В девяностые вообще так принято было. Мальчики хотели стать бандитами, а девочки не то чтобы хотели, а видели путь вырваться из беспросветки и бесперспективы в проституции. Шутка очень близкая к истине, а на самом деле, судя по доступным для обучения факультетам, дефицит был в трех профессиях: экономист, юрист и никому не понятный “менеджер”. Так как за обучение, после развала Союза, стало можно брать деньги, то каждая более-менее приличная путяга или технарь, тогда переименованные в лицей или колледж соответственно, начали обучать юриспруденции, экономике или упаси боже менеджерству.

Не минула чаша сия и меня, автора этих строк.

Вернулся я из армии, куда был призван, лишившись отсрочки, сразу на первую чеченскую (1993 – 1995 гг. – последний призыв на срочную службу на полтора года, затем срок службы увеличился до двух лет). Однополчанам привет огромный! Положив прибор на изучение органической химии и гордо подняв голову, я ушел из “кАлЭджа”, с факультета “Инженер по производству и изготовлению изделий из пластических масс”, где органическая химия рулила и решала и была основой всего. Взял справку об академическом отпуске, сдал экстерном экзамены за одиннадцатый класс весной девяносто шестого года и уже ближе к осени поступил на первый курс альма-матер.

Скажу честно, я не знаю как сейчас, но тогда бытовало мнение, что любой платный институт, это не что иное, как покупка диплома в рассрочку. Мои бывшие одноклассники (и вам тоже огромный приветище, други) откровенно смеялись надо мной – работать с восьми до восьми, чтобы все заработанное потратить на обучение в институте, когда ценность образования устремлялась к нулю. В тот момент они, таксуя и работая по дереву, получали в десятки раз больше, чем если бы я уже закончил институт и пошел работать юристом по специальности. Но я знал, к чему стремился. Вдолгую я оказался прав, но это история из другой книги.

Нельзя сказать, что институт тяготил. Это было заочно, – грустнее работать. А вот в самом процессе обучения… Помню несколько преподов, все они в тот момент одновременно гнули горб в МГЮА и у нас. МГЮА как основная работа, а у нас как платформа для заработка на тех, кто в МГЮА попасть не смог или не знал что можно. Я например, не знал.

Первые два курса все проходные/основные предметы вел у нас один преподаватель по фамилии Энвер. Больше ничего о нем не помню и не знаю. Он уже тогда был болен ДЦП. Он был сама настойчивость и самореализовался в тысяче областей – начиная от истории и Римского права и заканчивая физикой и математикой. Этот пример несгибаемой воли, пытающийся получить от жизни все, что можно получить, попал мне на глаза еще раньше чем Стивен Хокинг. И если Хокинг самореализовался в научно-популярной литературе, то Энвер за время, отведенное ему богом, хотел выучить и вывести в люди хотя бы пару балбесов. Низкий поклон тебе, Учитель.

Именно тогда я услышал первую юридическую байку. Говорили, что она имела место быть как раз у нас, но к сожалению не имея доказательств, я не буду никому приписывать ее точное, стопроцентное авторство.

Преподаватель по гражданскому праву на экзамене у четвертого курса (это конечно еще не государственный экзамен, но вполне серьезный) просит принести ей зачетки тех, кто хочет пятерку. Половина аудитории встает и, получив пятерку, довольная уходит. Процедура повторяется с четверкой. Потом с тройкой. Те оставшиеся, кто не хотят получать халяву, задают преподавательнице вопрос: «а какого собственно, происходит-то?» И преподаватель, обведя взглядом жалкую кучку потенциальных двоечников и колушников, говорит, кивая в сторону закрытой двери в аудиторию: “Запомните друзья – чем больше вот таких юристов, тем выше у нас с вами зарплата.”

В тот момент все юношеские мечты были устремлены в сторону адвокатуры, все же начитались хлынувшую в страну американскую версию юриспруденции, и на “проходные предметы” заочники положили большой болт. Когда, на четвертом курсе пришла пора сдавать зачет по нотариату, сей предмет был успешно забыт, забит и не учтен. Знали только что “нотариус копии заверяет”. Преподавателем по нотариату была бывшая нотариус. После третьей попытки сдать всей группой зачет, она собрала зачетки и проставила его. Ставя зачет мне, она глубоко вздохнула и сказала: “Надеюсь в этой жизни ты нотариусом не будешь никогда”.

Вызов был принят, как сказала бы сегодняшняя молодежь.

Путем длительных и тяжелых переговоров, проходивших минут пятнадцать, может быть двадцать, были расставлены все точки над Ё, и в июне 2003 года я вышел на работу помощником нотариуса. Деньги просил мне не платить – как я тогда выражался, я шел за знаниями, а не за зарплатой. Так как любой труд все-таки должен быть оплачен, а мой не оплачивался, в связи с этим произошло несколько курьезных моментов.

Работа была тяжелая. Не в том смысле что мешки таскали, а в том смысле что прием с девяти утра до одиннадцати вечера, а после одиннадцати вечера до часу – двух ночи обработка массива документов, принятых в течение дня. Нотариус выстроила систему таким образом, что наказания для сотрудников были индивидуальными, но исполнялись всем коллективом. Должен ты ну допустим зарегистрировать все заявления в наследственные дела – вот хоть чучелом, хоть тушкой – будь добр – сделай, ибо если не сделаешь, то все равно тебя оставят доделывать, но оставят доделывать не одного, а всю команду. И пока ты регистрируешь эти заявления остальные сидят и ждут пока ты это сделаешь. Они конечно могли бы пойти домой, но нельзя. Коллективно-индивидуальная ответственность.

Однажды распечатав сразу на чистовик простенький документ я принес его на подпись к нотариусу. Она, посмотрев и все проверив, переставила два слова местами и сказала переделать. Подумав что это уже окончательный вариант, опять распечатал на чистовике. Она опять, проверив, переставила два других слова местами и сказала, что с завтрашнего дня все документы я буду делать на бумаге которую купил сам. Вот так, мало того что работал за знания, так еще и на своих собственных “инструментах” что называется.

Моя супруга называла мою начальницу пчелой – хозяйкой улья, ибо организация труда в конторе и правда больше всего напоминала улей. Теперь, когда у меня собственная контора, я использую некоторые ее методы «воспитания» подчиненных. Но далеко не все.

Однажды в процессе стажировки «хозяйка улья», благодаря которой я получил лицензию и все же стал нотариусом, сказала такие слова: “Друг мой, запомни, не важно кто ты. Важно как ты работаешь. Даже если ты директор мира, а работаешь в строгом соответствии с законом и инструкциями, то до пенсии будешь трудиться директором мира. А вот если ты дворник и плюешь на закон, то в итоге окажешься в тюрьме даже выполняя столь малые социальные функции. Люби и уважай закон.”

Это если честно значительно облегчило и мою жизнь и отношение к ней. Ну и как бы странно это ни прозвучало – мне стал более понятен наш нынешний Президент В. В. Путин.

Как и в любой профессии, в нотариате есть шутки понятные только внутри, иногда сообщества, иногда коллег, а иногда вообще в отдельно взятой конторе. Так как у той коллеги, у которой я начал стажировку основной массой были наследственные дела, то и прием населения был в основном по наследству.

Как она сама говорила “Нет ничего более взрывоопасного чем очередь из тех, кому нужна доверенность на машину, и наследников по наследственным делам”. Это действительно так. Не знаю почему, но если такая гремучая смесь образуется в коридоре, то они обязательно поругаются причем очень громко и никого не стесняясь. Впрочем это я отвлекся.

Поиск наследственного дела в действующих делах производился в конторе по дате смерти и фамилии умершего. Так как наследники часто путали, либо дату смерти, либо вместо фамилии умершего говорили свою фамилию, то, чтобы избежать подобных ситуаций, мы с остальными сотрудниками конторы обязательно просили свидетельство о смерти, чтобы самим прочитать фамилию, имя и дату смерти наследодателя.