Литмир - Электронная Библиотека

Лань застыла. Она узнала этот голос – насыщенный и темный, со всеми оттенками дымчатого ночного неба.

Тот же хин, с которым она разговаривала ранее, за два аккуратных щелчка своих лакированных ботинок вошел в комнату и снова закрыл дверь. Лань сразу заметила, что он снял одну из черных перчаток. Она ожидала, что кожа на его руках будет гладкой, как полированное дерево – верный признак аристократического воспитания, – но его ладонь была покрыта десятками бледных, пересекающихся и сморщенных линий.

– Ну? Не стойте же на месте. Скажите мне, где он. – В тишине комнаты его голос звучал повелительно. Так мог бы разговаривать император.

Ей потребовалось еще мгновение, чтобы осознать: теперь он говорил с ней на хинском, идеальном, стандартном для императорского двора хинском, на котором говорили ее мать и наставники. В его речи не слышалось диалектов, распространенных в столь большом царстве.

Теперь для хинов стало нормой разговаривать друг с другом на элантийском. Те же, кому хватало смелости или желания, могли говорить на хинском в укромных уголках или за закрытыми дверями. Элантийцы ввели это как закон, чтобы «способствовать большему единству в Великой Элантийской империи», но Лань знала их истинные мотивы. Они пытались полностью уничтожить хинов, предотвратить восстания и тайные политические движения, потому что… ну, как можно уничтожить целый народ? Следует сначала отрезать его корни.

Но… почему тогда чиновник элантийского правительства разговаривал с ней на хинском?

Лань облизнула губы. Ни язык этого человека, ни его голос не имели значения. Единственное, о чем ей следовало думать – как проткнуть ножом для масла эти хриплые голосовые связки.

Молодой человек широкими шагами пересек комнату. Лань с нарастающим волнением наблюдала за тем, как он обогнул диван и присел на корточки, чтобы осмотреть наспех задвинутое туда тело со скрученными руками и ногами, головой, прижатой к полу, и все еще открытыми глазами.

Парень повернулся к ней. Его нахмуренные брови не сулили ничего хорошего.

– Что вы наделали? – спросил он низким голосом. – Кто вы?

Они уставились друг на друга, позволив словам повиснуть между ними.

Что она наделала?

Лань уже открыла рот, но именно в этот момент ее желудок решил сдаться.

Лань отвернулась, и ее вырвало прямо на тщательно отполированные деревянные ширмы.

«Госпожа Мэн убьет меня за это, – была ее первая мысль, когда она выпрямилась, но за ней поспешила следующая: – Четыре бога. Я не могу с этим справиться».

– Выпейте немного воды, – услышала она слова придворного пса. Послышался звон фарфора, а затем звук льющейся жидкости. – Вы находитесь в состоянии шока. Это нормально.

Он протянул ей чашку. Не раздумывая, Лань приняла ее и осушила, чтобы избавиться от привкуса гнили во рту. Закончив, девушка заметила, что край чашки, к которому только что прикасались ее губы, окрашен в красный цвет.

Кровь.

Чиновник Хин отступил на шаг и теперь рассматривал ее пристальным взглядом, от которого жгло кожу.

– Вы можете рассказать мне, что произошло? – спросил он.

Глядя на фарфоровую чашку, зажатую между пальцами одной руки, и нож для масла в другой, Лань наконец разложила все мысли по полочкам.

Первое: она только что каким-то образом убила высокопоставленного элантийского Белого Ангела.

Второе: ее допрашивал придворный пес.

«Нужно бежать, – сказала она себе. – Сейчас же».

Лань изучала чашку в своих руках, белую глазурь и голубые узоры с изображением скачущих среди ив кроликов. Ее взгляд скользнул вверх, пока не наткнулся на поднос на столе, на котором все еще стоял чайник. Она вспомнила, каким тяжелым показался ей этот поднос, когда она впервые пришла в чайный домик. Вызов для девочки, едва перешагнувшей восьмой цикл. Госпожа Мэн била их всякий раз, когда при разливании чая у них дрожали руки. Именно из-за этого чайника Лань стала сильной, надеясь, что ее больше никогда не будут бить.

Она знала, что ей следовало сделать.

Лань подняла глаза. Хин подошел к окнам, разглядывая открывающийся вид. В слабом свете алхимического фонаря улицы были как на ладони. Он посмотрел вниз, а затем снова на нее. С открытым выражением лица парень ждал ее ответа.

Лань сунула нож для масла в шов на талии – тот, которым она пользовалась, чтобы украсть орехи и сушеные финики, а иногда и кунжутные конфеты. Девушка начала двигаться к чайному столику, при этом повысив голос и с придыханием говоря:

– Я… Я пытаюсь вспомнить.

Ей нужно было изобразить уступчивость, покорность – все то, чего ожидали от молодой девушки.

– Он был… ну, мы были… у стены, я полагаю… – в одной руке Лань держала чашку, которую дал ей хин. Другой же она потянулась к чайнику, делая вид, что хочет налить себе еще чая. – И он… он… – Со вздохом, который вырвался из нее в самый идеальный момент, она рухнула на колени.

Придворный пес направился к ней, чтобы помочь. Он пересек комнату на удивление быстро, как тень, очерченная на фоне красного фонаря.

– Вы…

Он так и не закончил свое предложение. Лань схватила чайник за ручку и со всей силы запустила его в лицо парня.

За долю секунды до столкновения она почувствовала, как что-то изменилось.

Чайник взорвался, разлетевшись фейерверком шума, фарфора и холодного чая. Через мгновение теплые пальцы крепко сжали ее запястье. Посмотрев вниз, она увидела разбросанные повсюду осколки, красивые полы Госпожи Мэн были залиты чаем.

Лань снова подняла глаза. Лицо парня было бесстрастным, на гладких скулах не было видно и капли.

«Невозможно», – подумала девушка, рассматривая обломки, лежащие у их ног. Она даже не видела, чтобы он двигался.

Выражение лица придворного пса нельзя было назвать веселым. Все еще держа ее за руку, он сжал рот в тонкую линию.

– Если хотите сбежать, придется постараться усерднее.

– Поняла, – ответила Лань и другой рукой швырнула чашку ему в лицо.

Она не стала ждать, чтобы увидеть, что произойдет; давление на ее запястье ослабло, и к тому времени, когда девушка почувствовала острую боль, пронзившую ладонь, она уже распахивала раздвижные деревянные двери. Коридор был пуст. Лань пронеслась мимо газовых ширм и дверей из лакированного дерева. В любую секунду придворный пес мог догнать ее. Нужно было убраться как можно дальше от чайного домика…

Кровь брызнула на пол, подобно красным цветам на снегу, усеяв ее белое платье. Ровная струйка стекала по ее руке. Лань спрятала ладонь в рукав и свернула на лестницу. Перед ней открылся чайный домик – смесь элантийского синего с серебром, столов цвета черного дерева и порхающих певичек. Девушка спустилась на три ступеньки вниз, когда ее внимание привлекло какое-то движение у дверей.

Там, через плетеные ширмы, установленные между входом и главной столовой, прошел элантийский мужчина. Вся кровь отхлынула от лица Лань. Он был с головы до пят облачен в светлые доспехи, единственными вкраплениями цвета на нем были синий плащ, подхваченный вечерним ветерком, и глаза цвета зимнего льда.

Нет. Нет, этого не может быть. Должно быть, она спала. Мужчина пошевелился, и Лань заметила блеск на его запястьях. Когда его плащ скользнул назад, Лань увидела на предплечьях мужчины ряд металлических манжет разных оттенков – серого, золотого и красного как ржавчина. Различные виды металла.

Все внутри нее замерло. Единственное слово всплыло в ее сознании.

Маг.

Госпожа Мэн, растянув губы в ослепительной улыбке, направлялась к нему. Ее глаза сияли от предвкушения получить золото, лежащее в карманах королевского мага Элантии.

Это было до того, как маг скрутил пальцы и рассек туловище хозяйки чайного домика пополам.

В этот момент время, казалось, замедлило свой ход. Лань почувствовала себя так, словно попала в ловушку воспоминаний о случившемся двенадцать циклов назад. Она снова наблюдала, как кровь стекает по одежде ее матери и пыталась соотнести образ мага, держащего живое, бьющееся сердце, с дырой в ее груди.

14
{"b":"869540","o":1}