Ощущение такое, будто я принял обет безбрачия и с тех пор ни разу ни к кому не прикоснулся. Но нет же. Были разные. Много. Но все были не такими даже близко. От запаха колючки дурею в момент. Желание оказаться в ней такое сильное, что я на хрен забываю о самоконтроле. Я раздвигаю половые губы и продолжаю медленно водить по ним пальцами. Очень плавно, проверяя собственную выдержку. В какой-то момент колючка сама стала насаживаться на мои пальцы, которымия снова и снова ласкал её клитор, то подводя её к краю, то специально оттягивая момент её разрядки. Резко вытащил пальцы и сменил их на язык. Я усилил давление языка и вижу, что колючка поплыла и размякла в моих руках. Начал щелкать языком по клитору, то ускоряя, то замедляя свой темп. Её тело стало дрожать, понял, что оргазм её близок.

Мммм… да… Егор… мммм….

Экстаз накрыл её волной всепоглощающего наслаждения. Восторг сравним был разве что, с полетом с парашюта. Её трясло, а я продолжал слизывать вытекающую из неё влагу.