В маленькой комнате, задуманной несколько лет назад как детская, гулко тикали настенные механические часы, напоминая Лизе о том, что время её жизни неумолимо тает, приближая последний день. Тик-так, тик-так, тик-так… Врачи дали три месяца. Значит, май, июнь и июль. А в августе она перестанет воспринимать реальность, будет неподвижно лежать в той же комнате, обколотая морфием и не узнающая знакомых лиц. Любому нормальному человеку захотелось бы остановить эти часы, разломать их на шестерёнки и сжечь в жарком огне. Но Лизе нравилось слушать их мерный ход. В конце концов, часы отмеряли жизни всех, кто их слышал. Просто кому-то судьба отвела несколько лет больше, а кому-то меньше.

На днях совершенно случайно она подслушала разговор своего супруга, Артёма, с прикреплённой к ней медицинской сестрой. Они говорили о Швейцарии и об эвтаназии. Переживали, бедненькие, за Лизу, но ей до сих пор сказать о таком не решались. Нет-нет. Неужели она пойдёт на это? Ни за что! Хоть и не была Лиза человеком по-настоящему религиозным, но самоубийство в её представлении всё равно казалось делом богопротивным. Она выдержит всё это, она донесёт свой крест до конца. Дитилин, сульфат магния, листенон… Она помнила, из чего может состоять эта убийственная смесь, которую применяют при эвтаназии – сама когда-то училась на фармацевта. На третьем курсе и познакомилась с Артёмом. Он в то время уже заканчивал институт. Роман их был недолгим, бурным и как-то слишком уж быстро закончившимся скоропостижной свадьбой.

Артём всегда мечтал о своём собственном бизнесе, намеревался создать фармацевтическую компанию, после свадьбы постоянно только об этом и говорил. И не только говорил, но и предпринимал к осуществлению своей мечты вполне осязаемые действия. Лиза во всём старалась его поддержать. Потом случилась беременность. И это совпало с тем, что на Артёма со всех сторон начали давить конкуренты, почувствовав в нём реального соперника. Времена были лихие, а способы убеждения такие, что приходилось в прямом смысле слова воевать. Лиза много переживала. Мечта её об изобретении чудодейственных препаратов, способных побороть самые страшные из болезней, столкнулась с реальностью, которой такие препараты оказались совсем не нужны. Этим рынком, как и любым другим, правило желание заработать, а вовсе не победить болезни. Она взяла академический отпуск перед последним курсом, стараясь уменьшить нагрузку на организм. Но это не помогло – случился выкидыш, а потом прозвучал страшный диагноз доктора:

– К сожалению, Елизавета Петровна, вы больше не сможете иметь детей.

А ведь они уже закончили строить небольшой домик на побережье и обставили детскую, гадая, какого цвета клеить обои.

Потом пронеслись четыре года кошмара. Артём выстоял. Бизнес его быстрыми темпами пошёл в гору. Но отношения их как-то увяли, становясь с каждым месяцем всё более и более формальными. Институт Лиза так и не закончила, поработала какое-то время в лаборатории у супруга, а потом неожиданно на одном из обследований в открытой Артёмом клинике услышала и этот вердикт – рак в последней стадии. Май, июнь, июль… И детская превратилась в хоспис. Повсюду пахло лекарствами, и от этого запаха воздух казался густым и неподвижным, словно кисель. Он лежала, с лицом укутавшись в одеяло, и тяжело дышала, вслушиваясь в тиканье часов. Думалось, что кроме этого звука в мире больше ничего нет.

В дверь постучали.

Лиза встрепенулась, высунула из-под одеяла голову и негромко сказала:

– Входите.

В комнату вошёл Андрей, младший брат мужа, живший с ними в одном доме.

– Марины сегодня не будет, – сказал он, на секунду взглянув на Лизу и тут же опустив глаза. – И завтра тоже.

– Хорошо, – сказала Лиза. – Ты ещё что-то хотел сказать?

– Да. – Андрей снова на неё посмотрел. – Если нужно чего, скажи, я сделаю.

– Да нет, Андрюш, – постаралась улыбнуться Лиза. – Я же пока ещё не умираю. Сама справлюсь. Может быть, прогуляюсь на пристань. Хочешь составить мне компанию?

– Да, – коротко ответил Андрей. – На море сейчас хорошо.

Андрей был очень славным парнем. Поначалу Артём долго скрывал от Лизы его существование, узнала она о нём только на свадьбе. Будучи младше своего брата на шесть лет, Андрей всю жизнь являлся предметом его заботы, поскольку родители их умерли довольно рано. Дело в том, что был младший брат несколько аутичным, никогда не понимал, что думают и чувствуют в конкретный момент другие люди. Синдром Аспергера, так говорили врачи. Он не знал, что следует говорить собеседнику в той или иной ситуации. В юности посреди серьёзного разговора он мог вспомнить неуместный анекдот, а посреди веселья, напротив, заговорить о чём-то печальном. Цепочка ассоциаций от увиденного или услышанного им развивалась стремительно, так что он терял промежуточные звенья, останавливаясь на самой последней мысли, на которой заставала его необходимость что-то сказать. Осознав однажды, что говорит чаще всего невпопад, он стал всё больше молчать, боясь показаться глупым. Однако глупым он не был нисколько, хорошо закончил обычную школу и даже поступил в строительный институт, мечтая стать архитектором. Страсть к строительству у него была с детства, начиная с примитивных конструкторов и деревянных моделей. И в этом он проявлял несомненный талант. Этот домик на побережье строили по его проекту и под его непосредственным руководством. При организации таких работ Андрей забывал и о своём страхе сказать что-нибудь невпопад, и о своём неумении угадывать чувства других. Дело своё он знал и был уверен в себе на все сто. Дом получился великолепным в своей простоте и в своём удобстве. Как архитектора Андрея ценили и прочили ему большое будущее.

Когда молодой человек вышел, Лиза вылезла из-под одеяла, приняла положенные по расписанию лекарства, умылась и привела себя в порядок.

На веранде её уже ожидал Андрей.

Погода и в самом деле выдалась превосходной: воздух был прозрачен до самого горизонта, с громкими криками крачек и с чарующим шелестом медленно набегавших волн. Справа и слева подковой огибали залив невысокие скалы. Место для строительства дома Андрей выбрал чудесное – не нужно было сооружать даже заборов, естественный ландшафт защищал жилище со всех сторон и от ветра, и от незваных гостей. Имелся даже свой собственный миниатюрный причал, у которого пришвартованы были деревянная лодка и небольшой катер. Сам дом располагался на скалистом подъёме, от него вела вверх крутая, широкая лестница, вырезанная прямо в камне. На плоской вершине этого подъёма разместились гараж, хозяйственные пристройки и два домика для гостей.

– Может, на лодке покатаемся? – предложила Андрею Лиза, когда они подошли к причалу.

– Если хочешь, – ответил тот.

– Ветра нет, – добавила девушка. – Посмотри какая гладь. Красота.

Они сели в лодку, и Андрей стал грести. Мускулы напрягались под его футболкой, и Лизе показалось, что от этого Андрей смущается ещё больше, замечая, что девушка внимательно рассматривает его фигуру.

– Слушай, – сказала Лиза, когда они уже выбрались за подкову и завернули вправо, к песчаной косе. – У меня тут одна мысль возникла. Я хочу поделиться с тобой. К тому же, если Артём согласится, то понадобится твоя помощь.

Андрей кивнул.

– Ты ведь знаешь, я всё детство своё и юность провела в деревне у деда. Он егерем у меня был и знахарствовал ещё, к нему со всей округи за травками прибегали.

– Нет, не знал, – покачал головой Андрей.

– Разве? Значит, Артём тебе не рассказывал?

– Нет.

– У меня ведь оттуда эта тяга к фармацевтике. Он научил меня разбираться в травах. Годам к шестнадцати я уже собственные зелья изобретала. А когда школу закончила, то дед сам настоял на том, чтобы я в столицу уехала и поступила в институт. Все сбережения свои на меня потратил.

– Хороший у тебя дед, – промолвил Андрей. – Он ещё жив?

– Да нет, что ты. Когда я уезжала, ему уже семьдесят было. Крепким он, конечно, казался для своих лет. Но в одиночестве как-то сник весь. Я, когда первый раз на каникулы приехала, даже не узнала его, настолько он похудел и изменился. Я хотела остаться, чтобы позаботиться о нём, пока на ноги не встанет, но он категорически отказался. Ты, Веточка, сказал он, обрадуешь старика, если мечту свою в жизнь воплотишь. А твоя мечта – это и моя тоже. А здесь ты тоску на меня нагонять будешь, корить я себя стану за то, что в люди тебя не вывел, и от тоски такой помру только быстрее. И я понимала, что так оно, скорее всего, и будет, как дед сказал. Поэтому уехала, хоть и тяжело было на сердце. А до следующих каникул дед так и не дожил.