Она обшила мехом и мужа, и Лешку, и деда с бабкой, благосклонно принимавших подарки невестки, радуясь, что сыну досталась не только лицом и телом пригожая спутница жизни, не только домовитая хозяйка, но и вдобавок и прекрасная мастерица. Нередко бабка, да и дед, несмотря на то, что мужик, любили похвастаться перед друзьями и соседями, успехами сыновней супруги.
Познав об ее умении и зная наверняка о наличии в Халявинской избе ценного меха, и зачастили туда сельские мужики, с припрятанными от жены червонцами. Доведенные до предела их постоянным недовольством и нытьем, они были готовы расстаться со столь любезной сердцу заначкой, лишь бы вновь в доме воцарился желанный покой.
Спустя неделю, жена измученного постоянным нытьем мужика, радостно вертясь перед зеркалом, примеряла и так, и эдак, принесенную мужем обнову, не забывая целовать его в порыве нахлынувших чувств, и ворковать про себя. А довольный супруг возлежал на диване, гордый и напыщенный, наслаждаясь счастливым днем, каких не было уже много лет. С тех самых пор, как супруга, из милого и воздушного существа с осиной талией и одухотворенным лицом, существа, которому он посвящал стихи и песни, превратилась в здоровенную, начисто лишенную талии бабищу. С красными руками, огромной задницей и голосом, то громыхающим раскатами, то пронзительно-визгливым. Но сейчас, напевающая, мурлыкающая под нос какой-то легкий мотивчик, веселая и счастливая, она была вновь привлекательна для него и столь же желанна, как и во времена молодости.
Тогда она была мила, грациозна и стройна, не было и малейшего намека на то, что станет с ней в дальнейшем, во что превратят ее безжалостные годы. А время оно никого не милует, не оставляет в стороне, не забывает никого одарить вниманием. В этом он убеждался всякий раз, когда мимоходом заглядывал в зеркало, на секунду задерживал взгляд на отражении в его глубине. Куда подевался тот стройный, голубоглазый красавец с блистающим взором и смоляными кудрями, что улыбался ему из этого зеркала, много-много лет назад. Тот неунывающий, преисполненный оптимизма тип, что сочинял стихи и исполнял ночами серенады под окнами избранницы, не обращая внимания на бешеный лай собак, на проклятия ее родителей, и возмущение соседей. Он с уверенностью и оптимизмом смотрел в будущее, веря, что все ему по плечу, что он преодолеет все на жизненном пути, что все у него будет хорошо.
Счастливое будущее так и осталось несбыточным мечтаньем. Из зеркала на него смотрело его, не столь радужное, каким он его когда-то представлял, настоящее. И было это настоящее невысокого роста, с мутным взглядом серых глаз, с изрядной проплешиной на голове, с выпирающим из-под майки, здоровым пузом, в растоптанных и дырявых домашних тапках, в потертом и заношенном халате.
Глядя на собственное отражение в зеркале, дивился тому, во что превратило время молодого и стройного, голубоглазого красавца. И уже по-другому оценивал крутящуюся перед зеркалом супругу, что прожила с ним бок о бок, ни один десяток лет, нарожала ему целую кучу детишек. Он должен быть ей признателен по гроб жизни, не обращая внимания на такие мелочи, как исчезновение талии, громовой голос и красные руки со здоровенными кулаками, что порой бьют так больно. Особенно если в них скалка, или сковорода, и она ожидает припозднившегося и загулявшего муженька, чтобы вбить ему в голову, утерянный под воздействием алкоголя, разум.
Но эти же руки, и он прекрасно об этом знал, могут быть заботливы и нежны. Когда она нянчит, лелеет очередного отпрыска, или же ласкает в постели его обрюзгшее, и непривлекательное тело. И разжигает в нем ответный огонь, когда он позабыв обо всем не свете, и в первую очередь об отражении брюхатого мужика, случайно подсмотренного им в зеркале, с молодым пылом и страстью, как и много лет назад, набрасывается на нее, готовый растерзать ее на части в стремительном, сладострастном порыве. И потом всю ночь его безумное рычание и ее сладострастные вздохи, оглашают сонное очарование ночи, заставляя притихших, делающих вид, что спят детишек, настороженно прислушиваться к доносящимся из комнаты родителей звукам. Звукам столь непривычным на фоне ежедневного храпа, или размеренного скрипа старых кроватных пружин, заканчивающегося удовлетворенным хрюканьем отца и недовольным бурчанием матери.
До самого вечера он наслаждался заслуженным покоем и пользуется безграничным вниманием и любовью со стороны супруги. Увы, великолепие это продлится недолго, до вечера, до тех пор, пока не вернутся с улицы, набегавшиеся за день и проголодавшиеся детишки. Младшеньких опасаться не стоит, но со стороны старшей дочери, придется выдержать яростную атаку с долговременной осадой.
Этой, сформировавшейся в стройную и симпатичную девушку, еще вчера такой нескладный, угловатый подросток, все мысли в голове которого заняты исключительно одним, как понравиться парням, как выбрать из имеющегося, наиболее удобный и приемлемый вариант. Краски, лаки, всевозможные крема и помады идут в ход неудержимым потоком, подобно артиллерийским снарядам бьют в цель, поражая намеченного избранника в самое сердце. Завидя обнову матери, глаза ее загорятся, а руки затрясутся в предвкушении. Появиться перед любимым в облачении из меха ценного зверя, будет равносильно попаданию в цель крупнокалиберного снаряда гаубицы, разящей наповал.
С вечера начнутся попеременно уговоры, слезы, сопли, угрозы, в ход будет пущен весь возможный девичий арсенал, чтобы добиться желаемого, выпросить у матери поносить, а затем присвоить меховую обнову. Но добиться этого непросто, даже невозможно. Супруга ни за что не упустит из рук симпатичную вещицу. И напрасны все слезы, уговоры и увещевания дочери. Каждый останется при своем. Мать с симпатичной меховой обновкой, а дочка со своей обидой.
Итогом баталии станет то, что он окажется крайним и будет обвинен во всех смертных грехах и особенно в том, что вносит раздор в семью своим бессердечием. И еще ему гарантированы косые взгляды со стороны оставшейся ни с чем дочери, ее нежелание разговаривать с черствым и бездушным типом. И в окончательном итоге, придется ему снова, скрипя зубами, доставать из потайного места и без того изрядно похудевшую заначку, дрожащими руками отсчитывать красные десятки, синие пятерки и зеленые трояки, теперь уже на обнову для дочери. А затем с тяжелым вздохом прятать оставшееся, что и прятать уже не имело смысла. Ведь пару тройку мятых рублей вряд ли можно назвать заначкой, которую следует утаивать. А затем он вновь спешил к Халявиным с очередным заказом, должным внести в дом мир и спокойствие.
