Боже, да этого мудака следовало бы привлечь к уголовной ответственности за то, что он так возмутительно сексуален.

— Брэндо, что ты здесь делаешь? — резко спросила я и, подойдя к младшему брату, осторожно выпутала его руки из веревок.

Брэндо нахмурился и посмотрел на меня.

— Не сейчас, Янка. Эзра и Тирнанни дерутся, и у меня ставка на этот матч!

— Что? — моргнула я, потрясенная тем, что Брэндо вообще знал, что значит поставить деньги на матч.

Брэндо усмехнулся и протянул мне кучу хрустящих двадцатидолларовых купюр.

— Тирнан сказал, что это мои карманные деньги, так что я могу делать с ними все, что захочу. Я поставил на него десять долларов, потому что Хенрик сказал, что выиграет Эзра.

Я подняла голову и посмотрела на мужчину, который тягал тяжести в углу комнаты. Он выглядел как настоящий Мистер Пропер, его лысая голова блестела под светом ламп, мышцы бугрились от того, что он поднимал какой-то неподъемный вес.

— Хватай его! — взволнованно закричал Брэндо, так сильно налегая на веревку, что чуть не провалился сквозь нее.

Я поставила его на ноги, а мой взгляд вернулся к происходящему на ринге. Лицо Тирнана было каменным, совершенно непроницаемым, если бы не горящие глаза, отслеживающие каждое движение Эзры и просчитывающие наилучший план атаки. Я наблюдала, как Тирнан позволяет Эзре наступать, нанося удар за ударом, от которых Тирнан был вынужден уворачиваться или блокировать. Было трудно не вздрогнуть, думая, что это только вопрос времени, когда один из этих тяжелых ударов обрушится на него.

Было очевидно, что Тирнан не в состоянии справиться со здоровяком Эзрой.

Но затем на этом покрытом шрамами лице появилась крошечная хитрая ухмылка, и через секунду Тирнан перешел в нападение.

У меня отвисла челюсть, в легких перехватило дыхание, когда я увидела, как он наконец-то атакует своего противника. Тирнан летал по рингу, изящно извиваясь и делая выпады, он был так легок, что казалось, будто парит, в то же время нанося Эзре удар за ударом, большинство из которых попадали в цель, несмотря на попытки противника его блокировать. Несмотря на всю мою ненависть к нему, невозможно было не отметить, насколько был великолепен Тирнан, вращаясь и кружась по рингу, такой грозный, такой уверенный в себе. И все это время левый уголок его рта украшала эта еле заметная, угрожающая ухмылка.

Радость.

Вот что это было.

Впервые я увидела, как она в полной мере отразилась на лице Тирнана.

Это пленило меня даже больше, чем красота его стройных, напряженных мышц под золотистой, татуированной кожей.

Все закончилось быстро: Тирнан сделал выпад вперед, заставив Эзру пошатнуться, а затем нанес удар, повалив здоровяка на спину. Тирнан прижал коленями его руки к полу и снова размахнулся, чтобы добить.

— Остановись! — закричала я, не в силах смотреть, как нокаутируют доброго, мягкого человека, спасшего меня с Брэндо от агента службы защиты детей.

Тирнан приостановился, его грудь вздымалась, пот стекал с кончика его крепкого носа, капал с мокрых волос. Я видела, как его мышцы дрожат от усилия, прилагаемого Тирнаном, чтобы использовать свою энергию. Наконец, Тирнан повернул голову, отыскав своими пылающими светлыми глазами моё лицо.

— Боишься небольшого насилия, малышка? — приподняв одну бровь, спросил он.

— Боюсь, что побеждает не тот человек, — возразила я, надменно вздернув свою.

До нас донесся смех Хенрика, но я была слишком погружена в липкий взгляд Тирнана.

— Если бы всегда побеждал тот, кто прав, Тирнан был бы уже мертв, — пошутил Хенрик, подойдя к Брэндо.

— Формально Тирнан победил, — возразил Брэндо, протянув ему пустую ладонь. — Раскошеливайся, мистер.

Хенрик снова рассмеялся, и даже губы Тирнана дрогнули, но он все еще таращился на меня так, словно мог прожечь дыру в моем черепе.

— Не следует драться в присутствии семилетнего ребенка, — назидательно сказала я. — Мало ли, что ему в голову взбредет.

Тирнан бросил на меня последний долгий взгляд, затем вскочил с пола, сорвал зубами правую перчатку и протянул Эзре руку, чтобы помочь ему подняться.

— Насилие — естественная часть жизни, — изрек он мне скучающим, снисходительным тоном. — Лучше быть вооруженным для войны, чем наивно полагать, что неприятности никогда тебя не настигнут.

— Ничто не оправдывает несчастья, — возразила я.

Раздался короткий, хрипловатый смешок.

— Абсолютно невиновных не бывает, малышка. И ты уже тем более не из их числа.

— Тирнан научит меня драться, как Железный человек, — сказал мне Брэндо, потянув меня за руку, чтобы я увидела его поднятые вверх кулачки. — Никто и никогда больше не будет смеяться надо мной за то, что я иногда писаю в штаны.

— Мы не боремся с людьми насилием, — напомнила ему я, взбешенная тем, что влияние Тирнана уже развратило моего милого малыша. — А милосердием. Мы осуждаем их, поднимаясь над их примитивным поведением.

— Насилие гораздо веселее, — сказал Тирнан Брэндо, подмигнув ему, от чего тот рассмеялся. — И долговременнее.

— Агрессия — это способ тупого человека выразить нужные ему слова, — возразила я, чувствуя, как нарастает моя собственная агрессия. — Конечно, такой, как ты, этого не поймет.

На лице Тирнана промелькнуло что-то темное, что-то мрачное и злобное, заставившее меня невольно содрогнуться. Мне жутко хотелось забрать свои слова обратно, но он уже двигался ко мне, поднимая вверх ограждающую ринг веревку.

— Иди сюда, — приказал он.

Я уставилась на него, упрямо приподняв подбородок.

— Что? Забрать мой медальон оказалось недостаточно, теперь ты собираешься меня избить?

— Иди. Сюда, — сквозь зубы процедил он, и на его волевом подбородке дрогнул мускул. — Сейчас же.

Сердце сжалось от страха, но я от него отмахнулась, решив, что Тирнан не причинит мне вреда в присутствии свидетелей и моего младшего брата. Я нырнула под канат и, перешагнув нижнее ограждение, вышла на ринг в своей старой мешковатой футболке «Пикассо» и шортах для сна. Эзра отошел в угол, дав нам пространство и не сомневаясь в мотивах Тирнана.

— В Техасе ты работала в закусочной, — заговорил Тирнан, пугая меня своей близостью, а затем начал медленно кружить вокруг. — К тебе когда-нибудь приставали посетители?

— Да, — сказала я, потому что, конечно же, приставали. Это было обычным делом для относительно привлекательной молодой женщины.

— Кто-нибудь к тебе прикасался? — спросил он, его голос был шипящим, сочащимся ядом, как у змеи.

Я ахнула, когда Тирнан потянулся рукой и ущипнул меня за ягодицу. Я задохнулась от острого укола боли. Затем рефлекторно взмахнула рукой, чтобы его оттолкнуть, но он уже снова кружил передо мной.

— Кто-нибудь из них пытался тебя поцеловать? — прорычал Тирнан, так быстро сделав выпад вперед, что я в шоке оступилась.

Поймав меня, Тирнан яростно запустил руку мне в волосы и откинул их назад, обнажив мою шею. Я подумала — сердце злобно, дико колотилось от страха и чего-то гораздо более темного — что он может меня туда поцеловать.

Но он этого не сделал.

Вместо этого Тирнан впился зубами в промежуток между моей шеи и плечом, а затем потянул за кожу так, что его зубы царапнули мою плоть. Яркая боль смягчилась, превратившись в покалывающее жжение. Дальше этот ожог пронесся по телу и отозвался эхом между ног. Стыдливый румянец окрасил мои щеки, и пока Тирнан легко кружил передо мной, разлился до самой груди.

— Отвали! — выпалила я, рассекая рукой воздух.

— Правда? — резко спросил он, его голос разнесся по всему залу.

Мы как будто оказались с ним совершенно одни на ринге, он шел ко мне, и в каждом дюйме его красиво вырезанного лица читалась свирепость.

— Они получили то, чего хотели? — продолжал рычать Тирнан. — Заставили тебя почувствовать себя испуганной, глупой маленькой девочкой, которой ты и являешься? Беззащитной и одинокой?

Он прижал меня к канатам, нависнув надо мной своим смертоносным телом. Это был тупик, из которого я отчаянно пыталась выбраться. Я с ужасом увидела, как как он отвел назад свою правую руку, словно для удара.