Нужда Лешего никоим образом не относилась к излишествам. Несколько десятков метров плотной целлофановой пленки, да запас продуктов, вот и все, что было ему нужно. Все остальное имелось дома.
Груженый ворохом покупок, Леший вернулся домой, и, не медля, приступил к осуществлению задуманного. Высыпав содержимое хозяйственной сумки на стол, бросив на пол рулон целлофана, Леший принялся за дело. Не успел смолкнуть отзвук последней, падающей на стол консервы, как улица наполнилась звуками бурной хозяйственной деятельности.
Остаток дня и весь последующий день, Леший посвятил работе. Буквально на глазах вырастала, обретая реальные формы и очертания, просторная теплица, достаточная, чтобы посадить там все, что Леший запланировал. Он все делал основательно, с запасом, чтобы диковинные цветы, которые решил развести в оранжерее, не знали недостатка в пространстве, чтобы ничто не ограничивало их роста. Те самые цветы, с разглядывания которых в аномалии, и начались его злоключения.
Сидя дома, уставившись в одну точку и общаясь с призраками, с которыми отныне вынужден был сосуществовать, Леший сделал неожиданное открытие, заставившее его взглянуть на мир осмысленным взглядом. Окружающий мир при наличии смысла вновь заиграл разноцветными причудливыми гранями. Будучи в отрешенном состоянии, он по какой-то надобности полез в карман своего, находящегося в плачевном состоянии рубища. Но едва пальцы коснулись дна кармана, надобность перестала быть таковой. Мозг обожгло и вместе с оказавшимися в руке зернышками каплевидной формы, пришло решение.
Извлеченные из кармана металлические зерна каплевидной формы, оказались одинаковы по весу и по размеру, но отличались по цвету. Семь капель всех цветов радуги, покоились на его ладони, напоминая об оранжерее, притаившейся в глубине аномалии. Вызывая воспоминания о роскошных розовых кустах, вглубь которых неосмотрительно заглянул. Он был уверен в том, что из себя представляют металлические капли, знал их происхождение, но не мог вспомнить, как они оказались в его кармане. Семена неведомых растений, так сильно напоминающих розовые кусты. Но они были похожи только внешне, по сути это было нечто иное, чуждое человеческому миру. Это не растения, а некие станции переброски в параллельные миры, существующие одновременно в разных измерениях. И раз они оказались в его кармане, значит это для чего-то нужно. Возможно, он сам их положил туда, на память о каждом из миров, в котором ему пришлось побывать, в реальности которых не давали усомниться поселившиеся в мозгу призраки. А может это очередная каверза аномалии? Ловушка, и не для него одного. Возможно, посредством семян аномалия рассчитывает на нечто большее? Расширить зону влияния ограниченную лесом, стремлением оказаться ближе к людям. Быть может, именно поэтому аномалия отпустила его.
Уничтожить семена он не мог. Они не только казались металлическими, они и были таковыми. Хотя Леший мог поклясться, что не существует в его мире металла, из которого могли быть отлиты эти разноцветные капли. Они не тонут в воде, не горят в огне, кислота им нипочем. Они неуязвимы. Аномалия позаботилась защитить свои детища, не дать им погибнуть в чуждом мире.
Можно было положить их в банку, или коробку, и закинуть в чулан, навсегда забыв об их существовании. Но этот выход временный. Дерево могут прогрызть мыши, оно может превратиться в труху, рассыпавшись от старости. Железо, несмотря на кажущуюся прочность, то же не вечно, подвержено ржавению и коррозии. Может случиться еще много непредсказуемых вещей, в результате чего обреченные на вечное заточение семена окажутся на свободе. Все дело во времени, а его у аномалии хоть отбавляй. Она умела ждать, и готова была ждать хоть тысячу лет. И она дождется своего, в этом Леший не сомневался. Не сомневался он и в том, что необычные семена прорастут, едва коснутся земли и без человеческого участия. И лучше, когда рядом будет человек, который знает, что они такое, чем ничего не подозревающий селянин, или слишком любопытный пацан.
Вроде одного из тех, что уже который день шпионят за ним, караулят каждое движение. Чтобы он ни делал, Леший чувствовал наблюдателей. Слежение за ним превратилось для пацанов в некое подобие захватывающей игры. На время они позабыли о прочих развлечениях, целиком поглощенные новой игрой, главным героем которой был лешак, принявший человеческое обличье. Леший чувствовал постоянное присутствие любопытствующих за спиной, но не предпринимал попыток их прогнать. По прошествии времени, им надоест игра в разведчиков, и они махнут на нее рукой, рванув на улицу наверстывать упущенное. Зимние каникулы до обидного коротки, а нужно так много успеть. Это он знал по собственному опыту. Халявин был парнем молодым, и события безмятежного детства, отчетливо вырисовывались в его мозгу, еще не затуманенные наслоениями более поздних, а от этого более ярких воспоминаний.
Потому, что еще несколько лет назад сам был пацаном, он прекрасно знал, только полное безразличие к любопытствующим, может остудить их пыл. Не найдя в игре ничего интересного, ребятня вернется к своим привычным развлечениям.
И вновь начнут строиться снежные крепости, вновь зазвучит веселый пацанячий смех, и полетят снежки в извечных противников, - девчонок. Их возмущенный визг для мальчишек сигнал к атаке. Сбить с ног, извалять в снегу, напихать за шиворот побольше снега этим противным, визгливым созданиям, плаксам и ябедам. И когда их рев наполнит округу, счастье пацанов будет безграничным, и лишь возможная месть родственников обиженных девчонок, немного омрачает радость.
Вот только подобные номера, прокатывали крайне редко. И очередной мститель за поруганную девичью честь, практически не имел шансов на успех. Быть пойманным и оттасканным за уши считалось позором, поэтому, надругавшись над девчонками, они зорко поглядывали по сторонам, чтобы не пропустить появление взрослых, могущих представлять для них опасность. И если таковой объект оказывался в поле зрения, направляясь к ним чтобы поквитаться с обидчиками зареванной дочери, которая, давясь слезами, рассказывает матери о причиненной обиде, запивая горе сладким малиновым чаем, заедая ватрушками с творогом, ему ничего не светило.