– Конечно, Эллен, мы же люди прогрессивные! Конец девятнадцатого века! А мумиям уж точно не больно! Это все для науки! – тоненько захихикал Стефан Саймон.

– Как египтолог я могу вам подтвердить, что это все только ради науки, ради изучения тех тайн, что хранят в себе египетские мистерии, – старик Лурье закивал в такт словам Саймона и опрокинул в себя очередной бокал шампанского. – Мой отец, пусть земля ему будет пухом, тоже много лет занимался египтологией и никогда не жаловался.

– Вот видите, Агнесса Карловна, ученые не против! – Эллен чмокнула княгиню в напудренную щеку. – Ну же, это так забавно!

– Забавно! Вам, молодежи, только забавы подавай! А о душе кто думать будет! – старуха еще сердилась.

– О душе сами муми и думать! – подал голос Асхаб Аф-Аффанди. – Именно благодаря душе, благодаря Ка, которая и есть душа в Египет, и делали муми. Хотеть сохранить вечность, вечная жизнь.

– Вечно пребывать в бинтах в пирамиде? Не о такой вечности ныне мечтают! – заметил купец Владимирский.

– А я бы вечно ел ваш черепаховый суп, княгиня! Мои похвалы повару! – галантно заметил Аристарх Венедиктович. – Учись, Глашка, – прошептал он на ухо помощнице.

Глафира скривилась и наклонилась над тарелкой; если честно, суп ее не вдохновил, и не ее одну. Художник Менжинский тоже вяло ковырялся в тарелке. А Асхаб Аф-Аффанди даже не притронулся к еде, он с безмятежным видом курил свою трубку из слоновой кости, не спуская темных глаз с княгини Муратовой, мило воркующей со Стефаном.

Но сладкую парочку это ничуть не смущало.

Хотя Саймон все-таки попытался сделать Асхабу замечание.

– Не знаю, как у вас в Египте, но в Европе и в России так на женщин смотреть нельзя! – выдал он.

– Как это так? – улыбнулся каирец.

– Вот так, вы знаете! И это неприлично! – с вызовом сказал англичанин.

– А чего есчо неприлично?! – повысил голос Асхаб. – В моей страна женщина неприлично с открытым лицом появляться на улица, но я же вам не указывать!

– Ах, не стоит ссориться, мальчики! У всех свои понятия о приличиях! – попыталась разрядить атмосферу Эллен. – Асхаб, не обижайтесь на Стефана! Но пожалуйста, раз уж вы у нас в гостях, я прошу вас не курить трубку за столом! Это многим не нравится! – кивнула она на скривившуюся Агнессу Карловну. – Если позволите, дайте мне вашу трубку, я обещаю вам отдать ее после распаковки.

– Ради ваш прекрасный глаза, о Елен, я готов на все! – поклонившись, Асхаб вручил хозяйке трубку из слоновой кости.

– Спасибо! И почему вы ничего не едите? Не вкусно?

– Нет, я не могу – по моя религия нельзя черепаха, нельзя свинья мясо, потому не волнуйтесь – я буду ест фрукт!

– Хорошо, как хотите! – Саймон хмыкнул.

– Кто-нибудь еще хочет фрукты? – Эллен кивнула служанкам, которые принесли охлажденные напитки и замороженные ягоды.

– Чуть не забыл, прекрасный Елен, у меня есть для вас есчо один египетский презент, – Асхаб вытащил из-за пазухи бронзовую фигурку языческого божка, изображавшую девушку с львиной головой, оскалившейся в немом крике.

– Э… спасибо, какая прелесть! – Муратова вертела в руках подарок, не зная, как на него реагировать. – Что это? Точнее, кто это?

– Тут, Эллен Генриховна, я вам помогу! – подал голос египтолог Лурье. – Эта статуэтка, если не ошибаюсь, изображает египетскую богиню Сехмет.

– Сехмет? Она что, львица? – княгиня внимательно разглядывала богиню.

– Да, Сехмет – грозная богиня с головой львицы, олицетворяет собой яростную месть, палящее солнце. Пламенеющая ликом – так ее называли в Древнем Египте. Я прав, уважаемый Асхаб?

– Да, ви совешенно прави, но также Сехмет является и той же самой богиней Хатхор, богиней лубви. То есть как у женщины много ликов, так и Сехмет, когда любит, может стать Хатхор, а если Хатхор рассердить, то появится Пламеняющая ликом. Извините, я пытался вам объяснит, – неловко улыбнулся Асхаб.

– А еще, насколько я помню, Сехмет могла в ярости насаждать болезни, чуму, эпидемию, когда гневалась, – дополнил египтолог Лурье.

– Да, это очень интересно. Тем более такая красивая статуэтка, и еще она львица, а я очень люблю всех кошачьих, такие изысканные, грациозные создания, – кивнула Муратова.

– Есть египетская богиня Бастет с головой кошки, я могу вам и о ней рассказать… – Лурье довольно закивал.

– Нет, не стоит, только не о кошках, – простонала Агнесса Карловна. – Вы не поверите, я терпеть не могу кошек. Мне в их присутствии плохо становится, прямо задыхаться начинаю.

Глафира вспомнила, что у нее тоже аллергия на кошачью шерсть, правда, в не столь серьезной форме.

– Тетушка, не волнуйтесь, здесь котов точно нет, только мумия! И даже не кошачья! – засмеялся Стефан.

– Да, представьте себе, в Египте и кошек мумифицировали! – захихикал доктор Лосев, смешно задрав подбородок.

Эллен улыбнулась и поставила бронзовую статуэтку Сехмет на каминную полку рядом с другими безделушками.

– Я надеюсь, вы позволите, Эллен Генриховна, зарисовать мумию до пеленания – потому что, я боюсь, потом будет не очень эстетично, – немного смущаясь, попросил Яков Менжинский.

Эллен со смехом закивала, а потом обратилась к французскому египтологу:

– Филипп, мон шер, расскажите, а как вообще древние египтяне делали свои мумии?

Старичок оторвался от холодного шампанского, пригладил волосы и не спеша ответил:

– О, тут очень интересный процесс мумификации. По верованиям древних египтян, бальзамирование делалось с целью сохранить тело усопшего как последнее жилище души Ка, после того как душа совершила многоразовые переселения из одного живого тела в другое. Самый простой и распространенный способ: умершего вскрывали таким образом – острым крючком извлекали мозг из головы через ноздри, – при этих словах графиня Розанова выразительно скривилась, а Лурье острым ножом сделал надрез на куске осетрины в своей тарелке, – а внутренности чрева извлекали через отверстие в левом боку, сделанное кремниевым ножом. – Графиня Розанова закатила глаза. – Потом очищенную внутренность вымывали пальмовым вином, наполняли благовонными веществами, например, миррой или кассией, а затем укладывали все тело в селитру на семьдесят дней. По прошествии этого времени тело, ну уже практически мумию, заворачивали в самые тонкие льняные ткани или в виссонные повязки, покрытые обычно аравийской камедью. Наконец тело помещалось в деревянную форму и устанавливалось в вертикальном положении в погребальнице…

– Фу, страсти какие! – не выдержала Агнесса Карловна. – Давайте не за столом про такие ужасы говорить! Это весьма опасно для пищеварения!

Филипп Лурье снова отпил ледяного шампанского и, будучи немного навеселе, решил подтрунить над старой графиней:

– Агнесса Карловна, это же все тоже в рамках науки. Я специально изучал труды Геродота, где в мельчайших подробностях описаны все этапы бальзамирования.

– Ну давайте выпьем за Геродота! – поднял бокал купец Владимирский. – Говорят, умный был грек.

– Еще какой! – громко рассмеялась Эллен Генриховна, получив обожающий взгляд египтянина Асхаба.

– Эллен, я последний раз поддалась на твои провокации и пришла смотреть на трупы! – фыркнула графиня. – А будешь в таком же тоне себя вести, то вообще наследства лишу! – Агнесса Карловна поджала губы.

– Да что вы, тетушка! Мы вас все так любим! Не обижайтесь, дорогая! – Эллен Генриховна обняла ворчливую старушку.

Чтобы замять неудобную сцену, слово взял князь Оболенский:

– Ну так давайте избавим этого древнего бедолагу от оков, может, как раз поможем его Ка попасть в рай, или куда они там отправляются, – князь закинул ногу на ногу и с зевком поинтересовался у каирца: – А известно, кому принадлежала эта мумия? Удалось расшифровать владельца?

– Да, представьте себе, – поклонился Асхаб, – на саркофаге было написано имя.

– И кто же это? – все гости мгновенно замолчали и даже подались вперед.

– Его звали Хапу, жрец эпохи фараона Аменхотепа Третьего, – Асхаб лукаво смотрел на Глафиру, пожирая ее глазами.