― Я здесь! ― раздался голос из соседней комнаты.
Он развернулся и вошёл в просторную спальню. Свет был выключен, Микаса стояла у столика рядом с открытым балконом, наполняя бокалы вином, и на миг Эрену показалось, что это просто не может происходить взаправду, она не может быть настоящей, она ― благосклонная и радушная. Подойдя, он пристально посмотрел в её лицо.
― Ты довольна своим выбором?
Микасу не уязвила его прямота, но она не была готова к этому вопросу и в глубине души всегда боялась, что он может прозвучать.
― Да как сказать… А ты доволен своей жизнью?
― Да как сказать, ― повторил он, грустно улыбнувшись. ― Но прямо сейчас… совершенно точно… меня всё устраивает.
Эрен по-мальчишески поджал губы и насупил упрямые брови. Родное и выученное ею наизусть выражение драгоценного лица. Осмелев, Микаса провела тыльной стороной ладони по выразительной скуле, притронулась к выбившимся из причёски прядям, обрамлявшим смуглый лоб. «Неприлично хорош. Невыносимо. Даже стоять с ним рядом как-то странно», ― всё думала она.
И в это мгновение ― совсем невозможно! ― он плавно потянулся к ней, прикоснувшись губами к её подбородку. Рвано выдохнул и провёл дорожку коротких поцелуев до её губ. Микаса подалась ему навстречу и углубила поцелуй, жадно вцепившись в узел волос на его затылке, и ощутила на своей груди широкую тёплую ладонь, яростно оттягивающую ткань рубашки. Он целовал её долго, упоённо, смело ― это был не поцелуй робкого шестнадцителетнего мальчишки. Эрен сгрёб Микасу в тесные объятия ― не отступить, не убежать. Она и не собиралась.
Головокружение. Она летела в мягкую пропасть постели, пленённая желанными руками. Уютный мрак поглотил пространство спальни. Треск отлетевшей пуговицы, шорох сорванной одежды. Губы Эрена влажно сомкнулись вокруг напрягшегося соска Микасы, и она обхватила ногами его бёдра, прижимая к себе как можно крепче. Брюки сдавливали разгорячённое тело. Она требовательно задвигалась навстречу, ощутив, как его член становился всё твёрже.
― Ты мой! Ты мой! ― причитала она сквозь поцелуи.
― Я твой. Я весь твой!
Она прижала к груди его голову, и он тихо всхлипнул ― совсем как шестнадцилетний мальчишка. На ресницах Микасы проступили непрошеные слёзы. Ей было до того сладко, что почти больно. Она вообразила Эрена таким, каким он был в то далекое лето: покинутым и запертым в спальне наверху среди погибающих цветов, что она принесла с полей. «Ни за что! Эти цветы просто не могут увянуть. Никогда!»
Торопливо путаясь в слоях одежды, они живо сбросили с себя всё остальное. Микаса принялась покрывать поцелуями тело Эрена везде, где только могла. Уложив его на спину, опустилась вниз и вдруг замерла.
― Пожалуйста, не останавливайся, ― умолял он её. ― Прошу, делай со мной что угодно!
«Я почти позабыла тот восторг. Тот самый трепет… Ну, конечно ― это то, что мы делаем друг с другом».
Осыпав его напряжённую плоть поцелуями от самого основания до конца, Микаса медленно вобрала её рот и ритмично заскользила вверх-вниз, гладя руками упругие бёдра. Она текла и тихо постанывала, упиваясь бесстыдными мольбами Эрена ласкать сильнее. Он благодарно сжал пятернёй её растрёпанные волосы, заставив Микасу ускориться.
Эрен едва не приблизился к краю, но успел прервать её, затем притянул к себе, улёгшись набок, и вновь припал ртом к груди Микасы. Она могла позволить себе громкие стоны, не боясь, что он станет просить её быть тише, и стиснула пальцами крепкий зад. Эрен издал смущённый очаровательный смешок и ответил ей тем же.
Он спустился вниз, вознамерившись наградить Микасу за старания, с жаждой облизнул мокрую горячую кожу и наконец-то вновь ощутил на языке терпкий вкус её тела.
― Хочу, чтобы ты был во мне! ― на выдохе бросила ему Микаса.
Она легла на живот, покорно предоставив ему всю себя. Эрен поцеловал её шею и, погладив складки влажной плоти, осторожно погрузился внутрь. Придавив Микасу к постели, он медленно набирал скорость, переплетя собственные пальцы с её пальцами.
― Не жалей меня. Я хочу ещё! ― проскулила она в скомканное одеяло, приподнимаясь ему навстречу.
Эрен отпустил себя и взял её ― натянуто, хлёстко, упиваясь тем, как невообразимо сладко звучало его имя из уст любимой женщины. Быстрее. Сильнее! Чтобы выбить из неё, к чёртовой матери, дух! Тесно, горячо, пальцы на ногах чуть не сводило от удовольствия. «Ты хочешь ещё? Так получай!» ― с бесовской улыбкой на губах думал он, врезаясь в податливое тело. Ему хотелось быть ближе. Куда уж ещё?
― Только останься внутри, ― уверенно прошептала Микаса, чувствуя, как внизу живота расползается жар подступившей разрядки.
Это было бы слишком безрассудно, решил Эрен. Вдохнув льющуюся из открытого балкона вечернюю свежесть, он излился на её бёдра, громко зовя по имени. Вот так. Долгожданно, прекрасно. Ему хотелось рыдать, и стыд защекотал в глотке наравне с блаженством. Вжался из последних сил и обмяк, дрожа и позабыв обо всех печалях.
Ветер колыхал кружевные шторы, остужал наполнивший спальню жар.
Сегодня Микаса умерла. Чтобы родиться вновь.
Комментарий к 17. Головокружение
Ну, как говорится: «Привет, Микаса, пять лет не виделись» 😆
Даже не верю, что я наконец-то замкнула сцену, которую начала аж в первой главе) К ней неделимо прилагается композиция, которая была моим главным вдохновителем с прошлой зимы: TV Girl — Lovers Rock
Очень надеюсь, что глава станет для читателей неплохим предновогодним подарком))
Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4227
Группа автора: https://vk.com/public24123540
========== 18. Самый счастливый сон ==========
«Это было на самом деле? В этой самой комнате? Она выкрикивала моё имя и льнула теснее ― словно мы всё ещё там, в той самой спальне, и нам до сих пор шестнадцать, а впереди не маячат семь лет разлуки…»
Эрен глядел на Микасу сквозь темноту спальни, перебирая пальцами черные пряди и гладя сонное лицо. По её лбу и плечам двигались свет и тени, намеревались украсть Микасу в иллюзорный мир застывших уличных фонарей и шипящего ветра, целующего изумруд листвы.
«Если уж быть с собой откровенным, всё это полное безрассудство. Даже хуже, чем в шестнадцать! Тогда я хотя бы о презервативах заморачивался, а сегодня напрочь башку потерял. Эгоистичный придурок… Нельзя так с Микасой. Только не с ней. И ведь вопреки этому она так сладко настаивала, чтобы я… Нет, ну точно безумие!»
Эрен поднялся с постели, нащупал в груде вывернутой наизнанку одежды пачку сигарет и зажигалку, затем прошёлся до стола у выхода на балкон и бросил взгляд на пару нетронутых бокалов: по рубиновой глади вина перекатывались потоки мутного света. С праздным интересом взял бутылку, пробежался глазами по незнакомому иностранному названию на этикетке и равнодушно хмыкнул. Как только он размашистым движением опустил бутылку обратно, со стола слетел задетый им лист плотной дорогой бумаги и спикировал вниз. Эрен разглядел в темноте рукописные строчки. Немного удивившись, он наклонился и поднял листок, бубня себе под нос, что не станет читать чужих писем, но любопытные глаза против воли скользнули по одному единственному предложению: «Сегодня я вскрою себе вены».
Письмо легло обратно на стол. Эрен уставился в пустоту, пытаясь осознать прочитанное, и сердце заколотилось в груди столь быстро, что, казалось, подскочит до горла. «Я не имею права. Это подло. Так нельзя», ― заговаривал он себя, но просто не смог удержаться и посмотрел вниз.
«Знаешь, мне теперь всего недостаточно. А то, что есть, ― не нужно и вовсе. Я сама во всём виновата и не горю желанием тебя винить. Раньше мне казалось, что если у меня будешь ты и твои деньги, то я убегу и буду счастлива. Но я несчастна. Меня тошнит от дорогих платьев и украшений, тошнит от ресторанов (пропади пропадом те ублюдочные омары с нашей последней поездки!), тошнит от бессмысленности нашего брака, тошнит от себя… Я не хочу больше говорить с тобой, не хочу спать с тобой и вообще-то я ничего больше не хочу. Я чувствую себя омерзительной и продажной. Я продала за жизнь с тобой всё ― даже ту, кем я когда-то была. Кем меня видел тот, кто не заслужил, чтобы к нему прикасались мои отвратительные руки. Да, я отвратительна. Сегодня я вскрою себе вены. Так странно думать о том, что меня найдут далеко не сразу, а мой труп будет несколько дней гнить в нашей ванной… Я не хочу, чтобы обо мне кто-то горевал. Но точно знаю, что мой чёртов дикий мальчишка станет! Ты не выносишь его, но прошу, в последний раз, умоляю! Скажи ему, где ты похоронишь меня, чтобы он смог принести на мою могилу букет магнолий.
