Во время московской проверки, общение Сайко с окружающим миром, ограничивалось посещением столовой с черного хода, где он получал отходы для свиней, консервы для себя и последние известия происходящего на заставе из уст повара. И то ли повар вовремя не предупредил его о нарушителе, то ли Сайко в пылу погони напрочь забыл о том, что враг не настоящий, но случилось то, что случилось. Начальнику заставы стоило немалых усилий, отбить полковника из рук разбушевавшегося конюха.

Наверняка у столичного гостя после подобного инцидента, пропало всякое желание впредь добровольно вызываться на роль нарушителя. Теперь он наверняка найдет сто причин, чтобы отказаться от возможного повторения столь унизительных для него событий. Над ним, не скрываясь, потешались солдаты инспектируемой заставы, глядя на то, как он отгребает тумаков от их товарища, глотает песок, корчась в пыли у его ног. Даже в глазах уставившихся на него собак, мерещился смех. Казалось, пройдет еще миг, и оскаленные собачьи морды, расползутся в довольной ухмылке, а из пасти послышится смех. Над ним потешались, показывая пальцами и члены комиссии, во главе с генералом, которому он, ничтожным барахтаньем в пыли, доставил несколько приятных минут.

Генерал со свитой появился у шлагбаума на горе примерно через полчаса после того, как с заставы выехала тревожная группа, чтобы лично наблюдать задержание нарушителя, если таковое случится вообще. Задержание действительно случилось, да еще какое. Генерал смеялся до слез, над копошащимся в пыли полковником, тщетно силившимся стать на четвереньки, с каждой попыткой вновь тыкаясь мордой в пыль. Зрелище было комичным, особенно если учесть, что полковника в генеральской свите недолюбливали, за скверный характер. Смех несущийся от шлагбаума, был настолько громок, что его слышал даже Лешка, умирающий от смеха в наблюдательной будке, разглядывая картину в мельчайший деталях, через мощный армейский бинокль. Возможно, его отголоски доносились и до распластавшегося в пыли полковника, еще более сатанеющего от этих звуков.

Когда ему все-таки удалось принять вертикальное положение, он не смог сказать и слова ни начальнику заставы, ни конюху. Злоба переполняла его, застревала комом в горле, прорываясь наружу булькающими звуками, в которых не было и намека на живую речь. Бешено вращая глазами, столичный полковник запрыгнул в кабину ГАЗ-66.

Мгновение спустя все пришло в движение. Генерал со свитой спускался на заставу с горы. К шлагбауму во весь опор мчался Халявин, чтобы встретить победителей и посмотреть на рожу опозоренного полковника в кабине. ГАЗ-66 с бойцами карабкался в гору, по направлению к заставе, где произойдет разборка задержания, по результатам которого и будет выставлена итоговая оценка заставе в целом, и всему отряду в частности.

Как узнал часом позже сменившийся с наряда сержант Халявин, застава проверку сдала на отлично, остались небольшие детали, которые улаживались за праздничным столом. Еще с утра, пара выделенных специально для этой цели солдат, навела порядок на месте будущего банкета, очистив его от следов банкета прошлого. Они же накололи дров для шашлыка, притащили все необходимое, чтобы не пришлось прерывать мероприятие из-за какой-нибудь досадной мелочи.

Сразу же после получения заставой отличной отметки, столичные гости, комендант, начальник заставы с замами, а также отрядное начальство, дружной гурьбой направились к месту проведения банкета. Где их поджидало нарезанное и насаженное на шампуры мясо, поджариваемое на угольях прапорщиком Ревой, и огромное количество водки, охлаждаемой в тазах с водой.

До полуночи веселился, облаченный в погоны со звездами люд. В ходе совместного застолья были сглажены последние шероховатости. Даже опозоренный полковник всех простил, неоднократно изъявляя желание лично обнять и поблагодарить за службу, пленившего его конюха. Перейти от слов к делу помешали присутствующие на банкете офицеры, едва ли не насильно удерживая его на месте.

Геройский поступок конюха не мог остаться без награды. Тем более что Сайко сработал и за себя, и за ту собаку, которая должна быть впереди. Генерал был уверен, пока на заставе служат подобные уникумы, за границы советского государства можно не беспокоиться. Высочайшим указанием было велено отправить выдающегося бойца в отпуск, сроком на 10 дней, плюс дорога.

Утром, опохмелившись и перекусив, столичная комиссия погрузилась в «УАЗ» и отбыла с заставы, в сопровождении коменданта и отрядного начальства, по направлению к г. Пржевальску, для окончательного подведения итогов комплексной проверки и отбытия в очередной, намеченный для инспекции, отряд.

Следом за комиссией засобирался и вскоре отбыл в отпуск конюх Сайко, чтобы провести десяток дней, в родных казахстанских степях.

И вновь потекла на заставе привычная, размеренная жизнь. Комиссии подобного уровня, заставу больше не посещали, а, следовательно, не было у бойцов шанса отличиться, чтобы заслужить отпуск. Много позже побывал на заставе один генерал, но он там лишь ночевал, имея дела с заставой «Каракоз», которая не соответствовала проживанию там, столь высоких чинов. Генерал вел там дела, а вечером возвращался на «Узенгегуш», поужинать и отдохнуть.

Однажды генерал изъявил желание осмотреть приютившую его на время заставу, и капитан Бурдин организовал экскурсию, знакомя высокого гостя с достопримечательностями. Визит в дизельную едва не стал в генеральской карьере последним посещением чего-либо вообще. Дело в том, что там нес службу вечный дневной дизелист Ерлан, казах по национальности. В отличие от Сайко, данный представитель казахского народа, роста был 1,5 метра и веса килограммов 40, эдакий мальчиш-плохиш. Был он спокоен, как удав, и флегматичен до одури. К тому же имел одну интересную привычку, о которой была осведомлена вся застава, за исключением офицеров. Если бы они догадывались, чем занимается Ерлан во время несения службы, они бы не повели генерала на экскурсию в дизельную, а если бы и повели, то окружным путем, через котельную.