Наташа зябко поёжилась.

— Слушаю, хозяйка.

— Ну чё, Андрюха, как обжились?

— По-королевски, хозяйка, чес слово! Такие хоромы! Кухня справная! А баня-то!

— Ты чего с этими?

— Так я сейчас разгружусь и с телегой обратно, на хозяйство!

— М-гм. Ясно. Поросят получили уже? Корма́?

— Поросят получили, а корма пока с острова возить будем. С дробилкой что-то не наладилось. Но мужики говорят: до бурь всяко сделают. Зерно цельное пока в амбары ссыпаем. Строимся, как по плану положено. Где и бабы помогают.

— Стараются?

— А то! Кажный день со сверхурочкой! — мужик от чего-то довольно засмеялся.

— Ну ничего, времени до холодов навалом. Стройтесь, и главное — чтоб до бурь припасов завезли.

— Это конечно! Помним, а как же!

— Название ещё не придумали?

— Дык… оно как-то сразу и прилипло: Песчанка да Песчанка…

— Да и ладно. Раз само прилипло — значит так оно и к лучшему. Горелки эти как?

Эта тема, видимо, была не такой уже приятной, и мужик поморщился.

— Да… Туговато, честно скажем. Не хотят они работать, хозяйка! Всё из-под палки. Постращаешь — вроде и ничего. Глядь — снова как мухи сонные ползают.

— Ты куда их поставил?

— Как велено было: полдня в каменоломне, подмогать там с мелочью, чево-ково, полдня — по хозяйству. Да полорукие* они! Бабы жалуются: ничё не умеют, всё учить наново надо. А на другой день — снова половины в башке нет. Морока одна.

*Неумёхи, значицца. Руки пустые, «полые».

Баронесса задумчиво покачала головой

— М-м-м-гм… И ползают, говоришь? Ну-ну. Ты скажи-ка им, что я интересовалась. Через недельку заеду, посмотрю, как у вас всё движется. Заодно и лысух этих проверю.

— Скажу, — чувствуя окончание разговора, мужик снова закланялся, — всё в ажуре сделаю!

— Давайте-давайте, наводите красоту. В следующую субботу после обеда зарулю к вам, торжественно нареку ваш посёлочек. Может, и барон сподобится. Ну всё, поехали! Шагай, Соколик! Но!..

Повозка качнулась и поехала вперёд.

Наташа сидела тихой мышью, переваривала увиденное и услышанное и пыталась составить себе картинку общества, в которое попала. Выходила какая-то жуть. И ещё ей всё время казалось, что баронесса над ней смеётся, хоть и сидела она к ним всё также спиной. В придорожных кустах возилась, перепархивала и пищала многочисленная живность. На дорогу время от времени выбегали бурундуки.

— Подштанники-то сними хоть, задницу спаришь… — от неожиданно прозвучавших слов Наташа аж подпрыгнула.

Баронесса так и не повернулась, поглядывая вперёд. И лошадка не ускорилась, всё так же неторопливо отмеряя дорогу. И правда, надо, наверное, снять — пот уже по шее течёт. Наташа завозилась, сняла и уложила рейтузы в институтскую сумку, обратно надела брюки. В сумку же затолкалась шапочка и перчатки. Куртка, объёмистый шарф и свитер туда не влезли, пришлось сложить у бортика.

— Ну вот, хоть делом маленько занялась, — прокомментировала баронессина спина, — а то от напряжённого мыслительного процесса аж мозги закипели!

Вот теперь она явно посмеивалась. Наташа повозилась, устраиваясь поудобнее на туристических ковриках-пенках, разбросанных по днищу, подумала, подпихнула под спину куртку вместо подушки и насмелилась:

— А… вот эти люди у дороги…

— М-м? — поощрительно отозвалась спина.

— Это кто был?

— Люди. Мужчины. Дорожные строители. Что конкретно тебя интересует?

Действительно — что? Наташа неопределённо хмыкнула.

— Ну… Они странно себя вели.

— И в чём же это выражалось? — баронесса наконец оглянулась и подвинулась на козлах: — Иди сюда. Не люблю так разговаривать.

Наташа перебралась через бортик и села рядом. Баронесса посмотрела на её ботинки и присвистнула:

— Да ты точно сваришься! Ещё и носок, поди, махровый?

— Ага.

— А чего не сняла?

Наташа аж потерялась:

— Как — совсем?

— Ну конечно! Лето же! — и когда она запыхтела в неудобной позе, стягивая ботинки, хозяйка Серого Камня добавила: — Рабы это были. Потому и смотрели так. Чё глаза таращишь? Думаешь, маги есть, бароны, эльфы — а рабов нет?

Наташа промямлила что-то невнятное, а потом припомнила:

— А они по-разному смотрели. Те и… этот.

— Да ты, мать, прямо литературный гений! Перл красноречия! Сразу видно: журналист! — баронесса весело захохотала, а потом совершенно обыденно пояснила: — «Те» — уроды конченные, взяты при попытке вы́резать детский летний лагерь. А Андрюха, лавкин сын — так, дебошир и пьяница, да по-пьяни ещё и хамло. Получил в хлебало, упал в социальном статусе, но давно и прочно встал на путь исправления и трудового подвига, так что ему, при сохранении тенденции, с большой вероятностью светит послабление, а там и частичная свобода. Поэтому и смотрели они разно, поняла?

В хаосе высыпавшейся информации самым страшным было:

— Ка… как это — детский лагерь вырезать?

— Ой-й… Придут девки из инспекции, у них подробности спроси. Олеся с Лидой как раз там были.

Голоса впереди стали громче. Наташа, в глазах которой всё ещё стоял новый страх, вытянула шею, но вроде бы никто не нападал и никого пока не резал.

— Картоха! — прокомментировала баронесса. — А ну, глянем, что наросло!

Впереди уже спешивались и жали руки их сопровождающие. Соколик, знакомый и с дорогой, и с копщиками, бодро свернул в сторону большой притенённой площадки, на которую свозили и складывали собранную в сетки картошку.

— А она что — мытая? — удивлённо спросила Наталья.

Вокруг засмеялось несколько голосов.

— А вот многие, между прочим, спрашивают! — ответил невысокий коренастый парень. — Здравствуйте! Это ребята в прошлом году придумали. Если при вспашке даже корни чистые выходят — почему бы не повторить такой фокус? Быстро, чисто, готовить и хранить — любо-дорого! А товарные качества насколько возрастают!

— И мелким практика, я так понимаю? — баронесса спрыгнула с козел.

— А как же! Вон они, копают! Сегодня у меня мелочь одна, идём не спеша, — парень махнул рукой в сторону поля, на котором происходило… что угодно, извините, только не копка картошки! Уж копать Наталье приходилось: и на даче, и в стройотряде, и как это выглядит — она хорошо представляла. Уж всяко не так, как здесь.

Вдоль длинных рядов продвигались ребятишки, лет по восемь-девять. Лица у них были сосредоточены, у иных аж до полной потери эмоций, как маски. Кто при этом краснел, кто потел ручьями. Шли все с разной скоростью. Наташа хотела уже спросить: а что они делают? — когда спины перед ней раздвинулись, и картинка стала видна целиком. Земля под ногами у детей бугрилась, выталкивая из себя крупные розовые, словно поросята, картофелины.

Так, очевидно, «мелочь» — это про детей. Это они так копают? Несколько секунд понадобилось Наталье на осознание факта: дети копали картошку магическими усилиями! Дети-маги⁈

Парень, который был тут за старшего, Борис, закричал:

— Санька, чуть глубже бери! Таська, а ты не форси; легко — давай на два ряда! Не потеем, бойцы! Мягче! Легче! Не телегу тащим! — и уже тише, обернувшись к барону: — Первое серьёзное задание у них, стараются!

Баронесса между тем пошла по полю, приглядываясь к копщикам, замедляясь позади некоторых, прикладывая к затылкам руку. Рядом с одним из мелких она задержалась подольше, о чём-то даже говорила. Вот они остановились, снова двинулись вперёд, на этот раз вместе.

— А быстрее пошёл! — удивлённо прокомментировал Борька.

— А ты как хотел? — довольно ответил барон. — На то она и кельда!

Работа на поле, однако, от чего-то застопорилась, дети подошли и обступили кельду(узнать бы ещё, что это такое), начали о чём-то толковать, размахивая руками почти как мужики недавно на дороге.

— А сейчас Борис Алексеич покажет вам класс! — объявила вдруг баронесса.

Борька покосился на барона. Тот кивнул:

— Иди уж, не менжуйся!

Вот это и правда был класс! Парень продвигался вроде и неторопливо, но ходко, широкой полосой, захватывая враз не меньше десятка рядков. Земля оставалась рыхлой и ровной, словно её кто ладошкой пригладил, а поверх аккуратными курганчиками лежали розовые картофельные гнёзда.