– Ну-с, – сказал Поришайло, потирая руки. После третьего стакана он несколько оживился. – Давай, что там у нас дальше, гм, по повестке дня?

– Дальше Бандура, – с неохотой сказал Украинский. – Его поездка, так сказать. – Полковник тяжело вздохнул. – Зря вы все же ему, проходимцу, доверяете. Я бы… закрыл бы его, к херам… – кроме желания расправиться с Андреем Сергея Михайловича обуревало еще одно сильное чувство: нежелание ввязываться в авантюру, в которую его втягивал Поришайло. Тем более что последний, по мнению полковника, при любых раскладах имел десять отступных путей, чтобы выйти сухим их воды. В отличие от Сергея Михайловича.

– Я бы, я бы… – передразнил олигарх. – А с Бонифацким, б-дь, ты разбираться будешь? – Поришайло с такой ненависть поглядел на Украинского, что тот опустил глаза. – Смотри мне! Тут ты – головой отвечаешь. Чтобы твои архаровцы Андрея, гм, как положено, встретили, снабдили, чем надо, и, б-дь, прямо до цели сопроводили, как, гм, камикадзе[18]… – Поришайло задохнулся. – Уразумел?

– Так точно, – буркнул Украинский. – Только, Артем Павлович? Что, если Мила у Бонифацкого? Тогда он уже – все знает…

– Ты ж говорил, маловероятно?

– Но, возможности-то исключать нельзя…

Поришайло какое-то время думал:

– А что мы, в конечном счете, потеряем? – осведомился он наконец. – Молокососа, гм? Невелика потеря. – Артем Павлович опустился в кресло. – Люди-то твои, надежные? – ворчливо осведомился он. – Те, что в Крыму?

– Так точно, Артем Павлович, – сказал, без энтузиазма полковник. – Орлы. Завтра прямо у трапа самолета его встретят. Ну и… – Украинский выдержал многозначительную паузу.

– Как думаешь по срокам, Сергей?

– Думаю, в пару дней уложатся.

Поришайло снова потянулся за «Хеннесси».

– Значит так, Сергей. Когда молокосос дело сделает, к чертовой матери его, гм. Смотри только, чтобы тихо-мирно.

– Так и будет, Артем Павлович. Шум нам – без надобности.

– Ну и ладно. – Прикрыв глаза, Артем Павлович откинулся в кресле. – Теперь, что там у нас по Пионерску?

Как только дверь кабинета захлопнулась, Андрей поспешил наружу. Поручение Артема Павловича оглушило его, будто разрыв фугаса, а, слабо завуалированная угроза насчет отца окончательно добила. Теперь он мечтал только о том, чтобы все, как на духу, выложить Атасову. На Атасова всегда можно было положиться. Атасов откуда-то знал, что делать, и в худших переплетах.

Преодолев три лестничных пролета, молодой человек показал рослым охранникам пропуск и очутился на свежем воздухе. Пока он разговаривал с Поришайло, на город опустилась ночь. На улице стемнело. Андрей остановился на ступеньках, закурил, и принялся выглядывать «Линкольн» Армейца. Но, ни на стоянке, ни у тротуара, машины не было. Бандура в растерянности обогнул угол здания, не понимая, куда это подевались друзья.

«Что за свинство? – думал Андрей, горбясь на холодном ветру. – Ведь договорились, кажется».

Через пятнадцать минут его терпение лопнуло, – «нет, так нет», решил Андрей, и поднял руку, собираясь поймать попутку. Стоявший напротив банка таксомотор немедленно отвалил от тротуара. Андрей, вообще-то предпочитал грачей, которые и дешевле, и ничуть не хуже.

– Хотя, какая разница? – подумал Андрей лениво. – Потеряв голову, глупо плакать по прическе… – стресс, полученный при разговоре с олигархом, постепенно проходил, оборачиваясь каким-то заторможенным, напоминающим вату состоянием. Очень хотелось выпить. И, еще больше, спать.

Когда такси было в паре метров от Андрея, дорогу ему лихо срезала темно-зеленая «четверка».

– Садись, – предложил водитель, хулиганского вида парень в джинсах и старом свитере.

– Градинская, – Бандура назвал адрес, выслушал требуемую цену, кивнул. Было действительно недорого.

Сзади донесся протестующий клаксон таксиста.

– Быстрее соображать надо, – сказал хулиганистый водитель, и сунул кассету в шахту. Из колонок грянул «Парк Горького».[19] Эти ребята играют так, что, каким-то образом стимулируют быструю езду. Таксист бросил сцепление и дал газу. Машина с визгом устремилась вперед. Бандура сообразил, что на Троещину прокатится с ветерком.

– Как, упустили?! – не поверил ушам Украинский вечером того же дня.

– Шут его знает, как вышло, товарищ полковник, – оправдывались оперативники. – Левый какой-то грач его подобрал, прямо у нас под носом.

– Твою мать! – взбеленился полковник. – Вот дятлы, а?! Ничего нельзя поручить. Куда ж вы, на х… смотрели, когда он к грачу садился?!

– Не беспокойтесь, товарищ полковник, – подключился к разговору майор Торба. – Адрес у задержанных узнаем. Протасов и эти, дружки его, в камере дожидаются.

– Уже дождались, – заверил Сергей Михайлович.

Пока в кабинете Артема Поришайло решалась его судьба, сам Андрей, преспокойно добрался на Градинскую. Расплатился с таксистом и поднялся в квартиру Армейца.

– А где наши? – спросил он, увидев заспанного Волыну. Вовчик, от которого разило спиртным, как из разграбленного революционными матросами склада, промычал в ответ нечто невразумительное, но, все-таки Андрей разобрал, что от «наших» – ни слуху, ни духу.

Андрей завалился на диван. Веки казались намазанными клеем. Усталость, накопившаяся за последние дни, вскоре отрубила Андрея, как снотворное. Последней мыслью, посетившей сознание перед тем, как мозг погрузился в сон, было соображение о том, что выше головы, как говорится, не прыгнешь. Значит, как будет – так и будет.

раннее утро, суббота, 12 марта 1994 года

Утро выдалось холодным, но ослепительно солнечным. На бирюзовом небе ни пушинки. Правда, Солнце больше светило, чем грело. Впрочем, это обычное дело зимой. «Утро стрелецкой казни»,[20] – подумал Андрей, и замотал головой, прогоняя эту мысль. Распахнул форточку, подставил лицо обжигающе свежему потоку, хлынувшему в кухню. Снаружи веяло снегом и льдом. Странно, ведь они не имеют запаха.

– Брр, ну и достаточно. – Захлопнув форточку, Андрей поставил на плиту чайник. Долгое общение с Атасовым превратило его в кофемана, – М-да, интересно, – пробормотал он, прислушиваясь к шипению воды на огне, – пока пол литра не вылакаешь, чувствуешь себя, как авиалайнер с перепившимся экипажем.

«Черт знает, типа, что в кофейные гранулы намешано, – вздохнул как-то Атасов, – только я без них, как дизель без соляры».

– Да… – протянул Андрей. – Хотел бы я знать, куда вы ребята, запропастились.

Ни ночью, ни утром приятели так и не появились. Ни Атасов с компанией, ни Юрик, который, похоже, действительно утонул, хоть Андрей надеялся на обратное. Связь тоже отсутствовала.

После второй чашки кофе Андрей поглядел на часы. По утрам их стрелки вращаются особенно быстро. Не успеете почистить зубы, как пора выходить из дому.

– Восемь двадцать пять, хм.

До отлета осталось два часа, следовательно, не мешало поторопиться. В особенности, принимая во внимание особенности работы общественного транспорта, который, в те времена, как хотел, так и ходил. Бандура закурил, закашлялся, со злостью раздавил сигарету в пепельнице, и отправился будить Волыну. Но не тут-то было…

– Вовчик! Вставай, слышишь?! Вставай, кому говорю!

– М-м-м! Иди на хрен, блин, по-любому! М-м-м…

– Вот урод! Сволочь!

Плюнув, в конце концов, Андрей оставил Вовчика в покое, валяться в компании четырех бутылок из-под «Абсолюта». Нашел в прихожей блокнот и шариковую авторучку. Вернулся в кухню, достал вторую сигарету и, не зажигая ее, уселся писать записку. Она вполне могла оказаться прощальной, это обстоятельство мешало сосредоточиться. Одно дело письмо, иное – последнее письмо. Однако время поджимало, оставалось писать, как есть.