Ева поднимает на меня глаза и замирает. В гостиной повисает тяжесть, и лишь треск камина просачивается сквозь нее.

– Смерть. – будто предзнаменование раздается из уст ведьмы слово. – В таком случае я вижу только смерть.

Что-то внутри меня болезненно опускается от холода и уверенности в ее голосе.

Вот почему отец решил призвать сестру. Он не может рисковать.

Это плохо. Очень плохо.

Стряхнув с себя дурное предчувствие, я спрашиваю:

– Есть ли вероятность, что сегодня все пройдет хорошо?

Выражение ее лица говорит красноречивее любых слов.

Мы по уши в дерьме.

– Что еще ты увидела? И не говори мне, что ничего. Я знаю, как ты выглядишь, когда к тебе приходит видение. Там, когда ты меня обняла, ты еще что-то увидела.

– Я…я не могу сказать тебе, Ками. Прости.

– Но почему?

Ева опускает глаза и качает головой.

– Прости. – шепчет она.

– За что ты извиняешься?..

Осознание накатывает ледяным ветром, проходит сквозь кости, и я вздрагиваю.

– Смерть. – говорят мои губы. – Ты видела мою смерть, да? Единственное, о чем запрещено говорить. – ее глаза блестят, когда она вновь смотрит на меня. – Но ты сказала, что видела смерть всех нас в одной из вероятности.

– Но не обстоятельства. Ты знаешь, я связана клятвой, мне нельзя говорить об обстоятельствах смерти или причине. И к тому же, те смерти…они как переменные. Изменчивы, не точны.

Все эмоции разом сплетаются в узел внутри меня. В теории мы все знаем, что умрем когда-то. Но все иначе, если кто-то, например, твоя близкая подруга знает, как именно ты умрешь.

И судя по ее словам это не изменить. Это не переменная, нечто серьезнее.

– Сегодня? – тихо спрашиваю я, уже зная, что она не сможет ответить. Ева лишь сжимает мою руку в своей.

– Я…не могу, Ками.

К глазам подступают слезы. И мне не удается их сдержать.

– Скоро?

Когда она крепче сжимает мою ладонь, когда по ее щекам катятся горячие слезы, я получаю свой ответ.

Скоро.

Мне вдруг вспоминается все, что я хотела сделать, но не могла или боялась. Из груди вырывается печальных смех. Вся моя жизнь одно сплошное недоразумение. Черт, я даже влюбиться по-настоящему не смогла…

Ева вдруг хватает меня за руку, вытаращившись на безымянный палец. Другой рукой она резко смахивает слезы со своих щек.

– А у тебя случайно нет серебряного кольца с вырезанными цветами на нем?

– Что? – я непонимающе уставилась на нее, но подруга лишь сильнее сжимает руку, требуя ответа. – Нет. У меня никогда не было такого кольца.

В ее глазах вдруг вспыхивает огонек. Отпустив мою руку, она большими пальцами вытирает мои слезы.

– Это хорошо. – многозначительно стреляет в меня глазами и повторяет с напором. – Очень хорошо.

О чем она вообще? Что?

Стоп.

Мое сердце вдруг начинает биться чаще в груди. Легкий укол надежды заставляет его биться чаще.

– Но если бы у меня было такое кольцо, – спрашиваю я, осторожно подбирая слова. – Думаешь, оно бы мне подошло?

Ева цокает языком и морщится.

– Определенно нет.

Вот оно.

В ее видении на мне было кольцо. На безымянном пальце? Обручальное?

Нет.

Вряд ли.

Но отныне у меня будет ориентир и хотя бы крупица надежды. Пока на пальце нет кольца, я не умру. Точнее, когда на моем пальце появиться кольцо с вырезанными цветами, я скорей всего умру…

Раздается стук в дверь, и мы обе еще раз вытираем щеки.

Черная копна волос показывается в проеме, затем и все тело Эвивы.

– Вот вы где. – пропевает она. Даже если и замечает наши опухшие глаза, ничего не спрашивает.

Перепрыгнув через диван напротив нас, она откидывается на подушки и скрещивает ноги на столике. В полном обмундировании и с клинками на бедрах сестра похожа на одну из стражей. Вот только выражение ее лица выдает двадцати-трехлетнюю молодую девушку.

– Нолан вместе с Гэвином сейчас встречаются с нашим отцом. – делюсь я, но кажется, для Эви это не новость.

Намотав прядь волос на палец, она отвечает:

– Знаю. Это уже второй раз за полгода.

– Чего они хотят? – с беспокойством спрашивает Ева.

– Нолан хочет жениться на мне. – как бы между прочим отвечает сестра.

– Что? – в один голос выкрикиваем мы с Евой.

– Но его семья ненавидит тебя. – напоминаю я. –  Его сестры, мать никогда не примут тебя.

Сестра лишь пожимает плечами и выпрямляется, опустив ноги на пол.

– Нолан единственный одаренный мужчина в семье. – берет печеньку со стола и тут же отправляет в рот. – Его мать ничего не сможет сделать.

Как-то уж слишком спокойно она говорит об этом.

– Ты что думаешь согласиться? – с ужасом предполагаю я.

Она вскидывает на меня свои голубые глаза.

– В таком случае я смогла бы избавиться от этого. – показывает сдерживающее кольцо на пальце.

– Но это ведь как сменить одну тюрьму на другую. – хмурится Ева.

Сестра вздыхает, перекинув волосы назад.

– Вам не понять, вы можете уйти отсюда в любую секунду, а я…

– Может, если бы ты не вела себя как ребенок отец снял бы заклятие. – вырывается из меня.

Эви резко выпрямляется, и я уже жалею о своих словах. Ее злость проникает сквозь мою стену острыми шипами.

– Как ребенок? – усмехается она. – Серьезно, Камилла? Если бы вы с отцом видели дальше своей задницы, то уже давно бы заметили, что я не ребенок.

Она подрывается на ноги. Ее барьер разрывается на части, и все эмоции вонзаются в мою стену.

– И взгляни ка ты лучше в зеркало. – добавляет она. – Я хотя бы не убегаю от своих проблем и себя самой, притворяясь, что все ахренительно прекрасно.

Я раскрываю рот, но слова не выходят. Все застревает поперек горла.

Ее эмоции, горячие, холодные, острые заполняют все пустоты внутри меня.

Распахнув дверь силой мысли, она разворачивается, собираясь уйти.

– Эви..,– зову я, хоть и не знаю, что собираюсь сказать.

Она вскидывает руку и показывает мне средний палец, не оборачиваясь. Дверь за ней хлопает так громко, что стены содрогаются.

Делаю глубокий вдох, чувствуя как внутри снова воцаряется пустота.

Я даже сильный барьер удержать не могу.

Сплошное разочарование.

– И что это вообще было? – спрашиваю я Еву, ища поддержки, но в ее глазах оказывается лишь сожаление. – Что?

– Прости, Ками, – она пожимает плечами. – но Эвива права, вы все относитесь к ней как к ребенку.

Прекрасно. Просто прекрасно. Я еще и сестра никудышная.

– Ты сама знаешь, что она неуправляемая. А с возрастом еще хуже. Да все мужчины в доме хотят ее…а половина так уж точно…

Ева выгибает бровь, подавляя улыбку.

– Что? Трахнули?

Мои щеки вспыхивают.

– Не будь ханжой, Ками. – толкает она меня плечом.

– Я не ханжа.

– Ее личная жизнь никого не касается.

– Меня касается, всю семью касается. – возражаю я. – Репутация у нас одна на всех.

– Она такая какая есть. И если не хочешь оттолкнуть ее еще больше, просто прими это. Ей хватает и отца, который читает мораль.

Но он прав, подумала я. Или нет.

Черт. Я не знаю. Мы слишком разные. Все мы. Но в одном Эви права. Я вся в отца. Мы оба делаем вид, что все ахренительно прекрасно. И как итог, я превратилась в робота, не способного испытывать глубокие чувства. Даже не так, я запрещаю себе чувствовать. Потому что страх потерять контроль засел где-то на дне. Потому что я не хочу снова потерять себя.

Это правда.

Эвива права.

И мне, черт возьми, стоит у нее поучиться.

***

Бежевое платье висит на мне мешком. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Грудь стала меньше, изгибы…их просто нет. Сплошные кости. Раньше кожа была теплого оттенка, а сейчас какая-то бесцветная. Щеки впали, а глаза теперь заполняют большую часть лица. Кора с Агнес сильно приуменьшили, когда говорили, что я похудела. Да я в жизни так плохо не выглядела.

А волосы…еще несколько лет назад они отливали золотом на солнце. Сейчас…они просто белые, тусклые.