Я оглядела всю студию, пытаясь соотнести имена с лицами. С кем-то я была знакома уже несколько недель, но остальных членов съемочной группы видела впервые. Стэн, наш оператор-постановщик, скрючился за камерой на тележке в ожидании отмашки от Скотта и Зандера, совещавшихся за видеомонитором.

Зандер надел свою бейсболку задом наперед и сидел на режиссерском кресле, на тканевой спинке которого было напечатано “Зандер”. Разумеется, наш производственный отдел вписал его в бюджет – как и такие же кресла, на которых было напечатано “Хьюго” и “Сильвия”. Я уселась на “Сильвию”, поерзала на тканевом сиденье. С самого детства режиссерские кресла казались мне пугающе неустойчивыми; я всегда думала, что подо мной такое подломится.

Хьюго пока что нигде видно не было.

Зандер и Скотт договорили. Скотт громко сказал:

– Так, внимание! Тишина на площадке!

Случайные разговорчики, начатые членами съемочной группы, чтобы убить время (“Ты раньше с этими ребятами работал?”, “Что у тебя после этого в планах?”), стихли. Над освещенным местом – ненастоящей гостиной, где Холли глядела в ненастоящее окно, – повисла полная тишина.

– Все по местам! – крикнул Скотт.

Холли поднесла к уху бутафорскую телефонную трубку. Карлос, микрофонный оператор, поднял микрофон высоко над ее головой.

– И-и-и-и-и… звук, – сказал Скотт.

– Звук пошел! – крикнул Карлос, давая понять, что звук пишется.

– Камера, – сказал Скотт.

– Работает. – Стэн за камерой начал снимать.

– Маркер, – распорядился Скотт.

Чэс, наш второй ассистент оператора, сунул в камеру хлопушку-нумератор.

– Сцена пятнадцатая, А, дубль первый, – сказал он и ударил хлопушкой.

Все задержали дыхание.

– Приготовились. И-и-и-и-и… Мотор.

Стэн и тележка с камерой по плавной дуге двинулись к Холли. Камера тоже – наездом. Несколькими секундами раньше Холли уже придала своему лицу встревоженное выражение. Брови нахмурились, большие голубые глаза излучали беспокойство; она взялась за занавеску и посмотрела в окно.

– Кто это? – сказала она по телефону.

На площадке мы слышали односторонний разговор, потому что реплики злодея должны были записать и добавить потом, на постпроизводстве. Холли одна произносила свои реплики после пауз, и это имело мало общего с нервной сценой, получившейся в фильме, где музыка и звуковой дизайн подчеркивают напряжение.

– Вы знали моего мужа? – от любопытства голос Холли сделался резче.

Камера продолжала наезжать на ее лицо, и кадр закончился крупным планом.

Она отвернулась от окна к камере.

– Думаю, вам лучше никогда больше сюда не звонить.

Третью реплику она произнесла как отрезала: молодая женщина, пытающаяся говорить смело и решительно. Но на самом деле она тряслась от страха. Каждый зритель понял бы, что с этого звонка Кэти Филипс начинает грозить опасность. (В первую очередь потому, что от фильма прошло всего тринадцать минут.)

– И-и-и-и-и… стоп. Снято, – сказал Скотт.

Все расслабились. Карлос опустил микрофон. Холли придала своему лицу безразличное выражение.

– Хорошо получилось, хорошо, – сказал всем Скотт. – Давайте-ка еще несколько дублей сделаем. На исходные.

Зандер добавил:

– Холли, может быть, теперь чуть больше стали в голосе.

Да ну на хер, подумала я. Мое терпение лопалось. Поразительно, что настолько творческое дело, как кинематография, на площадке сводится к такому технически выверенному и скучному процессу.

Я соскочила с кресла Сильвии, кивнула Зандеру, проходя мимо него. В ответ он чуть приподнял подбородок. Обычное дело.

Выйдя из студии на ослепительный солнечный свет, я в ту же секунду увидела, что ко мне направляется Хьюго, а рядом с ним – сотрудники пресс-службы; он вовсю расточал на них свое британское обаяние.

Подойдя ко мне, он улыбнулся еще шире.

– Сара, Сара, как я рад тебя видеть, – сказал Хьюго. – Ты знакома с нашей пресс-командой?

Разумеется, я была с ней знакома. Я ее наняла. Я скрыла раздражение и просияла:

– Дженна, как приятно снова тебя видеть.

– Нам не терпится начать, – заговорила Дженна. Такое нетерпение все киношные пресс-агенты, кажется, испытывают по умолчанию, но я разделила ее энтузиазм; она представила мне группу, занимающуюся закадровым материалом.

– Как вообще дела? – сердечно спросил Хьюго, улыбаясь зелеными глазами. – Скверно ты поступила. Рановато в пятницу с вечеринки ушла.

– Правда? – спросила я.

В три часа ночи те немногие, кто оставались в его номере в “Мармоне”, вывалились за дверь. Я помнила, что Хьюго предлагал мне задержаться и выпить по последней, но… я не была готова оказаться наедине с ним в спальне поздней ночью, не была готова к неизбежному выводу, который можно было бы из этого сделать.

– Да, очень жаль, – продолжил Хьюго.

Я взглянула на него лукаво. Значит, изображать мне инженю.

– Хьюго, я впервые в Лос-Анджелесе. Мне целый мир открыть предстоит.

– Слушайте, я что придумала, – подала голос Дженна. – Давайте-ка мы запишем, как вы в первый день съемок в камеру говорите.

– Чего? – в ужасе спросила я.

– Превосходная мысль, – сказал Хьюго.

Через минуту их камера работала, а мы с Хьюго стояли рядом друг с другом и говорили в приподнятом, бравурном тоне, обязательном для съемки.

– Привет, я Сара, – радостно сказала я, глазея в объектив с застывшей на лице широкой улыбкой.

– А я Хьюго Норт.

– Мы продюсируем “Яростную”, и сегодня – наш первый волнующий день на съемочной площадке, – бойко отрапортовала я. – Предвкушаем оставшиеся семь недель съемок!

Хьюго приобнял меня – на камеру, по-товарищески. Я улыбнулась.

– Мы собрали великолепную съемочную группу, – заявил он. Его изысканное произношение само собой источало солидность. – И поверьте слову, фильм будет такой, что запомнится навсегда.

Расшифровка разговора (продолжение):

Сильвия Циммерман, 15.51

сц: Знаете, в чем заключается главная мужская разводка? В том, что они якобы не способны делать несколько дел разом.

тг: Это интересно.

сц: Сами посудите, Том. Вы же, наверное, возитесь с разными зацепками для этой статьи, с разными источниками, к которым обращаетесь, с разными точками зрения – это и значит делать несколько дел разом. А потом какой-то мужик говорит: “Я ведь мужчина. Я не могу делать несколько дел разом. Увольте”. Да чушь это собачья. Просто предлог, чтобы лишней работой не заниматься.

тг: Любопытно знать. Что вас навело…

сц: Просто думала обо всем, что произошло на тех съемках. Обо всей механике, с которой нам, продюсерам, приходилось управляться. Мы с Сарой работали как лошади. Не помню, чтобы Хьюго в качестве исполнительного продюсера сделал ну хоть что-нибудь полезное – разве что чеки выписывал и свел нас с какими-то своими знакомыми по недвижимости. И тем не менее он ушел и… (Пауза.) Простите, просто зло берет. (Приглушенное всхлипыванье.)

тг: Не спешите.

сц: И куда ни глянь, всюду одно и то же. Кто большую часть времени занимается детьми? Кто пытается сделать так, чтобы все были довольны? Столько душевных сил уходит на то, чтобы… быть женщиной. (Пауза.) Я иногда завидую мужчинам. Какой-нибудь вахлак двух слов связать не может, а головой кивнет, и все слушают. Пальцем не пошевелит, потому что “ну, они не могут делать несколько дел разом”. Им нужно сосредоточиться на своих творческих идеях, на своих финансовых идеях, на своих идеях трахнуть каждую девицу в пределах видимости, так что не трогайте их. Вот что это за херня?

тг: Вы действительно думаете, что все мужики такие?

сц: Нет, конечно, нет. Я преувеличиваю. И многое из этого мужчины делают не нарочно, им это просто сходит с рук. Но все равно досадно. Будь у меня такая свобода, представьте, насколько бы мне легче жилось. (Пауза.) Простите, отвлеклась.