Всю рыбу мы обесшкуривали, и у нас скопилось много сырья для кожаного производства.
Отправив детишек резвиться, отдыхать они не захотели, а сам завалился на спину. Мешок у меня был очень тяжёлым, а ремни не очень удачные.
Рысь подошла ко мне и прилегла рядом. Когда со мной были другие люди, она не позволяла себе щенячьи нежности, а вот в отсутствии оных….
Рысь подползла ко мне на животе и лизнула меня в плечо.
– Щекотно, – шутливо возмутился я, и перевернулся на бок, дотягиваясь рукой до её живота.
Рысь подползла почти в плотную ко мне, и тоже перевернулась на бок, подставляя под мою руку свежий, едва зарубцевавшийся шов. Я, слегка касаясь пальцами, погладил его, а «кошка» застонала от наслаждения.
Было дело, она пыталась чесать заживающую рану своими задними лапами, но когти разорвали «нити», и швы разошлись. Увидев кровь, я обрушился на Рысь с такой гневной тирадой, что она поджала уши и добровольно дала себя зашить снова.
После этого, едва увидев, что она садится в удобную позу, чтобы почесаться, я кричал на неё, подходил и нежно почёсывал шрам. В первый раз она попыталась меня куснуть, но получила от меня по морде ладошкой, чему сильно удивилась. Мы посмотрели друг другу в глаза и поняли друг друга.
Сейчас Рысь лежала, постанывая и плотно закрыв глаза, как стыдливая девушка. Я усмехался своим скабрезным мыслям, отгоняя прочь видения нимф.
– Хватит тебе, нимфоманка! – Сказал я и ткнул её легонько в морду.
Рысь открыла влюблённые глаза и лизнула меня прямо в лицо. Я потрепал её по лбу, она лизнула мне ладонь, и я поднялся на ноги.
– Надо осмотреться, – сказал я.
Обойдя «городище» я больше всего внимания уделил скалам и, оказалось, что не зря.
Скалы стояли углом. Между средней скалой и правой я нашёл расщелину с тропой к воде, а спустившись по ней метров на десять, я обнаружил хороших размеров пещеру, явно доработанную вручную.
В ней мы тоже обнаружили следы человеческой цивилизации в виде сухих экскрементов и обглоданных когда-то давно костей. Чистотой аборигены не заморачивались.
На удивление, Рысь тоже легко прошла по крутой скалистой тропинке и сейчас фыркала, и чихала, обнюхивая человеческое логово.
– Хорошая пещера, – сказал я.
Рысь недовольно фыркнула.
– Да ладно тебе! Не нравится, живи снаружи. Всё равно сюда приползёшь, когда мокро будет.
Рысь снова фыркнула.
– А мне нравится. И до воды не далеко. Пошли посмотрим.
Я спустился прямо воде, а Рысь остановилась на широкой, явно рукотворной, площадке метрах в двух от реки.
– И это в безводье, – задумчиво поскрёб бороду я. – Понятно.
Спустившись по ступенькам ещё ниже, погрузившись в саму реку, я похлебал с ладони водицы и поднялся наверх.
Щенки скулили. Детишки пекли рыбу и варили компот из сухофруктов. Фрукты-ягоды мы собирали не только специально, но и мимоходом, и на привалах вялили в тенёчке. И поэтому постоянно были с фруктово-лиственным взваром.
За поход я определил несколько приятных на вкус травок, которые с удовольствием добавлял в заварку.
Взяв на себя готовку, я погнал детишек в пещеру прибраться, четко показав, что надо сделать, а именно – зачистить самое свежее гуано. Окаменевшее решили не трогать. Да и костей там, оказалось, лежало много слоёв.
Рысь тоже времени даром не теряла и начала рыть себе под корнем большого дерева нору. Потом отошла в сторону, предоставив продолжать рытьё норы щенкам, и подсела ко мне.
Я сидел у костра на камне, а рядом со мной пристроилась то ли собака, то ли кот. Запустив пятерню в короткий подшёрсток между её лопаток, я стал сжимать и разжимать пальцы, стягивая и отпуская кожу. Рысь вытянулась и замурчала.
– Ну и кто ты после этого? – Спросил я, похлопав её по спине. – Пёсокот или котопёс?
Закат осветил розовым плывущие перед нами облака. Смеркалось.
Эту ночь мы спали под звёздным небом. Я, как обычно, на кожаном коврике прижавшись к спине Рыси. Её щенята между лап матери со стороны живота, иногда почмокивая по привычке пустыми сосками. Детишки спали на шкуре птицы Рух.
Я проснулся от храпа.
– Ну, у тебя и храп, – сказал я недовольно, но понял, что храпит не Рысь, а один из её щенят. – Это ещё что за новости? – Сказал я, и уснул снова.
Утром я поймал «храпуна» и осмотрел его. Я ошибся с первым предположением о возрасте щенков. Им было не больше года. А кормить мать их перестала, потому что у неё пропало молоко от воспаления после ранения.
Мы им оказались, как спасение, потому что у нас оставалась еда, сваренная, или прожаренная, то есть прошедшая первичное разрушение белка. И мамаша это поняла.
У храпуна морда была короче, чем у собратьев и носопырка слегка задиралась вверх.
–Этого мне ещё не хватало.
Я терпеть не мог карликовых бульдогов именно за эту «характерную» особенность. Но что ж теперь делать? Не топить же его?
– Вот тебе и имя «придумалось», – сказал я. – Будешь теперь называться Храп.
Двум другим я уже имена придумал. Один был Друг, он первый перестал бояться меня, другой был Брат. Он никогда не отходил от первого. Третий стал Храпом. Причём, я так и не мог понять, кто из них девочка, а кто – мальчик. Мне было по барабану.
Я предполагал, что племя, пришедшее по притоку, попытается здесь хотя бы переночевать, и что нам придётся выдержать осаду. Я полагал, что племя вряд ли задержится на долго, но подготовиться надо было.
Срок занялся заготовкой галечника для метания из пращи, а Игра сбором мидий. Я пошил несколько сумок для зарядов и наполнил их отборными камнями, потом выкопал несколько небольших ям и заполнил голышами и их.
Выполнив программу минимум я принялся за программу максимум, а именно, за изготовление стрел и метательных ножей из меди.
Мидии мы сложили в плетёные из расщеплённого бамбука корзины и притопили их под скалой.
Чтобы ненароком не запустить нежданных гостей в дом, мы забаррикадировали проход и занялись обустройством пещеры. Скалы из сланца относительно легко ломались, и мы накололи много тонких плит.
На полу пещеры из камней, вперемешку с глиной, выложили перегородки тягового и дымных каналов. Затем уложили на них плоские плиты сланца, а плиты покрыли толстым слоем глины. Очагов выстроили два: наружный и внутренний, а для этого сильно расширили площадку перед входом в пещеру.
На всё это благоустройство нам понадобился месяц.
Рысь тоже выкопала себе глубокую нору. Я залазил в неё. Очень приличное жилище получилось. Даже я бы там жил.
Как-то к закату мы увидели наше племя, проходящее по противоположному берегу реки. На него мне указала Рысь. Она сделала «стойку» и зарычала. Я посмотрел в сторону её взгляда и увидел медленно бредущих по берегу реки людей.
Мне почему-то подумалось, что племя могло бы никуда не уходить, а перезимовать и об этом знает вожак, но, как настоящий командир, вожак знает и то, что подчинённые не должны получать свободу выбора и понимания того, что могут выжить самостоятельно. Они должны зависеть от командира. Или, по крайней мере, у них должно возникнуть и не пропадать ощущение, что они зависят от командира.
Ведь на самом деле, это не вождь кормит народ племени, а народ кормит вождя. Однако так как вождь отбирает и распределяет добычу, то от него зависят все. Я стал опасен для вожака именно потому, что начал сам распределять еду, и сбежал совершенно вовремя, так как мог получить по голове дубиной в любой момент.
Игра и Срок замерли, увидев племя, и заскулили, пытаясь окликнуть сородичей. Игра заметалась по площадке, Срок испустил призывный клич, но я рыкнул, и они затихли.
Игра прижалась ко мне, вцепившись обеими руками в мою правую руку. Я погладил её по голове.
– Дом, – сказал я и обвёл рукой гору.
– Дом, – сказала Игра и сильнее прижалась ко мне.
– Дом, – гордо повторил Срок и сплюнул вниз со скалы.
Он научился здорово плеваться. И не помню, чтобы я его учил.