Суммируем наши наблюдения.
Русские предания о Чуди представляют собою в сочетании с другими данными важный исторический источник, анализ которого позволяет проследить отдельные стороны этнической истории вепсов. Цикл преданий естественно делится на два разновременных по происхождению подцикла — более ранний (об активной Чуди) и более поздний (о гибнущей Чуди). Будучи картографированы, предания выявляют несколько групп или сгущений (по меньшей мере четыре), совпадающих с районами повышенной интенсивности вепсско-карельских языковых включений. В рамках всего района распространения преданий о Чуди предания первого подцикла локализуются преимущественно в его западной части, предания второго подцикла — в восточной. Среди всех народов, у которых в том или ином виде бытуют предания о Чуди (русские, коми-зыряне, коми-пермяки, саамы и вепсы), только вепсы считают себя в целом — как народ — происходящими от нее. Единство этнографической характеристики, этнического имени и достаточно ясная отграниченность ареала бытования преданий заставляют считать Чудь преданий единым народом. Относительное совпадение таких функционально между собою несвязанных признаков, как район распространения топонимов, содержащих формант — ньга, — нга, область размещения восточнобалтийского антропологического типа, локализация сообщений средневековых источников о Чуди, известий Отера и саг о Биармии и летописей о Заволочской Чуди повышает вероятность вывода о том, что такое совпадение является не случайным, а закономерным. Предания о Чуди возникли в условиях контакта первых русских колонистов на Севере с древними вепсами (Весью) приблизительно в IX–X вв., они отразили, таким образом, в своих наиболее ранних вариантах один из этапов проникновения Веси-вепсов в Заволочье, проникновения, начало которого, по-видимому, следует относить к еще более раннему периоду (не позднее рубежа VIII–IX вв). Предания второго подцпкла по своему содержанию, конечно, отражают более поздний — можно сказать заключительный — этап развития русско-чудских отношений, но самое размещение преданий сохранило следы глубокого архаизма, воспроизводя контуры расселения тех гнезд древневесских пришельцев в Заволочье, выявление которых другими средствами пока неосуществимо. Окончательно этот вопрос может решить археология путем проведения исследований в границах указанных гнезд.
Рассмотренные данные создают немаловажный дополнительный аргумент против известной «емской концепции» А. И. Шегрена. Согласно ей, как известно, вепсы — это прямые потомки Еми, обитавшей будто бы где-то в районе рр. Вычегды и Северной Двины, откуда она продвигалась постепенно на запад, где основала ядро вепсской народности и вошла в состав финского (суоми) и карельского народов, играя в их формировании ведущую роль.
Мы не станем здесь повторять исторические, языковые и другие факты, свидетельствующие против взгляда Шегрена, который был подвергнут глубокой критике Д. В. Бубрихом и другими исследователями. Обратим внимание на другую сторону дела, открывающуюся в результате изучения преданий о Чуди. Ведь у Шегрена речь идет о миграции в X–XI вв. целого народа и указывается направление этой миграции — с северо-востока на юго-запад. В преданиях тоже отражены события, связанные с передвижением, но только шедшим в противоположном направлении — с юго-запада на северо-восток. Совершенно ясно, что эти два потока должны были бы, двигаясь навстречу друг другу, где-то встретиться, как-то взаимодействовать, что безусловно нашло бы отражение в письменных или фольклорных источниках. Между тем об этом нет и помина. Нигде мы не находим ни малейшего намека на что-либо подобное. Все дело в том, что миграции Еми вовсе не было. Емь и древние вепсы вообще прямого отношения друг к другу не имеют. В действительности имело место только одно движение — проникновение Чуди — вепсов из мест их первоначального обитания на северо-восток лесной зоны европейской части СССР — в Заволочье.
В таких очертаниях рисуется нам картина этнического развития древних вепсов, насколько она поддается выяснению путем изучения преданий о Чуди. Разумеется, эта картина набросана очень силуэтно, в ней многие детали неясны. Ведь даже самый тонкий анализ фольклорного материала не в состоянии дать изображения такой же степени четкости, какой удается достичь при исследовании письменных источников или археологических материалов. Но в качестве первого приближения она, несомненно, полезна. С ее помощью удается перекинуть мост, наметить линии связи между ранними сообщениями письменных источников и археологическими памятниками Веси в Межозерье, с одной стороны, и позднесредневековыми известиями о Чуди, с другой. На этом фоне и письменные источники, содержащие сведения о Чуди, начинают говорить более внятно.
Глава четвертая. ЭТНИЧЕСКОЕ И КУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ ВЕПСОВ в XII–XVIII вв
1
Преданиями о Чуди отнюдь не исчерпывается ни самая чудская тема, ни связанный с нею материал. Последующие события и перипетии этнической истории древних вепсов поддаются выяснению лишь в той мере и лишь постольку приобретают необходимую степень убедительности, в какой и поскольку имеется возможность привлечь документальные свидетельства о Чуди.
Для изучения этнической истории вепсов эпоха XII–XVIII вв. представляет, пожалуй, наибольшую трудность; чрезвычайная скудость источников, относящихся к ее ранним периодам, их совершенно недостаточная разработанность создают многочисленные и не всегда преодолимые препятствия.
Сложность проблемы усугубляется и очень большой хронологической протяженностью того отрезка времени, который мы по необходимости вынуждены рассматривать целиком (вследствие особенностей состояния наших источников) и почти не имеем возможности разделить на более краткие периоды.
История вепсов XII–XVIII вв. протекала в рамках Новгородского, а затем русского централизованного феодального государства, что не могло не сыграть своей решающей роли в процессе этнокультурного развития этого народа. Основная масса древневепсского населения сосредоточивалась в пределах Обонежской пятины, некоторая часть его продолжала обитать в Белозерье, небольшие группы проникли в Заволочье. Первоначально все эти территории либо постепенно вошли в состав государственных владений Великого Новгорода, либо находились в орбите его постоянных влияний.
Вместе с тем необходимо вполне отдать себе отчет в том, что область расселения древних вепсов постепенно теряет свое былое положение важного района международного торгового общения и мало-помалу превращается в далекую окраину — объект эксплуатации новгородского боярства. Вепсские погосты, лежавшие в Обонежской пятине, далеко отстояли от крупных центров Новгородской земли, находясь в стороне от главных торговых путей. Эти условия в известной мере способствовали обособлению древневепсского населения. «В этой лесной глуши, — замечает В. Н. Вернадский, — вплоть до XX в. сохранились остатки древней Веси (вепсы), отрезанной от общения со славянским миром труднопроходимыми болотами и лесами».
Походы новгородцев, первые сведения о которых появляются к концу XI в. (поход Гюряты Роговича) и которые особенно участились к XIV в. (походы ушкуйников или «молодцев»), судя по сообщениям источников, существенным образом не затронули коренные земли Веси. Нападениям подвергались область Корелы, Двинская земля, Югорская земля, Поволжье и Прикамье и т. д., но не территория Веси. Известен лишь один случай, когда объектом похода было Белозерье (1340 г.). Таким образом, в походах на северо-восток отряды «молодцев», отправлявшихся «без слова новгородского», использовавшие, вероятно, свирский или оятский пути, двигались через земли Веси, но они прошли их мимоходом, не задерживаясь и не причиняя им вреда. Причину этого, видимо, следует искать в том, что эти области уже были к тому времени освоены новгородскими феодалами и для предприятий подобного рода не представляли интереса.
