– Гаррисон, присядьте, обсудим ещё кое-что. А вам всего доброго, Отец.

Отец молча вышел из дома Надзирателя, не попрощавшись.

– Зачем вы согласились? – спросил Гаррисон.

– Думаешь, этот моралист всё погубит? А мне кажется, что у фанатиков, сознательно отказывающихся от насилия, никогда ничего не получится. Видел таких на венерианской службе. Моралисты всюду бегают, как неприкаянные, наседают своим судом и речью, а кто бы к ним прислушался… Кстати, ты читал его биографию? Пренеприятное чтиво!

– А вы не думали, что он способен воздействовать на вас способностями? Что, если он внушит мысль? Или, в крайнем случае, прикажет мне… – опасливо спросил Гаррисон.

Надзиратель усмехнулся.

– Это невозможно. Им запрещено мозгокрутить администрацию. Готов поспорить, на генетическом уровне.

Гаррисон облегченно вздохнул.

Через полгода на Катангу прилетел корабль без регистрации. Дабы избавиться от юридических неловкостей, сделку совершили на аварийной площадке: отчёт, отправленный на Землю, содержал сообщение о спасении шестерых женщин, изъявивших желание остаться в колонии. Гаррисон зачем-то козырнул контрабандисту и принял живой груз, оплатив согласно договору – половина никеля, добытого за последние 36 месяцев, вкатилась в темное нутро грузового отсека.

8

После энной попытки заработали автозаводы. Рой машин вгрызался в горы и топкую землю, извлекал руду и вёз в гигантские мобильные домны. Шагоходы иногда тонули в болоте, вязнув своими треногами.

В сумрачном небе Катанги стали появляться черные, грязные от копоти и пыли, тучи. Манты, безраздельно правившие до человека в воздухе, куда-то спрятались и больше не появлялись.

Склады ломились металлическими чушками. Надзиратель молча отбирал часть для себя, часть для сделок с местными странствующими торговцами, часть отправлял в Терра-Империум. Из столицы, едва получившей первый груз с Катанги, пришло сообщение с поздравлением: «Отныне вы часть большой Семьи! Так держать. Необходимо увеличить производство на 100 процентов»

Тихо воровали колонисты, чтобы было чем поторговать с залетными барыгами. Джон и Каспер тоже стали несунами – сделав тайный лаз, копили урановые капсюли и никелевые слитки, надеясь увезти с собой хоть что-то после каторги.

Чтобы избавиться от топкой тундры, континент Катанги, где располагалась колония, с маниакальным упорством сушили: строили дренажи и адсорбировали серной кислотой воздух; планета, и без того недружелюбная, год за годом уродствовала, превращалась в пустыню, где изредка шел дождь с запахом тухлятины.

Когда привезли шестерых женщин, их на собрании распределили по хороводам – так колонисты обозвали собственные коллективы. Почти все работали вахтой, кто в горах, кто на факториях, кто на экстракторных полях, и между ними закладывались более прочные связи, чем с остальными. Рассеченные так и говорили друг другу: «Поехал хороводить!»

Отец говорил, что их занятия с несчастными – грязь страшнейшая, что они пусть и каторжанки, но люди в первом значении, однако ему в ответ лишь улюлюкали.

Поначалу женщины яростно сопротивлялись, бежали в топкие болота, либо в космопорт, где их впервые встретили. Надзиратель без обиняков сказал им, что «так лучше». Для утешения он добавил:

– Из столицы мне обещали предоставить вам освобождение как только отслужите каторгу на Катанге. Я отправил ваши генетические ключи. Давайте поможем друг другу! Десять лет, и чистый генетический ключ, безо всякого упоминания про каторгу и уголовное преследование, в ваших руках. Представьте! – Надзиратель взмахнул ладошками, изобразив бабочку. – Вспорхнете свободными на первом корабле до ближайшей обитаемой системы.

Осознав, что никто не придёт на помощь, а из постоянных гостей колонии будут только автономные грузовые шаттлы, контрабандисты и работорговцы, они тихо смирились со своей судьбой.

9

В девятый год рождения колонии погиб Надзиратель. Напившись бренди из своих неиссякающих запасов, он вышел во двор с промышленным рельсотроном и принялся мстить за проклятую жизнь на проклятой планете. Каторжане разбежались, как мыши, по всей округе; Джон, возвращавшийся с очередного хоровода, заметил, что Надзиратель побежал в дикие земли.

Останки нашлись быстро. Каспер, полысевший и подичавший от усердия на производстве, запугивал колонию байкой про ляо, обитавшие в ближайших горах.

– Такую кучу может высрать только ляо! Один раз ползу, значит, с фактории, весь грязный, в биомассе, и тут из валуна на меня выпрыгивает ляо. Как наш косолапый, земной который. А вы мне не верили, ага! Погляди-ка, даже часики наручные видны в куче, – смеялся Каспер, тыча пальцем в кучу экскрементов.

– О господи, – произнес Гаррисон волнующе. Ему причудилось, что власть, оставшаяся в экскрементах катанганского хищника, манит, просит поглотить всю без остатка, ни с кем не поделившись.

– Не произноси всуе, – Отец повесил винтовку за плечо. Обернувшись, он посмотрел на посёлок, где горел свет в окошках и мерцала лазерная ограда. Хоромный дом сгинувшего Надзирателя подсвечивая, как ёлка в гирлянде. Несмотря на светлую ночь, всё вокруг колонии почернело, как головешка, словно планету поразила болезнь и её иммунитет отчаянно сражался, рисовал границы смерти для выживших. Отцу мерещилось, что с ним разговаривает планета: «Смотри, человек! Твой труд мне не нужен, твой труд гибелен для всего живого; куда бы не ступила твоя нога, она принесет на своей подошве несчастье и морок, и всё придется сжечь дотла, чтобы попытаться начать. Что же делает твоя рука, как не грабит и не ломает? Весь твой род сплошной обман, сплошная эксплуатация, сплошная глупость. Я отвергаю твой мир».

Четверо помолчали, стоя у кучи.

– Отец, что же делать? – спросил Гаррисон.

– Похороним завтра. Напиши отчёт. Нам нужен новый надзиратель.

– А может?.. – Гаррисон постеснялся сделать предложение возле погибшего начальника.

Отец на него долго глядел из-под капюшона, вздохнул и приказал двигаться домой. В пути Гаррисон шел сзади, видимо, обидевшись, что он по своей трусости и стеснительности так и не воспользовался шансом.

Хиндли почувствовал, как к его плечу прикоснулись.

– Отец? – спросил он.

– Хочу с тобой поговорить. Со мной делятся тайнами, но то, что я обнаружил, не было услышано в баре, оно было замечено мной лично. Джон, ты не участвуешь в этой мерзости с женщинами, избегаешь компании с ними. Скажи, почему?

Хиндли подбирал слова.

– У меня дома жена осталась.

– Вот оно как. Ну, не сказать, что я не догадывался… Девять лет прошло, конечно.

Добравшись до поселка, Отец рассказал Джону сегодняшнее открытие.

– Пока все бегали в поисках Надзирателя, я позволил себе поискать в его терминале. Думалось, что мистер Купер оставил бы предсмертное письмо на такой случай. Но мне не суждено было его найти. Зато оказалось, что сегодня он получил отказ на свой рапорт о возвращении на Землю. Конечно, неправильно такие вещи обсуждать…

Джон пожал плечами.

– Он погиб.

– Это да… Кстати, в терминале есть ещё кое-что важное. Пошли, покажу.

Они прошли внутрь дома. В отличие от казарм, где пластик уже желтел и покрывался трещинами, здесь было свежо и чисто. Надзирателя давно за глаза стали обзывать Хапугой.

– Не читал, – предупредил Отец. – Прошу. Я оставлю тебя наедине.

Джон подошел к монитору.

Совершенно внезапно из столицы пришел ответ на прошение Джона о помиловании. Когда он писал такое прошение? Годы шли, и время, как поток воды, смыло воспоминания об офицерской жизни, блестящей карьере, головокружительных возможностях и прекрасном будущем.

В ответе говорилось, что его просьба удовлетворена: отныне он вольный катангопашец, а не каторжанин; вся судимость погашена, без права, однако, на восстановление военного чина.

«Вы просили обратиться к госпоже Хиндли с соответствующим пожеланием присоединиться. К сожалению, поиски человека затянулись по причине смены фамилии на Вульфстронг. Госпожа Вульфстронг подала на развод 2 декабря 2540 года, в соответствии с установленной формой. Согласно закону, присутствие лица, отправленного на каторгу, в суде не является обязательным условием. Приятного времяпровождения на Катанге!»