Ведь суть совсем не в том, что именно дворянина или именно купца, или именно крестьянина необходимо всячески защищать и всячески поддерживать и оберегать, как самую лучшую и высшую породу человечества. Дело вообще в справедливости и в общих человеческих правах. Так как права крестьянина и рабочего, как человека, были нарушены, то совесть и разум великих писателей и вождей литературы и общественности вопияли против притеснений и оков, надетых на человека, и они шли разбивать эти оковы.

И они шли бы в защиту кого угодно, имея в виду только одно, что — человек унижен, что человек лишен естественных своих прав.

Вот что хорошенько надо понять и усвоить себе рабочим, вокруг которых образовался теперь такой хор социал-демократической печати и демагогии, что у представителей их может, действительно, закружиться голова. Ведь этому классу — победителей теперь поют такую хвалу, возносят его на такую высоту сравнительно с другими классами населениями, как будто вся соль земли, весь цвет человечества выразился только и только в одном рабочем населении.

Но ведь рабочие люди не так глупы и прекрасно поймут, что у них, как и у всех, получивших некоторое господство и силу, появились свои искренние или неискренние льстецы, которые кадят им фимиам и, увеличивая значение рабочего класса, тем самым подчеркивают и свое, как руководителей и вождей этого рабочего класса.

Рабочие поймут, что для них жертвовали, за них боролись, сидели в тюрьмах и шли на баррикады не потому, что они и в самом деле — соль земли, а потому, что в их лице был задавлен и закован человек, во имя которого и вопияла совесть лучших людей в стране.

Надо уразуметь именно эту великую истину человечности. Тогда прекратится бессмысленная и дикая вражда класса к классу, как будто человек, с его умом, совестью и душой, умещается, как курица в курятнике, в пределах одного класса. И как будто нет ничего высшего, что может уравнить и сблизить людей противоположных классов.

Примеры — декабристов, народовольцев и революционеров из аристократических, купеческих и духовных семей определенно уж говорят о том, что самое понятие классовой разъединенности очень зыбкое и поверхностное. И что прежде всего— человек, а потом уже класс и сословие и все прочее.

Революция именно для того и совершалась, что бы раскабалить нас от всех этих старых суеверий и поставить на высоту чистое понятие человека, живого, свободного и нарушающего все границы своего классового, имущественного и бытового положения.

III.

Каждый из нас мог воочию убедиться, что бессмысленная вражда к интеллигенции получила свое начало от каких то лозунгов, которые бросались рабочей толпе, от каких то не один раз делавшихся внушений, которые в конце концов и создали в уме простого рабочего человека представление, наивное формулируемое следующим образом:

Есть интеллигенты, «которые за нас» и есть «интеллигенты, которые против нас». При чем — «за нас» — это значит ограничивать свою роль руководителя народных масс возбуждением в них материальной алчности и безграничным повышением требований, не считаясь ни с каким положением вещей в стране. —«Против же нас» — это значит не льстить народу, не поддакивать разбушевавшимся алчным и разрушительным стихиям, а наоборот, возражать и идти наперекор грубым инстинктам захвата и насилия. Словом — не быть демагогом значит быть — «против нас».

И по немногу, по немногу стала расти и все более обозначаться в России рознь между двумя классами населения, прежде кровно связанными. — В одну кучу «буржуазии» стали валить все, что есть в стране и подлинно эгоистически-хищнического, мародерского, и тот элемент промышленности, который вносит в дело развития промышленных сил страны талант, культурность, инициативу, умение, способности личности, и наконец представителей умственного труда, которые по образу жизни, манере одеваться и держать себя не отличаются от культурных представителей промышленности.

И благодаря этому в толпу «буржуев» мало по малу попали и Милюков, и Некрасов, и вслед затем Керенский, а потом уже и Церетели и Скобелев.

Для человека мало мальски сознательного и умеющего разбираться в сущности обозначений и понятий ясно, что «буржуа» — кличка, всецело относящаяся лишь к речь из представителей или торговли, или капитала или даже просто из мало-имущих обывателей, которые все содержание жизни и весь интерес в ней и все цели ее и все направление жизни определяют исключительно материальными интересами, жалованиями, скоплением и пр.

Буржуа тот, кто живет только мечтой денег и внешних ценностей. Буржуа тот, кто вне денег и вне материальных благ ничего не знает в жизни. Буржуа тот, кто сделал себе из благ материальных идола, бога, сотворил себе религию и молится этому богу наживы и сытой удовлетворенности.

В этом смысле, конечно, нельзя назвать буржуем того, кто все содержание жизни отдал науке, политике, благу народа, литературе или искусству, словом, — ограничил самого себя в целях внешних и подчинил себя и свою жизнь целям не личным, а общим. И предавшийся науке Милюков, и деятель социализма и еще, более революции Керенский, и всю жизнь отдавший социологической мысли Плеханов, — все; они прежде всего характеризуются не внешними признаками, и даже не коренными чертами их миросозерцания, а основным содержанием их жизни, бескорыстным трудом и бескорыстными интересами, направленными к общему благу и общей истине.

Конечно, есть различные оттенки их государственных взглядов, и в этом смысле заботы Милюкова о Великой России можно назвать империалистическими и можно бороться с этими взглядами во имя первенства иных принципов не империалистической и не захватной политики. Но по существу, Милюков, как и каждый деятель истинной культуры, работающий не исключительно в «свой карман и в свою брюхо» не может быть назван буржуем.

И валить всю русскую интеллигенцию, отличающуюся от народной массы образом жизни, платьем и культурными кавыками внешней жизни в одну банду с врагами, — значит прежде всего не понимать, что внешний порядок жизни ничего не определяет в человеке, в то время, как этот самый культурный навык, жизни, минимум удобств и комфорта бытовой обстановки, — есть совершенно необходимая вещь для каждого человека, и интеллигента и рабочего. И вся борьба за нормировку труда рабочего ведется с тем, чтобы превратить и его в такого же «буржуа», т.-е. дать ему все, чем прекрасна культура и чем должен обладать каждый сознательный гражданин в свободной стране.

IV.

Но при этом важно, чтобы этот самый гражданин-рабочий, получив эти условия нормальной живой жизни, не решил, что все повышающиеся материальные требования с его сторонние есть наиглавнейшее содержание его жизни. Чтобы материальная сторона была и у него, как и у подлинной интеллигенции, — только обстановкой, а не самодовлеющей ценностью, т.-е. чем то таким, чего добиваются ради этой самой обстановки, ради самих денег, вещей и пр.

Именно это последнее обстоятельство и делает человека истинным буржуем и в душе и по всему видимому порядку жизни.

Между тем в массах народных сейчас идет деление интеллигенции по шаблону: выходец из среды, живущей в обстановке имеющей, видимость культурную, — значит — буржуй.

Прекрасной иллюстрацией к этому положению может служить разговор, лично подслушанный автором этих строк между солдатом и рабочим. Второй внушал первому, что студент — «это не наш, это враг, потому что и он — буржуй.»

Когда же в разговор их вмешался проходивший мимо литератор и страстно стал объяснять, что нельзя так валить в одну кучу каких то мифических врагов народа — буржуев и студентов, и писателей, и всех, выходящих из разнообразнейших кругов русского населения, потому что и дворянство и купечество и все остальные сословия дали блестящих борцов за свободу и величайших представителей духовной культуры России, — то внимательно слушавший рабочий заметил: