– До дороги, которую хотя бы маломальской дорогой можно назвать, пять километров. А до райцентра – сто семьдесят километров. А оттуда до города – триста километров. Вот и считай: почти пол тысячи километров, вот куда ты забрался…

– Что за расстояния? Такого не может быть… и вообще, никакого палева не может быть…

– Ну, значит тебя отравили…

– Что?! Меня?! Кто?! Бред какой-то… кому это надо? Он встал. – Короче, я ухожу.

Несмотря на слабость, он удивительно быстро обулся, схватил пуховик и направился к двери.

– Эй, ты, «подарок новогодний», стой! Куда пошел? Хочешь, чтобы я за тебя отвечала? Нет уж, спасибо, хватит мне уже…

Он с силой толкнул дверь и вышел на улицу. Свежий воздух чуть не сбил с ног. Уже темнело, вокруг плотной стеной виднелся лишь лес, да забор вокруг дома.

Она схватила его и силой втянула в дом. Он удивился, почувствовав ее необыкновенную силу. Уже дома попытался оттолкнуть эту чужую женщину, но тут же оказался на том же старом дерматиновом диванчике, где и лежал прежде. Кажется, он упал на него, но даже не понял, как это она могла сделать, только подсечку почувствовал.

– Лежать, я сказала! Не хватало еще, чтобы замерз под забором.

Он выругался от бессилия и от неизвестности.

– Кто ты? – закричал он. – Кто тебя нанял?

Она тяжело вздохнула и села напротив. – Бредишь, наверное, как тебе еще объяснить… нет у нас тут транспорта, дороги почти нет, телефона нет. Давно просим у районного начальства, а нам не проводят – бесперспективные мы. Как леспромхоз прикрыли, так и всё: отрезали нас от цивилизации. Баба Катя не уехала, потому что корнями тут вросла, ее уже не выкорчевать. Пономаревы тоже пожилые, некуда им ехать. Ну а я… это домишко деда с бабушкой… приехала сюда осенью… надо мне пожить.

Она подошла ближе, села совсем рядом. – Как звать-то?

– Александр Олегович.

– Молодой еще для отчества, ну ладно, так и буду звать. До утра потерпи, выспаться тебе надо, сил набраться.

– Свет включи, – попросил он, – темно совсем.

Она снова вздохнула. – Пурга была накануне, нет света, здесь часто порыв бывает, я сейчас лампу керосиновую зажгу, в кладовке нашла на всякий случай.

– Завтра-то наладят?

– Ой, вряд ли. Сюда и не проехать, да и новый год скоро, сколь там осталось, недели две…

– Десять дней осталось, – подсказал Зубарев, вспомнив, что у него еще много дел незавершенных.

– Ну, вот, через десять дней наступит двухтысячный год. – На ее белом лице появилась печаль и задумчивость. – Ты уж извини, что на «ты» сразу, не до церемоний было…

– Извиняю. Как тебя звать?

– Снежана… Сергеевна.

Плечи его затряслись, он прикрыл глаза, стараясь сдержаться от нервного смеха. – Вот это я попал… она еще и Снежана, ну точно «снежная баба».

Глава 2

– Ладно, главное ночь пережить, а утром решим вопрос, – он протянул руку, чтобы достать кружку с водой, которая стояла на табурете, – слышь, хозяйка, я говорю: до утра тут у тебя останусь, а завтра найду способ выбраться, ну и за временное гостеприимство отблагодарю, оставь адрес, куда деньги прислать.

Она стояла к нему спиной у старенького буфета, на котором виднелись потертости и сколы, видимо, много лет служил он бывшим хозяевам. Отложив полотенце, повернулась. – Ты сначала выберись отсюда, а потом деньги сулить будешь…

– Не понял… чего «солить»…

– Да уж, видно только офисный язык знаешь, только приказы отдавать, да деньги обещать… слушай, Александр Олегович, вроде все обговорили, все выяснили, битый час тебе объясняла, что тупик у нас тут. Дальше – тайга на сотни километров. А до райцентра и до города нет транспорта. – Она подошла к двустворчатому шкафу, такому же старенькому, как и буфет, открыла его и достала с самого верха одеяло и положила на диван. – На вот укройся, а то ночью прохладно будет, пока там утром растоплю. И ведро в сенях стоит… так что на улицу нечего выскакивать, а то простудишься.

Речь хозяйки дома охладила пыл Зубарева, он снова сник, почувствовав себя пленником этого скромного жилища, где каждая вещь уже немало лет послужила бывшим хозяевам. У окна стоял стол, застеленный пестрой клеенкой, а на столе подрагивал огонек керосинки.

Зубарев поежился. Но не от холода, а от самой ситуации. После ярких огней города, светлого офиса – оказаться здесь, в забытом властями таежном углу, это почти такой же удар, как и само отравление.

А то, что его отравили, Зубарев уже не сомневался. Он не был любителем напитков, даже в студенчестве ограничивал себя, зная меру. Но при этом всегда был компанейским парнем, собирая вокруг себя друзей.

Валерка Куликов не отличался тягой к знаниям, да и способностями не блистал. Зато он умел выбирать друзей, и почему-то как будто «прилип» к Зубареву, поддакивая ему, восхищаясь им, а когда нужна помощь, знал, что Зубарев поможет и защитит.

«Везунчик ты, Саня», – говорил Валерка, когда Зубарев открыл свое первое дело, занявшись жевательной резинкой. Вроде мелочь… какая там прибыль, но Александр не гнушался даже мелкими заработками, уперто шел к своей цели. Он и личную жизнь отодвинул на задворки, подчинив себя будущему делу.

«Зубарев, неужели в наше время чистеньким вышел?» – удивлялись бывшие однокурсники, заметив, как твердо стоит на ногах, имея к тридцати годам свой офис и небольшой коллектив. – «Что, даже ничего не украл?» – злорадствовали завистники.

И только Валерка яростно сжимал кулаки и готов был кинуться в драку за своего товарища. Александр и на работу его взял, скорей из-за преданности ему. Хотя отец, когда еще был жив, говорил: «Не доверяйся тем, кто в рот тебе заглядывает, могут и кусок вырвать».

Вообще Зубарев был благодарен отцу во многом. Это он, тогда еще директор кирпичного завода, не разворовал, а сохранил производство, хотя посягали на него не раз с приходом перестройки. Денег совершенно не хватало, платить зарплату было нечем, только кирпичами и рассчитывались. А на стол-то вместо еды кирпич не поставишь… ну, если только продать кому.

Когда ему дали понять, что завод уже никому не нужен и помощи не будет, оставшийся коллектив уволился, и отец Александра ушел, как капитан корабля, последним. А через год умер.

Предприятие буквально растащили по кирпичику, оставив стены, да крышу. И Александр, встав на ноги, оформил почти разрушенный завод на себя. Ему открыто говорили, что такой обузой он разрушит свой бизнес. И что уж лучше продавать ксероксы, которые у него уходили влет, чем тащить на себе руины предприятия.

Но Зубарев, и в память об отце, и в стремлении наладить дело по специальности (так-то факультет гражданского строительства в политехническим окончил) взвалил на себя остатки предприятия, на котором не было уже ни одного человека, но была надежда, что строительный материал будет востребован, как только поднимутся строительные компании.

_________

За окном было темно и тихо. Хозяйка затушила керосинку и ушла в крохотную комнатку, на дверях которой висела ситцевая занавеска.

– Спокойной ночи, – сказала она, – будет худо, зови.

Он тоже пожелал спокойной ночи и попытался уснуть. Но перед глазами стояло кафе, в котором они праздновали подписание договора с периферией (у Зубарева были фирмы и в соседних небольших городах). Потом Валерка напомнил, что утром едут на турбазу и что он заедет за ним.

По дороге, кажется, что-то пили, но немного. И вообще, Зубарев хорошо помнил, что выехали за город и ни в какой район не собирались ехать, тем более это очень далеко. Отлучаться перед новым годом на такие расстояния он совершенно не собирался.

Что было потом – не помнит. Можно предположить, что его просто развезло, но при таких малых количествах выпитого этого не должно быть.

– Ладно, разберусь, – прошептал он, – завтра надо выбираться из этой норы. – И это желание было столь оптимистичным, что вселило в него надежду и даже придало силы. С этими мыслями он уснул.

_________

Проснулся от яркого света. «Электричество дали», – подумал он и оглядел комнату. Но свет шел через окно – от белого снега. В доме никого не было, и Зубарева охватило беспокойство. «Странная она, – вспомнил он хозяйку дома, – молодая еще, а живет тут одна… натворила, наверное, чего-нибудь вот и прячется. А может, наняли? – осенило Зубарева. Он приподнялся, голова немного кружилась. Попытался дойти до умывальника – получилось.