Когда в четыре голоса мы грянули "Варяга", стало понятно, что таким вокальным талантам пропадать грех, и это великолепие должно стать достоянием общественности. Мы распахнули балкон, перетащили туда столик, кресла и продолжили банкет на свежем воздухе. Спев "Варяга" четыре раза, мы решили несколько расширить репертуар. Ничего кроме "Любо, братцы, любо" мы припомнить не смогли, и в момент развели тоску. При словах "а жена узнает - выйдет за другого", мы с Катериной прослезились, а строки "сердце мое смелое коршуны и вороны по полю разнесут" пробили даже бывалых, и Евгений Карлович разрыдался у бабули на груди. Так прошло некоторое время. Мы глубоко погрузились во вселенскую печаль, вспоминали былые потери, то, что и не вернешь никогда, и в тот момент, когда нам всем уж и жить не хотелось, Катерина вдруг затянула: "Все могут короли". Все начали ей подпевать, и вскоре воодушевление вновь охватило нас, и, раз все так здорово сложилось, мы решили исполнить еще и "Лица стерты, краски тусклы". Тут уж мы перепутали все куплеты, перезабыв слова, и наше отвратительное пение само собой сошло на нет.

Некоторое время мы еще сидели, бормоча себе под нос какие-то невнятные "терьям-терьярем-тем-терьям", но и это скоро прекратилось. Воцарилось глубокое молчание. Морфей принял нас в свои объятия. Безвольно раскинувшись, мы растекались киселем по креслам, только бабуле не было покоя:

- Дорогие мои, -провозгласила она, приветственно щурясь на восходящее солнце, - мне кажется, что нам с вами давно пора в постель.

- Мария, ты нас недооцениваешь, -с возмущением проснулся Евгений Карлович, - в наше время по трое суток из-за стола не вставали.

- И даже полное отсутствие на них еды и выпивки не считалось уважительной причиной, -ухмыльнулась бабуля.

- Правильно, -в один голос поддержали мы с Катериной бабулю, - совершенно правильно!!! Давно пора в постель!!!

- Катерина, -попытался горячо возразить Евгений Карлович, но бабуля оборвала его властно:

- Спать.

- Ну, как дамы пожелают, -миролюбиво пожал плечами Евгений Карлович, - спать, так спать…

Без сил мы поднялись из-за стола и нетвердой походкой направились в комнаты. Там, натыкаясь на острые углы, застревая в диванах, которые то так хорошо раскладывались, а то намертво зажимали нас в тиски, мы постелили себе, и, путаясь в пододеяльниках, обмотанные ими, как мумии фараона, провалились в сон.

Перед тем, как уснуть, я слышала, как Катерина судорожно роется в своей сумке. Ей вдруг срочно понадобился блеск для губ, и она жутко без него страдала. Я гаркнула на нее, она на короткое время затихла, но потом начала мучительно шарить вокруг в поисках какого-то лекарства с трудно выговариваемым названием. Далее Катерина искала: свой зонтик, носовой платок и вешалку, куда бы можно было пристроить свой шарф.

В следующий раз я проснулась от Катерининого бормотания на тему того, что куда-то запропастилась ее записная книжка, но мне было уже все равно, и я заснула сном младенца до утра.

Кто подставил нас с бабулей?

Трудно сказать, что утром нас тянуло на подвиги, скорее наоборот.

Даже бабуля не блистала бодростью, хотя утверждала, что все это скоро пройдет. Катерина заявила, что она сейчас умрет, и удалилась в душ на полтора часа. Я обреченно топила чаинки ложечкой в чашке, которую бабуля поставила передо мной. Один Евгений Карлович сиял свежестью и здоровьем, выполняя какие-то замысловатые упражнения в коридоре.

- Евгюша, -простонала бабуля, - и ты еще хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж! Да я же умру от комплекса неполноценности!

- Ерунда, Мария, -пыхтел Евгений Карлович, отжимаясь от пола на кулаках, - ерунда, это все сплошная видимость, а через пару недель ты бы убедилась, что замуж вышла за старую развалину.

- Тем более, -слабо изрекла бабуля, прикрывая глаза рукой, - одной старой развалины в семье вполне достаточно.

Евгений Карлович собрался что-то возразить, но тут произошел коронный выход Катерины из ванной. Это выглядело величественно до тех пор, пока она не споткнулась об отжимающегося Евгения Карловича. Катерина закричала страшным голосом и споро отпрыгнула куда-то вглубь коридора, а Евгений Карлович, как ни странно, сохранил олимпийское спокойствие.

- Наступить на гостя в этом доме считается хорошим тоном, -грустно заключил он и скрылся в душе.

Катерина смущенно прошествовала к нам с бабулей и уселась рядом со мной.

- Тяжко, -прошептала она голосом первых христианских мучеников. - Голова, что пивной котел, огромная и гудит.

- Вполне нормальная голова, -оглядела я Катерину со всех сторон. - А как пели-то вчера…

- Пели? -ужаснулась Катерина.

- Ну да, ты солировала… Горлопанила "Все могут короли"…

Катерина ничего не ответила, лишь уронила голову на свои ладони и страдальчески затихла.

- Девочки, -бабуля шлепнула перед нами две тарелки с омлетом, - Евгюша с утра позаботился о нас и приготовил завтрак. Глаза бы не смотрели… Может быть, кто-нибудь его все-таки съест?

- Ага, -покивала я, - кто-нибудь…

Солнечные лучи путались в ажурном тюле, и пение птиц лилось из открытого окна. Где-то далеко включилась и заорала сигнализация. Через минуту снова стало тихо - лишь птицы заливались во все горло. Тихо застрекотал холодильник. Я развлекала себя безумно полезным занятием: прилепляла ладони с растопыренными пальцами к клеенке и отлепляла их. Катерина с отвращением посмотрела на омлет.

- Эх, -сказала она, - жизнь-то какая пошла…

Бабуля хлебнула кофе и слегка ожила.

- Евгюша! -закричала она Евгению Карловичу, выпорхнувшему из ванной, - ты отвезешь нас на Кутузовский проспект?

- Непременно, -галантно ответил Евгений Карлович, прогарцевал на кухню, и налил себе кофе. - А зачем вам туда?

- Надо навестить одного знакомого, -таинственно ответила бабуля. - Конфиденциально.

- Понял, -пожал плечами Евгений Карлович и отправился приводить в порядок свой туалет, слегка потрепанный ночной коньячной баталией.

Я вопросительно посмотрела на бабулю. Та нетерпеливо отмахнулась от меня:

- Ну зачем Евгюше говорить про погром? Раскудахтается, как старая курица…