— Какие будут идеи, мысли, гипотезы? — облокотившись на стол, задал вопрос Воронцов, раскуривая трубку.

— Идей, Дима, я могу выдать тебе вагон и маленькую тележку, — устало ответила Ирина, доставая длинные тонкие сигареты из портсигара для себя и Сильвии. Подкурив, от встроенной в корпус портсигара зажигалки, она затянулась, и, выпустив дым через ноздри, продолжила:

— Только вот определить какая из них правильная я например не смогу.

— Я тоже, — хмурясь, подтвердила Сильвия, — Природный катаклизм, возвращение Держателей, появление новых Игроков, Ловушка Сознания — все, что угодно. Боюсь, что всеобщее обсуждение данной проблемы никаких ответов не даст.

— Нужно собирать информацию, и нужно пытаться установить хозяев запеленгованной аппаратуры, — добавила Ирина, — Тогда возможно и появится какая-то ясность в данном вопросе.

— Насчет хозяев аппаратуры, — продолжила Сильвия, — Скорее всего Дайана, возможно не одна. Большего пока сказать трудно. В любом случае нам нужно установить контакт с хозяевами.

— Да, и нужно сделать это первыми, — хмурясь, заметила Ирина, — Их аппаратура выше классом чем наша, и если мы свяжемся с ними первыми, то инициатива будет в наших руках, а это даст нам шанс сохранить лидерство, если мы вступим в сотрудничество. Если же нас опередят, то мы психологически попадем в подчиненное положение.

— Согласна, — утвердительно кивнула Сильвия.

— Я тоже согласен девчонки, но…, - сделал небольшую паузу Воронцов, — Вы же прекрасно понимаете, что если я сделаю это сейчас сам, то последствия такого поступка, будут для нашей веселой кампании катастрофическими.

— Да, — покраснела Ирина, — Андрей начнет думать, что ты решил узурпировать его «власть» и затеял маленький переворот.

— Ты то чего краснеешь? — усмехнулась Сильвия, — Или в этом вопросе от тебя что-то зависит?

— К сожалению — нет, — грустно ответила Ирина Седова.

— А поэтому девчонки, — Дмитрий приобнял аггрианок за талии, — Выход у нас один — известить вождя о происшедшем, и терпеливо ожидать, когда он выговориться. То есть мы, к сожалению, уступим инициативу тем, кто сидит в квартире на Столешниковом.

Лидером и вождем в их обществе, именуемом "Андреевское братство", был Андрей Новиков, в прошлом журналист. В целом он был не такой уж и плохой парень, но была у него специфическая черта — он очень любил говорить. Много говорить. Видимо специфика профессии наложила отпечаток на его поведение. Как известно, основная задача журналиста первым ошарашить читателя сверхновой, сверхшокирующей информацией. Если успел опередить коллег — то купаешься в лучах славы, гонорарах. С журналистикой Новиков завязал, однако привычка покрасоваться и порисоваться у него осталась. Хотя возможно в чем-то он был и прав. По крайней мере вождь, который слишком расслабляется, как правило рано или поздно получает по башке какой-нибудь золотой табакеркой или портсигаром и теряет власть, а зачастую и жизнь. Кое в чем Новиков был даже удобен. Например, если дать ему возможность пару-тройку часиков помести словесную пургу, периодически поддакивая или задавая бестолковые вопросы, то потом, когда он иссякнет, можно было потихоньку протолкнуть свое решение или свою идею к реализации. Главное в этом деле было именно набраться терпения, чего некоторым в их Братстве зачастую не хватало. Например, Ларисе Левашовой, которая была через чур вспыльчива и в каждой фразе собеседника искала камень в свой огород.

Но в данной ситуации они уступали инициативу неизвестным обладателем аггрианской аппаратуры. Получалось, что они демонстрировали свою беспомощность и непрофессиональность, "не сумев" запеленговать в кратчайшие сроки излучающую аппаратуру. Однако они сохраняли единство в рядах Братства, и в данной ситуации это было меньшим из зол.

— Может, есть смысл дождаться утра? — задумавшись, изрекла Сильвия.

— А смысл? — парировала Ирина, — Сейчас все будут сердиться, что будим среди ночи, а так будут сердиться, что не сообщили вовремя.

— Логично. Ладно, Дима давай буди всех наших и начнем пожалуй.

Перед тем, как все собрались в адмиральском салоне, Ирина и Сильвия успели произвести сбор и обработку первичной информации об окружающем мире из работающих радиостанций и пойманных аггрианской аппаратурой телевизионных каналов. После того, как все собрались и ознакомились с собранной информацией, слово взял Андрей Новиков:

— Миллионы, да нет, за прошедшие века, наверное, миллиарды людей воображали в детстве, что им суждена пусть не великая, но все равно счастливая судьба, и ждет их исполнение желаний, красивые девушки, — Андрей сделал полупоклон сидящим в салоне дамам, — Интересная работа, и на войне убьют кого угодно, но уж не их… А на самом деле? И, наконец, понимаешь, что все происходит совершенно так, как на страницах пожелтевшей школьной тетради в клетку, разрисованной по обложке всевозможной морской символикой. В ней я писал, по преимуществу на уроках — свой первый «настоящий» роман. Наверное, это смешно, но все написанное тогда и происходящее сейчас совпадает практически дословно.

Да и почему же смешно? Просто мне везет, как почти никому в жизни. Только мне, ну и еще и Вам выпало убедиться, что не обманывало предчувствие, что мы — другие. "Тонкие мачты, оплетенные паутиной бегучего и стоячего такелажа, вонзаются в серое низкое небо. В борт плещет грязная портовая волна, и на белом лаке остаются клочья пены, нефтяные потеки, какой-то мусор. Моросящий дождь нагоняет тоску. Струйки воды сбегают по зеркальным стеклам рубки. Холодно, уныло. И так не вяжется с сумрачным миром вокруг щеголеватый, праздничный бело-голубой корпус яхты. Ну, ничего, завтра снимаемся. Пусть далеко, за Балтийскими проливами, но нас ждет солнечный океан…"

Да, вот именно так я писал в десятом классе, писал эти строчки редкой тогда китайской авторучкой с «золотым» пером, погружаясь с наслаждением в вымышленный романтический мир и отчетливо сознавая, что никогда такого не будет на самом деле. И в семнадцать лет хватало здравомыслия понять, что гражданину Страны Советов в обозримые десятилетия нереально мечтать не только о собственной океанской яхте, но и о том, чтобы хоть на швертботе, хоть на плоту выйти бесконтрольно, по собственной воле за пределы реальной — на суше, подразумеваемой — на воде, ограждающей "социалистический лагерь" колючей проволоки.

Тогда и поселилась в душе, пусть не всегда явная, неприязнь к лишавшей меня надежд власти трудящихся и совершенно уже безумная на шестом десятке лет ее существования уверенность, что еще при моей жизни она… накроется.

Одно время я даже мечтал увидеть свой труд опубликованным, а потом, чуть повзрослев, понял, что этого тоже не будет никогда. Странным образом из-под пера благополучного юнца из вполне советской семьи вышло абсолютно антисоветское произведение, притом что в нем не имелось ни одной крамольной фразы. Просто он был весь, мой «роман», пропитан этаким "не нашим духом".

Будь его герои иностранцами — другое дело. А когда все приключения происходили в "наши дни", с нормальными советскими парнями, старательно изображающими персонажей Джека Лондона и Артура Конан Дойла, эффект получился странный.

Вообще там все выходило так, будто никакой советской власти не было и нет, а говорят по-русски и носят русские имена граждане непонятной страны. Что немедленно приводило к аллюзиям насчет необязательности социалистического государства.

А в итоге получается, что так оно и есть. Дожили, можно сказать. Впервые я всерьез поверил в это, увидев трехцветный российский флаг над Моссоветом в ноябре 1991 года, а потом, окончательно — в сентябре 1921-го. И вот новое подтверждение — 2006 год. Но сейчас главное — не думать ничего такого, что может отвлечь от требуемого настроя. Наоборот. Необходимо всей душой и сердцем уверовать, что я — это именно тот парень, неважно как, пусть будет — чудом, но добившийся придуманной цели, а отнюдь не нынешний, с истрепанными нервами и омраченной совестью стареющий авантюрист. Скорее всего — это тоже очередная глупость, наивная попытка вырваться из пут навязанной кармы, или, что вероятнее, — ею же предписанный шаг, но — кто его знает? Вдруг да и получится? Если даже Держатели Мира и умеют отслеживать мои деяния, но, может быть, не с микронной точностью? Может быть, примут за истину внешнюю, тщательно подготовленную и замотивированную фабулу?