Хозяин дома не заметил, пропустил движение — и звук, должен же быть звук… — и теперь видел краем глаза волнистый рисунок по кромке. Хороший меч. Очень хороший. Княжеский. Откуда он у полицейского?

— Подарок, — прочел мысли инспектор. — Так когда придут за грузом?

— Если я скажу… вы меня убьете.

— Я убью вас в любом случае, — пояснил инспектор. Правой рукой он сооружал что-то из большого европейского носового платка, и чиновник вдруг понял, что это — кляп.

— Вас услышат…— прошелестел чиновник.

— Будет очень жаль. Я не люблю вредить посторонним.

— Чего вы хотите? — чиновник смотрел на неподвижное лезвие. — Денег, чего?

— Имя. Сроки.

— Вам не нужно, — убежденно сказал чиновник. — Это не те люди. Или вовсе не люди. Мне заплатили, да. Но я не стал бы — мне и так было хорошо, я не стал бы, если бы не боялся.

Это тоже правда — не стал бы. И боялся. И очень обрадовался возможности купить себе облезлого полицейского волка по сходной цене. Зря.

Полицейский молчал. Он ждал. Ему было все равно, и от этого в душе господина Ямагути злость пересилила страх. Пусть идет и нахлебается того ужаса, которого пришлось глотнуть ему.

— Завтра, — голос подвел, сорвался в шипение. — Завтра, — повторил он уже тверже. — Они придут вечером, после восьми. Его называли просто сэнсэй, но я его узнал. Это был Ато, Кагэ-но-Ато, Тень. Он убивал для нас в ту войну. Он понял, что я узнал его и что испугался. Он потом еще дважды приходил ко мне сам, хотя мог просто послать человека… Ему нравилось, что я его боюсь. З-зачем… вам… это? Из мести?

Полицейский посмотрел на него, будто заметил наконец.

— Вы, Исин Сиси, все до одного считаете, что это ваше время. Но оно и наше тоже. Мы проиграли войну. Мы пустили вас к власти. Мы делим ответственность, господин Ямагути.

Прошелестело лезвие, кровь плеснула на дубовую столешницу, на бумаги, на абак… Тело грузно осело на стуле.

Не позже, чем завтра, люди Ато — или, вернее, люди того, на кого работает Ато, — начнут выяснять, откуда полиция могла узнать про пирс и груз. И особенно про время. Они довольно быстро придут сюда — и уже не пойдут дальше, потому что им все станет ясно.

Мы проиграли войну. Сёгунат проиграл войну. Север проиграл. И потому в новой столице очень много людей с севера — им не заработать на жизнь в разоренных провинциях. Их много, их вытеснило вниз, но глаза у них есть. Глаза, уши, память — и знание, с кем можно говорить, а с кем совсем нельзя. И поэтому инспектор знал о деле много больше, чем могли предполагать его противники. И уж точно больше, чем могло предполагать его начальство. Нельзя сказать, чтобы то, что ему удалось выяснить, его хоть сколько-нибудь радовало. Но так лучше, чем вслепую.

Полицейский привычным движением стряхнул кровь с лезвия, распустил не понадобившийся кляп, вытер оружие. Белый носовой платок с широкой синей каемкой остался лежать на полу. Он предпочел бы синий с белым[48], конечно, но так тоже ничего.

Ночь удалась темной. В самый раз для воров и засад. Луна сквозь сплошные облака еле проглядывала, то ли к дождю эти облака набежали, то ли еще разойдутся — непонятно. Не хотелось бы вымокнуть и подхватить простуду. Невовремя бы вышло.

Портовые склады сильно разрослись с тех пор, как Асахина последний раз здесь бывал. Пожалуй, сейчас он без помощи Сайто — никак не получалось думать о нем как о Фудзите — не нашел бы дороги. Конечно, он с закрытыми глазами отыскал бы причал, где разгружались американские транспорты с рельсами, а вот перегрузочные причалы и мелкооптовые пакгаузы… впрочем, обратно он при необходимости выберется, а дорога туда — не его забота.

Сайто взял всего пятерых. Для того, чтобы подцепить на крючок, — хватит, для серьезного дела — нет.

За поясом у инженера Асахины были оба меча. В нарушение закона. И кое-что еще за пазухой. Тоже в нарушение закона. Но это инженера тревожило мало, куда больше его смущало то, что Ато хорошо видит в темноте. Если бы ками, или бодхисатва Каннон[49], или местные духи были благосклонны и немного разогнали облака…

— Вряд ли он придет сам, — почти беззвучно сказал человек справа.— Я думаю, его нет в городе.

Шум двигателя они услышали издалека. К причалу у пакгауза шел небольшой паровой катер. Стукнули сходни, и на берег шустро сбежало полтора десятка людей. Для погрузки — вполне достаточно.

— Почему просто не послать сюда наряд полиции? — спросил инженер.

— Потому что я хочу, чтобы нас здесь увидели. И потому что мне не понравилось, что они грузятся ночью. Больше шансов, что охрана обратит внимание. Я бы на их месте приехал белым днем — да ваши ведь так и делали в свое время.

Инженер улыбнулся. Да, и фейерверк тогда вышел замечательный. А уж какой был шум потом…

Он смотрел, как при воровских фонарях с заслонкой прибывшие споро таскают ящики, и думал об одной вещи, которая не давала ему покоя со вчерашнего дня. Когда меч рассекает живот и внутренности вываливаются, а второй удар перерубает горло, так что кровь хлещет фонтаном, человек умирает. Десять лет назад Асахина Тэнкен нанес Кагэ-но Ато именно эти два удара.

— Я же говорю, его здесь нет, — сосед отозвался на невысказанную мысль, а вернее, на характерное напряжение мышц. — А повернуться оно могло по-всякому. Под Вакамацу покойный Кирино считал, что убил меня. А я — что убил его. А выжили оба. Кстати, а почему это мы шепотом? Господа, — позвал в темноту полицейский, — вы вообще-то находитесь под арестом по подозрению в контрабанде.

Если бы в причал ударила молния и возник сам Фудо-мё-о[50] с огнем, мечом, петлей и прочими атрибутами небесного правосудия, — это не произвело бы большего впечатления. Тем более что облака, точно по заказу, разошлись и в прореху выглянула круглобокая луна, осветив высокую фигуру полицейского.

Это оцепенение отняло у пришельцев несколько драгоценных секунд, а потом откуда-то с борта щелкнула команда — что было не очень важно, потому что люди на берегу и на складе уже были взяты на прицел. Большинство умрет. Двое останутся в живых. Вопрос был — сколько уйдет на катере. Потому что катер уйдет. Должен уйти.

Инспектор прикидывал, как правильно замешкаться, но тут вопрос решили за него. Человек метнулся через борт катера прямо на настил, перепрыгнул через груду ящиков — как перелетел, и устремился на Сайто, занося над головой льдисто сверкнувший меч. Инспектор укатился с линии удара (быстрый нынче пошел заговорщик, так я могу и не успеть…) Рядом грохнул выстрел, еще раз — летун сложился пополам и рухнул. Сайто ударил его ножнами под основание черепа — пусть полежит. Обернулся. Асахина стрелял из здоровенного револьвера, уложив правую руку на сгиб левой.

Из-за ящиков огрызались, с борта тоже. Летун отыграл своим время. Теперь под прикрытием ящиков те, кому повезло, могли сбросить сходни и отплыть.

— Оставьте на развод, — сказал инспектор. — Пусть нижние чины постреляют. Им полезно.

Инженер спрятал свой револьвер и подошел посмотреть на прыгучего заговорщика.

Инспектор поднял оброненный ночными грузчиками фонарь, отодвинул заслонку. На утоптанной земле лежал человек среднего роста, в темной одежде, волосы связаны в хвост на затылке, лицо — ничего примечательного. Обе пули попали ему в грудь, и с такого расстояния не было видно, жив он еще или уже нет.

Инспектор поставил фонарь на землю, наклонился — и в который раз мысленно поблагодарил американцев за 36 калибр и общую основательность. Потому что летун дернулся вперед, навстречу. И явно с недобрыми намерениями. Но слишком резко — кровь толчком выплеснулась из отверстий на груди, летун осекся — и удар ножнами под подбородок отправил его обратно. Инспектор вынул дайто[51] и аккуратно отрубил заговорщику голову.