Жили-были как-то однажды две пуговицы близняшки. Да-да, именно пуговицы, хотя скорее не пуговицы, а пуговички, или вернее будет сказать пуговки. А близняшками их называли потому, что они были очень похожи друг на дружку. Ну, прямо один в один, тютелька в тютельку, вот как похожи. Впрочем, разница меж ними всё же была, их по-разному звали, одну Сашенька, а другую Машенька.

И, разумеется, их можно было легко перепутать, ведь обе они были одинаково маленькие, красивенькие, и даже цвета они были одного. Обе розовые с малиновым ободком и перламутровой юбочкой. Ну, то есть как с юбочкой, это они так её называли. На самом же деле просто одна часть пуговок, нижняя, была украшена перламутрово-малиновыми блёстками и походила на юбочку. Кстати, пуговки и выглядели, как ягодки малины, но только очень маленькие.

И такое строение пуговок являлось не случайным, ведь они предназначались для красочного, бального платья, какое в свою очередь было сшито из розового велюра с малиновым отливом. И принадлежало это платье маленькой, прелестной девочке с чудесным именем Даша. Ей же его заказали для будущего маскарадного карнавала, который всегда устраивался в это время года, иначе говоря, новогоднее торжество.

А надо отметить, что торжество это длилось не день и не два, а целых полторы недели, такой уж это был праздник. И вот по такому случаю Дашеньке сшили это замечательное платье, да и пуговки к нему подобрали подстать. Только вот пришиты они были не рядом, а в разных местах. Одну, ту, что звали Машенька, пришили на крохотный клапан небольшого кармашка, который находился на левой стороне прямо над сердечком, и предназначался для лёгкого шёлкового платочка или скромного цветочка. А вторая пуговка, Сашенька, была пришита сразу под горлышком на отвороте воротничка и нужна была, чтоб скреплять две половинки ажурной горловинки.

В общем, пуговки были на очень ответственных и важных местах, и обе они находились на самом виду. Вот потому-то и были они подобраны с такой тщательностью и таким прилежанием. Но что ещё немаловажно, обе они были пришиты на приличной высоте. Правда, Сашенька чуть выше, чем Машенька. И вот из-за такой, казалось бы, пустяшной разницы у них постоянно возникали споры. Прямо с того самого момента как их только поместили на платье, так они и начали спорить не умолкая. Однако споров их никто кроме них самих не слышал, ведь они же маленькие пуговки и голоски у них тоненькие, негромкие.

Вот и сегодня пуговки тоже намеривались поспорить. Как раз платье только что достали из шкафа и вывесили на всеобщее обозрение перед завтрашним первым выходом Дашеньки на карнавал. Его прикрепили на вешалке к одной из створок трельяжа, что стоял у окна в гостиной. И теперь вся Дашина семья любовалась им.

– Ох, и какое же оно у тебя красивое,… прямо как у принцессы!… – хлопнув от умиления в ладоши, нахваливала платье бабушка.

– Ну, это очень достойный наряд для такого праздника… – серьёзно высказал своё мнение папа.

– Лучшего цвета и фасона, и придумать нельзя,… ах, а как же гармонично на нём смотрятся пуговки,… вон как эффектно переливаются,… словно для этого платья и предназначены,… ах, мне бы такое, когда я была маленькой… – восхищённо проахала мама. И лишь Дашенька промолчала, она уже полностью была поглощена мыслями о завтрашнем карнавале. А меж тем пуговки, невзирая на все те похвалы, что сыпались в их адрес, опять принялись спорить.

– Вот я выше тебя пришита, значит, я главней и красивей тебя!… и это они про меня говорят, потому что я заметней тебя!… – гордо выставив вперёд свой малиновый бочок, заявила Сашенька. Она всегда первой начинала их споры.

– Ну и что, что я ниже тебя пришита,… я тоже не менее важна,… и без меня уже не было бы такого ансамбля,… а хвалили, кстати, нас обоих!… – отвечала ей Машенька.

– Нет, ты не права!… я всё равно отличаюсь от тебя, иначе бы ты была на моём месте,… а так, получается, выбрали меня, значит я краше и особенней тебя!… – продолжала воображать Сашенька.

– Ну что ты такое говоришь,… мы с тобой совершенно одинаковы,… да ты только посмотри в створку трельяжа напротив,… мы обе там отражаемся,… уж зеркало-то врать не будет,… вон ты на воротничке, а вон я пониже, на кармашке! Видишь, мы абсолютно неразличимы,… так что не задавайся!… – парировала Машенька, и они продолжили дальше спорить. И так до тех пор, пока не настал вечер, и не спустилась ночь. Ну а как полагается ночью все успокоились и легли спать. Заснули, конечно же, и пуговки, правда, так и не закончив свой вечный спор. Однако ночь не для всех время сна. В эту пору обычно из всевозможных щелей наружу выползают другие жители квартиры. Разные букашки, жучки и паучки. И поверьте мне, хоть их и не особо заметно, и водятся они не в каждом доме, но всё же они есть.

Вот и в Дашиной квартире водился один такой неприметный житель. И жил он как раз в гостиной под трельяжем. У него там было гнездо. Впрочем, не под самим трельяжем, а чуть сбоку под чугунной батареей центрального отопления. Это было очень удобное место. Зимой в стужу там было сухо, тепло и даже иногда жарко. А летом, в пекло, прохладно и свежо. Была и ещё одна немаловажная деталь. Наверху в окне прямо над батареей имелась форточка, и в неё летом постоянно залетали разные комары, мушки и прочая жужжащая мелюзга. И вот она-то, эта мелюзга, была объектом охоты этого ночного таинственного жителя квартиры. А им являлся ни кто иной, как мрачный паук с громким и пузатым прозвищем Бурдюк.

И прозвали его так, потому что от его крохотного тельца отходило жирное и огромное брюшко, напоминающее по форме мешок с требухой. И когда он бегал на всех своих восьми лапках, то оно волочилось за ним словно дорожная котомка утомлённого бродяги. Только у того она предназначалась для съестных припасов, а у паука Бурдюка для липкой и прочной паутины. И он не раз применял её, как для охоты на мелюзгу, так и для того, чтобы лазить, где ему вздумается. А уж лазить-то Бурдюк любил и делал это с удовольствием. Закинет, бывало, аркан из паутины на перекладину у батареи и по ней вверх карабкается. Потом на штору переберётся и так до самого потолка. А затем и по нему бегать принимается. А чтоб вниз не сорваться, да не упасть, паутиной страхуется. Одним словом любил он повсюду полазить.

Вот и сейчас он тоже вышел на ночную прогулку полазить. Поразмяться, так сказать. Походить посмотреть, где что новенькое да интересненькое появилось. Уж очень любопытным был Бурдюк. Впрочем, все пауки такие. И он не был исключением. И только он выбрался из своего гнезда как ему на глаза, а у него их целых восемь, сразу попалось новое Дашино платье. Ну, ещё бы не попалось, ведь оно прямо над ним висело.

– Ого!… Вот это да,… ну, надо же какая красота… – задрав голову вверх, смачно просипел Бурдюк, – надо бы слазить на него да получше рассмотреть,… уж больно необычной расцветки платье!… Такого малинового цвета я давно не встречал… – деловито добавил он, и, перекинув паутину на трельяж, стал взбираться наверх. А надо сказать, что Бурдюк помимо того что был любопытным, был ещё и поклонником всего красочного и блестящего. А вот эта черта его характера была совершенно не присуща паукам. Хотя чего только в природе не случается.

Обычно это вороны да галки, как увидят что-нибудь красивое да блестящее, так сразу и тянут к себе в гнездо. А тут паук обладал такими повадками. И у него за батареей в гнезде скопилось много всего подобного. Здесь были и золотинки от конфеток, и маленький осколок от чашки, которую когда-то разбила Даша, и кусочек бисера от наконечника старой булавки, и даже глянцевый обрывок от журнала мод, что выписывала мама. И как уж Бурдюк его оторвал и притащил к себе в гнездо никому неизвестно, просто загадка какая-то. И вот этакий любитель всего блестящего и красивого взбирался теперь по трельяжу на платье. Преодолев половину пути, Бурдюк остановился и стал пристально вглядываться в крохотный светлый блик поигрывающий наверху.