— Подожди, какая война? — вскинулся Разумов. — Зачем война? Давай договариваться!
«Надо было тебя прикончить, идиот», устало посмотрел я в его сторону, вновь возвращаясь на свое кресло. Такое чувство, словно перед тобой сидит глупый ребенок, который не понимает, чего хочет.
— Вы нам ставите ультиматум. Мы отказываемся. Что дальше? Правильно, мы будем добиваться своих целей и задач, невзирая на ваши попытки нам помешать. Ничем иным, кроме как войной, я это не могу назвать. Исходя из этого у меня вопрос — церковь поддерживает правительство в этом ультиматуме или готова согласиться на те условия, что были озвучены при Втором Договоре? Или можно вести речь о том, что Вениамин, как представитель русской православной церкви, без уведомления Папы Римского собирается выйти из нашего договора?
Все, для Вени это полнейший аут. Неужели он думал, что я приду сюда с пустыми рукавами, не припася парочку тузов, если уж я начал говорить о такой терминологии?
— Церковь целиком и полностью придерживается Второго Договора и гарантирует его выполнение, но…
— Вот и отлично, с вами разобрались, теперь ваша очередь, — перебил я Вениамина, который пытался вставить какую-то свою ремарку, после чего обратился к удивленным военным.
От церковника они услышали главное — все соглашения между нами, церковью и нелюдями, которые заключались ранее, продолжают действовать. Остальное — мелочь, которая никого не интересует.
Что вам, дурням, надо ещё донести? Я одной фразой выбил из ваших рук всю потенциальную поддержку со стороны церкви, когда же вы наконец-то поймете, что с нами надо жить в мире, а не пытаться на нас давить?
— Нам надо связаться с начальством, на данный момент мы реально не способны сказать вам ничего, с учётом изменившихся обстоятельств, — проблеял Разумов.
— Хорошо, идите, — спокойно сказал я, дождался, пока все поднимутся, и продолжил. — А вас, товарищ Вениамин, я попросил бы остаться.
Глава 16
В большом кабинете остался только я и Вениамин, который с недоверием смотрел в мою сторону. Я вижу, как он хочет свалить отсюда, но самоуважение требует остаться и разобраться с тем, чего я от него хочу.
— Ты хочешь начать войну? — прямо спросил его, на максимум подключая всё свое чутье.
Защита у него хорошая, не спорю, но не идеальная. Стоит мне напрячься, а я это уже сделал, как удается улавливать оттенки его эмоций и распознавать их.
Плевать, что там думают люди. Они очень сильно ошибаются, если считают, что сумеют нас перебить. Я бы ставил на совершенно противоположный результат.
Какие потенциальные проблемы могут быть у того же домового, кикиморы или ведьмы, если мы зададимся задачей прикончить высшее руководство страны, заменив их на своих ставленников? Единственное, что спасает их от подобного — тот самый строгий контроль и быстрое убийство тех наглецов, что решают идти против наших планов. Ну, ладно, во всех странах бывшего СССР нам приходится охранять президентов и их первых заместителей. Один только Кремль таким количеством сигнальных линий укутан, что пересечь их кому-то, не потревожив, нереально.
С церковью слегка иной вопрос, да. Как этический, так и в военном плане. Высшее руководство церковников сами по себе весьма сильные инквизиторы и экзорцисты. Один на один против Вени я точно вышел бы победителем, но, если собрать пару десятков настоятелей древних храмов, которые ещё и постоянно улучшали свои боевые навыки… Тогда тяжело придется. Так что с этими надо решать сразу и очень быстро. Не хватало ещё и тут проблем на фоне отсутствия Папы Римского.
— Я не собираюсь обсуждать…
— Тебе надо сказать одно слово. Да или нет, — жестко сказал я, непроизвольно отпуская контроль над состоянием своего тела, из-за чего мои зрачки вновь стали вертикальными.
В помещении стало холодно, температура моментально понизилась градусов на десять, если не больше. Что поделать, нервы, меня можно понять. Этот идиот, судя по всему, считает меня каким-то политиком, которому можно ссать в уши, абсолютно не переживая из-за того, что будет дальше. Смерть десятка инквизиторов не показала ему, что это не так?
Я — боевик, который с большим удовольствием оторвет голову наглецу, задумавшему меня кинуть, после чего куда проще будет договариваться с его преемником. Благо, что у того будет живое… Вру, мертвое доказательство того, что я не буду прогибаться под всякий бред.
— Два раза я уже закрыл глаза на прямое нарушение Договора, когда твои шавки пытались меня арестовать просто так. Третьего раза не будет. Я убью всех, кто попытается меня остановить, потом приду к тебе и сожру твое сердце, не забыв обглодать паршивенькую душонку, от которой безумно воняет. Ты меня понял? — совсем разошёлся я.
Из-за того, что моя пасть начала вытягиваться, а зубы — удлиняться, добрая половина фразы прозвучала в виде громкого рыка, во время которого я забрызгивал слюной церковника. Ну не предназначено такое строение челюсти для человеческой речи, что поделать. Это я ещё частично сдерживаюсь и не расслабляюсь, а то тут уже минус пятьдесят было бы, что уж говорить о разорванном трупе, в котором распознать человека не представилось бы возможным.
— Нет, я… Чту Договор, никакой войны! — Веня вместе с креслом начал отползать назад, рефлекторно обращаясь к своему богу с целью получить сил для защиты.
— Он не поможет тебе, если я рядом, тебя ничего не спасет, вздумай ты продолжать эти игры. Знай — я сразу приду к тебе и разорву на части, если твои идиоты хоть раз где-нибудь ошибутся. Пошёл вон! — буквально выплюнул я последние слова, прекращая удерживать его на месте.
Вениамин вылетел из помещения, явно продемонстрировав какой-то новый мировой рекорд по скорости рывка. Плевать, надо успокоиться и прийти в себя, слишком сильно завелся. Так, где тут окно?
Я очень осторожно открыл его, сдерживаясь, лишь бы не вырвать пластиковую раму из своего места, после чего выпрыгнул наружу, погружаясь в огромный сугроб под окном.
Даже пяти секунд не прошло, как вся эта гора снега растаяла и превратилась в пар, показывая ровный слой асфальта под ногами.
«Ты?», забилась в голове мысль. Я повернулся направо — хех, это Вениамин выбирался из конторы. Явно не ожидал меня увидеть, не просто так это одно слово столь громко вырвалось из его разума.
Ладно, вроде успокоился. Даже не знаю, что сыграло в этом главную роль. Или столь приятное ощущение страха, идущее от наглого церковника, который считал, что может переиграть меня, или холодная погода. На улице, так-то, минус двадцать, ничуть не меньше, ветерок прохладный обдувает меня, пытаясь заставить меня почувствовать себя некомфортно…
На Веню внимания не обращаю, пусть идет себе с богом, тут думать надо, что со следующими дурачками делать. Да и сильно напрягает молчание из Ватикана. Ох, как же плохо будет, если Папа внезапно решит умереть, понятия не имею, кого там нового могут выбрать в таких условиях.
Из-за этого, наверное, никто особо и не был против, когда меня чуть ли не всемирным главой нелюдей назначали. Понимали, что я очень далек от всех интриг и вряд ли когда-нибудь захочу в них разбираться. Ну и фиг с вами, пусть остальные работают в качестве доброго слова, а я буду выступать как кулак. Всем известно, что этими двумя методиками добиться чего-то полезного можно куда быстрее, чем каждой из них по-отдельности.
— Дверь — там, — кивнул в сторону выхода из кабинета Моу, едва я запрыгнул назад в комнату совещаний.
— Ай… — многозначительно отмахнулся я, умудряясь в одном жесте выразить всю гамму эмоций и чувств, которые испытываю последнее время.
— Сколько мы их ждать будем?
— Сроки не ограничивал, пусть хоть годами общаются, лишь бы нам не мешали. Совсем уже задолбали, надо работать, а не языками молоть, а как тут это сделать? И так, мать их, почти всех «чтецов» сюда стянули. Плохо будет, если кто-то из этих тварей решит свалить, — намекнул я на недобитков, которых мы так и не обнаружили.