А потом я повзрослел. Поступил в военное училище, решил стать лётчиком. Не могу сказать, что мечтал об этом с детства, просто нужно было определяться со своим будущим, не сидеть же на шее у матери. Бизнес меня не привлекал, нет у меня предпринимательской жилки, а работать на дядю по найму не хотелось. Какая-то определённая профессия меня не интересовала, а может просто сказались отцовские гены, хотя я никогда в этом не признаюсь. В общем, решил я связать свою жизнь с армией, мама не возражала. Мне даже показалось, что она осталась довольна моим выбором. В училище нам продолжали внушать, что наш единственный враг и потенциальный противник это Россия. Мол она никогда не оставит нас в покое. Если мы хотим счастливо жить в большой и дружной европейской семье, Россию, как огромную империю нужно уничтожить. Разделить её на небольшие государства, которыми легко управлять, а южные территории и вовсе присоединить к Великой Украине.
Однако я уже не впитывал это всё как губка, не фильтруя. Я вышел из подросткового возраста и понимал, что трахнуть девочку на заднем сиденье автомобиля – это не предел мечтаний. Кстати девочки у меня уже были. Причём некоторые весьма опытные, у которых было чему поучиться. К окончанию училища я уже по другому относился к своему отцу. Нет, я не простил его как мужчину, бросившего свою жену и маленького сына, но я стал понимать его как офицера. Он давал присягу СССР, приемником которого стала Россия. Переобуваться и присягать Украине, с которой далеко не всё так просто… Не уверен, что я бы поступил на его месте по-другому. Вы спросите, что не так с Украиной? Я видел, как избивают и обливают зелёнкой стариков увешанных медалями, которые решились выйти на улицу 9 мая. Видел, как нацики легко отжимают понравившийся их главарям бизнес. Слышал как пьяные солдаты, вернувшиеся из зоны АТО, хвалились, тем, что они насиловали маленьких дочек сепаратистов. Причём зачастую на глазах у родителей.
Видел стариков, которые рылись в помойках, чтобы выжить на мизерную пенсию. А мимо них, в роскошных, очень дорогих машинах, проезжали народные избранники. Слышал от людей, да и сам сталкивался с заграничными кураторами, которые смотрели на нас как на неполноценных туземцев. Внесла свою лепту и мама, которая рассказала мне, что отец регулярно присылал ей деньги, когда была такая возможность. Пока майданутые нацики не разгромили все российские банки. Естественно, я спросил, почему она мне раньше об этом не говорила, и услышал в ответ:
– А ты бы разрешил мне брать эти деньги? Покупать тебе на них одежду? Продукты?
– Не знаю, – подумав, ответил я.
Я, правда, не знал, как бы воспринял эту информацию раньше, будучи подростком-максималистом. Вполне возможно, что я бы отказался носить вещи и есть продукты, купленные на русские деньги. Тогда маме пришлось бы совсем не вылезать из своей школы, чтобы заработать лишнюю гривну. Мама мудрая женщина, к тому же педагог. Она выбрала подходящий момент, чтобы донести до меня эту информацию. Во-первых, сын повзрослел, гормоны уже не так бушуют, а во-вторых поступление русских денег уже прекратилось, по независящим от отца причинам. Окончив училище и получив офицерское звание, я был искренне рад, что выбрал профессию лётчика. По крайней мере, отправка на Донбасс мне точно не грозила. В свою очередь авиация не слишком привлекала нациков, здесь нечем было поживиться. Всё что можно уже продали и растащили. К тому же для службы в ВВС требовались специальные знания и боле-менее трезвая голова. А большинство этих особей без горилки и наркоты обходиться не могут.
С Ольгой я познакомился еще, будучи курсантом. Нормальная девушка из обычной семьи. Отец инженер на заводе, мама воспитатель в детском саду. Жили не богато, но выучить дочку смогли. Она закончила колледж по специальности бухгалтерский учёт и уже работала в небольшой организации. Вскоре после окончания училища у нас родился Максимка, а через полгода после этого умерла моя мама. Сердце подвело молодую бабушку, не успела толком понянчиться с внуком. Возможно, маму можно было вылечить, но только не в нашей городской больнице, где из медикаментов остался только йод. Врач написал мне приличный список лекарств, я кинулся по друзьям и знакомым, но не успел. Сердце мамы ждать не захотело и остановилось.
К моменту нападения русских, я уже понимал, что наши правители довели страну до ручки. Сплошная нищета и безнадёга, а цены на коммуналку и газ, по требованию наших западных «друзей» растут не по дням, а по часам. Везде коррупция, даже в больницах. Хочешь лежать в нормальных условиях и получать хоть какое-то лечение – плати. Но, с вероломным нападением России, угасшие во мне патриотические настроения, вспыхнули с новой силой. Правительство у нас дерьмовое, но русские солдаты топчут мою землю. Убивают наших украинских солдат. Как-то сразу позабылось, что среди наших солдат много отпетых нациков, отмороженных на всю голову. Я хотел реально защищать свою Родину. Когда вышел из госпиталя, после того как нас с Андрюхой сбили, сразу атаковал командира полка, требуя себе самолёт.
– Ты по полю-то пройдись, – нахмурился полковник, – а потом наезжай. Много ты там самолётов видишь? Ты думаешь пока ты в госпитале в гипсе валялся, мы здесь дурака валяли? Или ты думаешь, вам с напарником одним от русских лётчиков досталось? Ещё и по аэродрому отбомбились суки. Даже то, что сломано было, но ещё ремонтопригодно, теперь потеряно безвозвратно. Техников трое в том налёте полегло, двое на глушняк, один ещё в госпитале, гляди выживет. Так что нет у меня для тебя борта, да и не только для тебя. Был авиационный полк, а сейчас невесть что.
– Тогда отправьте меня на фронт, в пехоту, – помолчав, упрямо сказал я, – хоть рядовым.
– Не дёргайся, капитан. В пехоту он пойдёт, – повысил голос полковник, – с автоматом бегать. Ты лётчик, тебя, сколько лет в училище готовили, сколько бабла на тебя потрачено? А если союзники из Европы или Америки дадут нам самолёты, кого я потом на них сажать буду? Пехотинцев? Вас к тому времени русские уже зачистят, а мне где лётчиков брать? Автоматчика можно за неделю подготовить, ну ладно, за месяц, а пилота? Стрелок, блин, доброволец.
– А точно будут самолёты? – вставил я, когда командир замолчал, остывая.
– Конечно, будут, – излишне бодро ответил полковник, – мы же здесь не только за Украину, мы за всю Европу воюем. Да и Америке вряд ли лучше станет, если русские нас одолеют, дурной пример для других стран будет. Многие захотят америкосам зубы показать, тот же Китай, Индия, а за ними и арабы подтянутся. Никто, знаешь ли, не любит проигравших, каждый добить норовит. Так что иди капитан, не дразни меня. Если команда сверху поступит, то всем полком на фронт поедем. А пока изучай мат часть самолётов НАТО. В учебном классе есть и видео и бумажная литература, чтобы потом как можно быстрее освоить чужую технику.
– Да мы в училище в теории изучали ряд иностранных самолётов, – отозвался я, – на какие модели хоть примерно ориентироваться?
– Ну, те, что постарше, – скривился командир, – вряд ли нам новые дадут, друзья наши.
Эти «друзья наши» прозвучали с нескрываемым сарказмом. Видно было, что полковник, начинавший свою службу в Советском Союзе, так и не привык относиться к потенциальному противнику того времени, как к другу. Тридцатилетняя пропаганда не смогла убедить офицера в искренности англосаксов. С другой стороны, неожиданная агрессия России, к которой он симпатизировал, застала его врасплох и мгновенно уничтожила былые симпатии. В армии Украины было много офицеров, особенно старшего возраста, которые не воспринимали Россию как врага. Даже после захвата Крыма оставалось много кадровых военных симпатизирующих русским. Россия отжала Крым практически без кровопролития, к тому же у многих там остались родственники и знакомые. Они рассказывали, что прошедшие референдумы были вполне законными, никто на них людей силой не загонял. Но агрессия двадцать второго года…
Сейчас, после нападения русских таких сочувствующих среди офицерского состава украинской армии не осталось. Если кто-то из стариков в погонах и не поменял своего отношения к России, то тщательно это скрывал. Теперь, за одно подозрение в сочувствии к врагу можно было схлопотать срок, а то и пулю. СБУ и раньше не церемонилось со своими гражданами, а после начала войны совсем озверели. Мама рассказывала, как в тридцатых годах прошлого века в СССР работало НКВД. Тогда сгинул её дед, работавший на Харьковском тракторном заводе. Ночью подъехал «воронок», деда посадили и увезли. Больше его никто никогда не видел. А бабушку с ребятишками, вскоре переселили из хорошей квартиры в центре города в сырой барак на окраине. Вот так же сейчас работали СБУ-шники. Могли загрести любого по доносу, или по своим каким-то подозрениям. А в их подвалах люди признавались в любых преступлениях против страны и получали приличные сроки. Правда, потом их могли выпустить, если они попросят отправки и на фронт. Вот такая мобилизация по-украински.
