— Я звонила тебе три раза, — сказала мама. — Ты давно должен быть дома…
— Мы долго искали Машеньку, — стал оправдываться Бориска. — Разве ты не понимаешь, я ведь не просто бегал-играл…
— Знаю, знаю, — прервала мама, — у тебя всегда найдется оправдание. Теперь послушай меня. Сходи в магазин, деньги лежат на буфете, купи три бутылки молока и хлеб. Да приведи в порядок свою комнату — в ней все кувырком. Я скоро приду. Понял?
— Чего тут не понять, — ответил Бориска. Он хотел еще рассказать, как они все-таки нашли Машеньку, но мама положила трубку.
— Она ничего не захотела узнать о Машеньке? — спросила Сорока.
— Я думаю, что у мамы на работе неприятности, — сказал Бориска. — Но она скоро приедет, и мы ей расскажем.
— Конечно, конечно… — сказал Бук.
Бориска заметил: голос Бука стал каким-то скучным.
— У тебя заболела голова? — спросил он его.
— Да. У меня разболелась голова, — подтвердил Бук и улегся на подоконнике.
Бориска оглядел комнату. Мама была неправа — в комнате ничего не выглядело перевернутым. Все-таки Бориска кое-где смахнул пыль и подмел пол.
Потом он сходил в магазин и даже вымыл посуду.
— Ну и ну! — удивилась мама. — Вот ведь, — сказала она, вынимая из хозяйственной сумки колбасу, конфеты, — если захочешь, ты все умеешь отлично делать. Как бы нам добиться, чтобы это хотенье у тебя всегда было?
— Очень просто, — сказал Бориска. — Надо сейчас отпустить меня на часик погулять.
— Он еще не нагулялся! — всплеснула руками мама. Но, внимательно глянув на сына, вдруг разрешила, добавив:- Смотри, если не придешь вовремя!..
— Я с тобой! — крикнул с подоконника Бук.
— Нет, — сказал Бориска. — У тебя разболелась голова. Отдыхай.
И пошел на улицу. Он не хотел брать с собой Бука. Не гулять собирался Бориска, а еще раз съездить к Машеньке. Хоть крикнуть ей что-нибудь через высокий забор.
Ах, если бы мама знала, что на книжной полке, за книгами, спрятаны папины часы!
Бориска вспомнил о них на задней площадке троллейбуса и подумал: «Если все обойдется благополучно, — никогда больше не буду бояться сразу говорить правду! Это гораздо легче, чем ждать, пока она сама о себе скажет».
И, переделав противоутопленническую клятву, которую давал Буку на берегу реки, сказал сам себе:
Пусть не буду я Бориской,
стану горькою редиской,
с грядки сам себя сорву,
если струшу и совру!
Справедливости ради надо сказать: Бориска не очень-то храбро подошел к дому Ёкалы-Мокалы. Одно дело, когда рядом друг, пусть даже такой маленький, как Бук, и совсем другое, когда чувствуешь, что ты — один.
«Нет, — сказал себе Бориска, — если я буду бояться, то не сумею поговорить с Машенькой».
Стараясь не обращать внимания на собачий лай, он, набираясь смелости, несколько раз прошел перед домом.
Только потом Бориска завернул за угол забора, обошел двор и приблизился к месту, неподалеку от которого стоял сарай.
— Машенька, — спросил он, — ты слышишь меня? Это я, Бориска.
— Ав-ав, ав-ав! — надрывалась собака.
— Я слышу тебя, — донесся до Бориски Машенькин голос. — Ты пришел выручить меня?
— Еще не сейчас, — ответил Бориска. — Я пришел на разведку. Нам осталось совсем немного подготовиться.
— Скорей бы, — вздохнула Машенька.
— Ав-ав, ав-ав! — надрывалась собака.
— Чтоб тебя черти разорвали! — сказал вышедший на лай Ёкало-Мокало. — Брешет и брешет, дьявол. А ну заткнись!
Собака смолкла, но совсем успокоиться не могла — Бориска был недалеко.
— Р-р-р-ав! — не выдержала она.
— Пошла на место! — совсем рассердился Ёкало-Мокало и чем-то запустил в собаку.
Собака заскулила, загремела цепью и убежала в свой угол.
— Вот сдеру с тебя шкуру на рукавицы — узнаешь тогда, как попусту гавкать, — сказал Ёкало-Мокало, уходя в дом. — Только попробуй, полай еще зря!
«Бедная ты, бедная собака, — подумал Бориска. — Стараешься, стараешься для хозяина, а тоже сидишь на цепи. А потом придет день, когда Ёкало-Мокало сдерет с тебя шкуру…»
— Собака, а собака, — сказал Бориска, найдя в заборе небольшую щель и заглядывая в нее. — Я ничего плохого твоему хозяину не хочу сделать. Но Машеньку надо выручать! Она жила себе и жила в лесу, никого не трогала. Какое же право имел Ёкало-Мокало хватать ее и сажать на цепь? Слышишь, собака, ты не лай на меня, ладно?
И он бросил ей кусок коржика. Собака подошла к нему, понюхала и отнесла к будке, Там она вытянулась, положив угощенье между передними лапами. А Бориска спросил Машеньку:
— Тебя не мучает тот, Долговязый, который поймал Бука?
— Его отправили вместе с машиной убирать урожай, — сказала Машенька. — Он только через месяц вернется.
«Это хорошо… — подумал Бориска. — Значит, Долговязый не будет мешать нам, когда мы придем спасать Машеньку».
Больше он ничего не успел сказать, потому что услышал за своей спиной шаги.
— Вот ты где! — закричал Ёкало-Мокало. — Не уйдешь! — кричал он, гонясь за Бориской и размахивая палкой.
Бориска припустил от него изо всех сил.
— Не уйдешь!.. — кричал Ёкало-Мокало. — Догоню!..
Но Бориска бежал так, что догнать его было трудно. Ёкало-Мокало понял это и остановился. Долго он еще кричал и ругался, бессильно злобствуя.
— Вот видишь, какие гады, — обратился Ёкало-Мокало к случайному прохожему, — все ранетки норовят оборвать!
Прохожий глянул на него и ничего не ответил.
Но этого Бориска уже не слышал. Он все бежал, бежал и остановился только, добежав до троллейбусной остановки.
…- А, явился не запылился! — встретила мама Бориску, когда он не вошел, а ввалился в коридор. — Ну рассказывай, где ты пропадал больше двух часов?
— На улице играл, — как можно беспечнее ответил Бориска. — За новой девятиэтажкой.
— Неправда, — сказала мама. — Я все вокруг осмотрела. Не было тебя нигде.
— А где мои часы? — спросил, входя, папа. Бориска пожал плечами.
— Угу, — сказал папа и взял Бориску за ухо. — Пойдем, — потянул он его, — сейчас я тебе их покажу.
И подвел Бориску к полке с книгами.
— Твоя работа? — спросил он, вынув несколько книг. В образовавшемся отверстии поблескивали часы.
— Папа… — просительно промямлил Бориска. Вздохнув, папа взял часы и уже не за ухо, а за плечо повел Бориску в большую комнату.
— Садись, — сказал он ему и показал на кресло. Бориска сел.
Состояние его было похоже на то, которое он испытывал полгода тому назад, сидя в кресле зубного врача. Даже металлическое побрякивание было слышно, будто врач подготавливал необходимые инструменты. Это папа, прохаживаясь по комнате взад-вперед, перебирал в кармане ключи и мелкие деньги.
Прямо перед Бориской висели на стенке часы. Они покачивали степенным желтым маятником, а их стрелки как сошлись на цифре шесть, так и не хотели расходиться. Бориска смотрел и никак не мог понять, какое время они показывают.
— Что ж ты, брат… — сказал, наконец, папа. — В прятки начинаешь играть с нами? Разве мы с мамой желаем тебе плохого? Нехорошо, нехорошо…
Бориска ждал выговора, возмущений, ремня. К этому он был готов. И то, что папа не ругал его, а сам выглядел чуть ли не побитым, подействовало на Бориску гораздо сильнее наказания.
— Да я нечаянно смахнул их! — воскликнул он, и в его голосе зазвучало отчаяние. — Они упали и остановились. Я хотел их починить, ковырнул гвоздиком, а колесико взяло и отскочило. Неужели ты не поймешь?..
— Я все понимаю, — сказал папа. — Не за то, что так получилось, сержусь на тебя. Ты обманул, вот что главное!