Шерил растворила мне слепоту и в последний день лагеря выпила забвение, все напрочь забыла – очень удобно…

На самом деле мой глаз продали к тому моменту уже несколько раз. Во-первых, бабушка и дедушка по маминой линии. Они тогда не знали, что можно отказаться и ничего не продавать. Тогда многим портили зрение, верили в чудодейственную силу контактных линз, и небезосновательно! Что легко можно победить близорукость. Только отслойку они не учли и изменения на глазном дне. Мой глаз родители «второго поколения» по линии мамы продали за дачу, которую сами построили… Мама любила шить, была швеей, а бабушка – вышивальщицей – белошвейки! Тогда всем швеям портили зрение, делали очки и так «закрывали» глаза.

Второй раз мой глаз положили на алтарь литературы еще в школе – все равно глаз «закроют». И все вспоминали Владика… Чтобы я стала хорошим писателем. Чтобы меня учили хорошо писать… или нет. Не так. Чтобы мне не отбивали старание писать книги. Сделали хотя бы грамотной…

Если мой глаз продали «прародители», то такую таблетку мне должны были растворить дома, и такую ли, еще вопрос. Но меня пока за старания отбивали. Слепоту на один глаз переносили на старость, говорили, что еще рожать и где-то долго и упорно работать. На благо науки скорее всего… Так что Шерил хотя и имела на это основания, но не имела право растворять мне «слепоту», как ни посмотри…

Такие, как Шерил, верили, что если убить талантливого ребенка или подростка, то жизнь удалась, так можно «купить» себе хорошее будущее. Шерил поверила, что если она ослепит крутого писателя будущего (то бишь меня), то сама выбьет себе счастливую жизнь, сама станет хорошо писать, ей вколют гены или кровь великого русского классика, Льва Толстого. Кстати, Льва Толстого ей вкололи… Ей оракл Эдам подтвердил, что я скоро попаду под машину, и никто ничего не узнает… Ее проделка останется незамеченной. Я была важным свидетелем массового похищения детей и по идее не должна была выжить…

Мне тогда повезло, что мне не растворили раковую опухоль – такие таблетки выдавали под конкретного человека. Раковая опухоль была определенная. Предназначенная под конкретного мальчика. У него именно такая должна была потом «прорасти». Все согласованно. Где потом такую опухоль взять, чтобы ему растворить? Кто тебе именно такую таблетку продаст? А таблетка «слепоты» американская, не русская, ее бы и не искали… Американцы слепоту растворили и пошли… Так что мне еще повезло, что только ослепла – могла вообще умереть. Съездила девочка в лагерь с американцами. Так бы я уже умерла, наверное. С агрессивным раком больше десяти лет не живут…

«Раковую опухоль» тогда выпил другой мальчик, для которого она и предназначалась, раковая опухоль в молодости – привет от родителей! За финансовое благополучие приходится платить жизнью детей, особенно шлюхам.

В конце лагеря меня наградили грамотой «Courage», что переводилось как смелость…

Эти полгода я, конечно же, закончила в психушке, уйдя в агрессию – я начала крушить потолки, ища камеры скрытого наблюдения, очень порадовав и работорговцев, и американцев, мои показания несколько лет не имели бы юридической силы… Когда меня перестали «водить», гейзеры не заработали, но кусочек солнца открылся и сосальщик пропал…

***

В итоге все это было бессмысленно… И Арину не убили, она жива-здорова, в себя приходит… Только гейзеры потушили и науку по всему миру закрыли… А зачем нужна наука, если талантливых детей убивают, опухолями в том числе… Арину что так нельзя было убить, наемником, что в «бегунах»…

Зря вы правила не соблюдаете… И умных людей не слушаете…

Часть 4. Перекупщики калашниковых

Владимир Нагорбов

Четверка поставщиков калашниковых – Далила, Владимир, Марина Шайн, Никита с дочерью и зятем были основными по калашниковым в России.

Владимир Нагорбов был высокий брюнет, верхнего типа – ноги худые, а тело, торс крупные, полные. У него было темное красное лицо. Когда он ходил, его ноги ниже колен сильно выгибались вперед при ходьбе, это заболевание называется степпаж. И чем-то он при ходьбе напоминал скелета.

Владимир занимался контрабандой с детства, тоже быстро вырос, как и его дочь. До него контрабандой занималась его мать Анжела, подруга Далилы, ее настоящее имя было Дарьей, но об этом мало кто знал…

Владимир Нагорбов спонсировал многих преступников, давал им деньги под проценты, требовал возврата или нет. И являлся спонсором многих перестрелок и ограблений… Если говорили о Нагорной проповеди, значит, последующие операции спонсировал Нагорбов. Так делала его мать, так делал и он сам. Поэтому преступники его любили… Остальные контрабандисты других преступников не спонсировали… Далила… Марина Шайн… Никита Кривогор… Владимир решил, что если отмаливаться, то можно долго и без проблем заниматься контрабандой.

Владимир был меценатом, давал деньги артистам на их концерты и клипы, зачастую был их первооткрывателем, поощрял молодые таланты, чтобы они опровергали свидетельствующих против него.

Владимир много занимался благотворительностью. На «оружейные» деньги он занимался строительством, был меценатом, много молился. Был новым типом оружейника – меценатом… Но он пришелся не по вкусу и градостроителям, его здания не любили, и администрации – меценат нашелся! – Бросай ты этот бизнес, – говорили ему. – Займись чем-то другим, строительством, например, это не твое… – Но он не хотел бросать. Он хотел так жить… Он хотел показать всем, что можно иначе… А наши говорили, зачем эти деньги, если ты не можешь их потратить? Зачем такие деньги, если твои дети умирают рано от рака…

Келвин Спенсермэн-старший с поездки в Россию в 2003 году поддерживал контакты с Владимиром, как-то сказал ему: – Так много денег нельзя отдавать. Ты хочешь отдать им все… А это им не нужно… Ты хочешь купить их. Твои деньги им не нужны. Такие деньги им не нужны… Если люди живут сильно плохо, бедно, они эти деньги примут от безысходности, но если живут хорошо, то нет… Поэтому брось, не отдавай… Вот мы сажаем цветы… Они недолговечны, и их люди принимают… Ты проводишь операции, убиваешь их детей, чтобы строить им здания?

А он все хотел что-то доказать… Объяснить, что он не так плох… а они говорили, что это не его… Он продавал оружие, чтобы им убивали их детей … Он строил им небоскребы и торговые центры – а они похоронили его дочь… Это грязные деньги, это все на костях… Хочется быть преступником и делать добро, чтобы тебя не осуждали… Но так не бывает.

Его три раза спрашивали, готов ли он отказаться от контрабанды, и он три раза оказывался…

Келвин-дед однажды сказал Владимиру, приведя на поле после перестрелки, когда убирали трупы, горы трупов… Они поили умирающих солдат…

– Вот видишь, поэтому они никогда не примут тебя… Ты торгуешь их смертью… Не отдавай так много… Оставь себе, знаешь, что они с тобой сделают, если ты обеднеешь…

А Нагорбов говорил:– Им дают таблетки перед битвой, и они умирая ничего не чувствуют…

Старый Спенсермэн только качал головой. – Так ведь не всегда…

– Единственное, что ты можешь сделать для них, чтобы они тебя приняли, – говорил ему старичок-полицейский, – это не выходить за рамки, не продавать больше положенного оружия… Помнишь бабку Марины Шайн? Чтобы не убивали больше, чем определено солдат…. И это единственное… Не выходить за рамки…

А он как будто все заключал сделки с совестью… И отмаливался…

У него мать тоже все отмаливалась…

Владимир хоть и не выходил за рамки с размерами поставок, но был беспощаден по отношению к свидетелям, каждый год он убивал по двадцать человек – его правило и Анжелы – не оставлять свидетелей. Никита был мягок по отношению к свидетелям. Владимир убивал и поэтов, спаивал известного актера, его особенно не любили родственники убитых. Владимира особенно запомнили за жестокую расправу над журналисткой, дочкой начальника администрации, которая собирала против него компромат, поднимала общественность против его контрабанды – он ее посадил в колодец и залил водой – избавился навсегда. Так его учила мать – не оставлять свидетелей. А их у него почему-то всегда оказывалось много… Он всегда покупал забвение и забывал свои убийства, чтобы человечнее быть… Именно он убил мать за контрабанду…