– Ого! – завидев меня, Гоша встал навстречу. – Привет, Курсант, – он протянул руку.

Я сухо пожал ее в ответ.

– Можно? – кивнул я на диван.

– Конечно, садись, что выпьешь? Вино? Коньяк? Или, быть может, шампанского, если повод какой.

– Водка есть?…

– Конечно, – Гоша удивленно махнул официанту, который все-таки на всякий случай увязался за мной, и теперь стоял и поглядывал на нас из-за колонны. Знал, что с приходом нового гостя его услуги обязательно понадобятся. – Случилось чего?

– Дубова убили… – добавив твердости в голос, проговорил я.

– В курсе, – кивнул Гоша. – Поэтому ты снова в Новоульяновске?

– Скажи, в последнее время он часто захаживал к тебе в катран? – вопросом на вопрос ответил я.

Гоша нахмурился:

– Было дело. Глеб Львович мужик правильный, но азартен слишком. Не всегда мог вовремя остановиться. А что?

Я и сам видел его за игрой, случалось.

– Да так, ничего. Связи его отрабатываем. Знакомых, друзей. С кем он общался в твоем заведении?

– А хрен его знает, – Гоша пожал плечами. – Я же сам там не бываю. Если хочешь, наведайся. Поспрашивай народ, только аккуратненько. Я все организую.

Я смотрел на Гошу. У него не дрогнула ни одна жилка. Голос ровный, спокойный. Даже помощь мне свою предложил в расследовании убийства. Вот гад…

– Обязательно схожу, – кивнул я, а затем неожиданно спросил. – Сколько он тебе задолжал?

– Хм-м… – Гоша удивленно вскинул на меня бровь. – Ты и про это уже разузнал? Шустрый. Не растерял хватки на столичных харчах.

– Так сколько?

– Это были наши с ним личные дела, Курсант…

– Давай не для протокола. По старой дружбе, так сказать.

– Чуть больше трех тысяч.

– Рублей?

– А чего же еще? – ухмыльнулся Гоша.

Черт… Мои догадки подтвердились. Дубов проиграл Гоше крупную сумму и после этого решил слить кредитора. Собирал на него компромат, чтобы избавиться от долгов и от мафиозника одним махом. Получается, что у Гоши были очень веские причины его убрать.

– Ты, наверное, расстроен, что его убили? – я внимательно смотрел за реакцией Гоши.

– Почему? Другом я его никак не могу назвать. Он был моим клиентом, не более. Уважаемым клиентом. Но по каждому убиваться я не стану.

– Как почему? Теперь некому вернуть тебе такой крупный долг.

Гоша улыбнулся одним уголком рта, будто сдерживал ухмылку:

– Не обеднею. Давай с тобой лучше выпьем.

Он плеснул мне полную стопку, поднял свою с коньяком, но я залпом опустошил свою, не дав ему возможности чокнуться со мной. Закусил горячей котлетой по-киевски, которую уже приволок официант.

– Ладно, – я встал, еще не закончив жевать. – Мне пора. Увидимся…

– Ты что? – Гоша вскинул бровь, – даже не посидишь со мной? Уже уходишь?

– Работа…

– Ночь на дворе, какая работа? А чего приходил тогда?

– Я думаю, ты знаешь, зачем я приходил, – я развернулся и пошел прочь, кивнув напоследок. – Увидимся.

– Бывай, Курсант. Странный ты сегодня…

Я вышел из ресторана с тяжелыми мыслями. Теперь нисколько не сомневаясь, что убийство Дубова – дело рук Гоши. Я прокрутил в памяти последние события и вспомнил, что сосед Печенкина по гаражу рассказывал, что перед смертью алкашик ему поведал о неком мужчине, что предъявлял ему за карточный долг. На мужчине был пиджак со змеиными карманами. Все тогда сочли это сказками, бахвальством по пьяни. Совпадение? Много ли таких пиджаков в Новоульяновске? Думаю, что лишь один. Черт… Неужели и алкашика Гоша прирезал? Но зачем? Слишком мелко для него, да и не стал бы он марать руки сам. Или все-таки стал бы? Тогда, выходит, я его недостаточно хорошо знаю? Да и не должен я его хорошо знать, к чему обманываться.

Может, ему доставляет удовольствие самому разбираться со своими должниками. Тогда все сходится. Твою мать… Голова кругом. А водка хорошая. Немного расслабила…

Я вышел на крыльцо ресторана. Ко мне подошли двое. Одеты неброско, но ладно. Морды вроде бы приветливые, но в глазах холодок:

– Закурить не будет?

Я огляделся. Улица опустела. Фонари лениво отбрасывали тусклый свет на тротуарчик перед гостиницей. Рука невольно потянулась к поясу, где обычно висела кобура. Но сейчас там пусто.

– Не курю, – буркнул я, примериваясь выбросить двоечку в морду ближайшего.

Второго сразу ногой надо бить, пока нож не успел вытащить.

– Извините, – улыбнулся тот, и двое прошли дальше.

Бл*ха… Нервы что-то сдают. Чуть людей не покалечил…

Полдень следующего дня. УВД города Новоульяновска.

– Зачем вы сбежали от сотрудников милиции? – Горохов сверлил взглядом хрупкую фигуру, вжавшуюся в стул.

– Я не знаю, – всхлипывала беглянка Лида.

Ее накануне вечером задержал Погодин, пряталась она у своей сестры. Ума не хватило укрыться получше.

– Я испугалась, что меня посадят. Испугалась.

– Если вы не виноваты, то вам нечего бояться, – Горохов незаметно кивнул Свете.

Та, приняв знак, встала и подошла к задержанной:

– Успокойтесь, Лида. Мы все хотим только одного, чтобы убийца Глеба Львовича понес наказание по заслугам. А сейчас мы с вами побеседуем.

Лида затравленно подняла глаза. После ночи, проведенной в КПЗ, она казалась совсем сломленной.

– Наедине поговорим, – Света многозначительно обвела нас всех взглядом.

Мы все поняли и вышли из кабинета. Минут сорок слонялись по коридору УВД. Следователь уже даже ворчать начал, что, мол, Светлана Валерьевна хватку теряет, раньше ей хватало и двадцати минут с задержанными побеседовать, чтобы те признались во всем.

Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилась Света. Она вышла в коридор и, прикрыв за собой дверь, потихоньку проговорила, собрав нас в кружок.

– Личность она неоднозначная. Психика неустойчива. Морально-нравственные ориентиры хоть и четкие, но присущ циклотимный тип акцентуации характера.

– А по-русски, Светлана Валерьевна? – поморщился Горохов. – Я эти ваши научные ругательства не понимаю.

– Да, простите, мне так легче думать. Другими словами, сегодня она один человек, жизнерадостный и веселый, а завтра или через месяц, или через час даже – совсем другой. Депрессивный и злой. Причем смена настроения происходит без всяких видимых причин.

– Она что? – округлил глаза Катков. – Ненормальная? Ее в дурку надо.

– В психиатрии такой тип акцентуации не является отклонением, – задумчиво проговорила Ожегова. – Но это осложняет мне работу…

– Вы просто скажите, Светлана Валерьевна, – запыхтел Горохов. – Могла она в силу своих этих самых сдвигов убить Дубова.

– Теоретически могла, но не факт…

– Вот обрадовали, – Никита Егорович поскреб макушку и ослабил галстук. Хотел вытереть им лоб, но вовремя опомнился и выпустил его из рук. – А нам-то что прикажете делать? Отпускать?

– Пока да, – кивнула Света. – Тем более, оснований держать ее нет, не так ли?

– Да я и без вас это знаю, – вздохнул Горохов. – Отпустим. Под подписку о невыезде. Кстати, по обыску, что в ее квартире?

Это уже адресовалось мне.

– Я же вам говорил, Никита Егорович, утром еще провели. Ничего интересного. Ножи все с кухни изъяли. На экспертизе у Каткова сейчас.

– Алексей, – Горохов недовольно повернулся к криминалисту. – А ты чего молчишь? Ничего не хочешь мне рассказать?

– А что я? – попятился Катков. – Жду вашего постановления о назначении экспертизы. Без документа вскрывать упаковки не имею право.

– Тьфу ты! – Горохов даже отвернулся, будто и вправду собирался плюнуть на пол. – Откуда же ты такой правильный, Алеша? Мухой в лабораторию и сличай клинки ножей с повреждениями на одежде Дубова.

– У вас научился быть правильным, – оправдывался Катков. – А постановление-то будет?

– Иди уже! – замахнулся Горохов, грозя кулаком.

– Понял, не будет, пошел исследование проводить.

– Только ты там тщательно все посмотри, Алеша.

– Это конечно, Никита Егорович, но вы на результаты слишком надежд не возлагайте. Там только по общим признакам сравнивать можно клинки с повреждениями. Даже если совпадут, таких ножей уйма, что под совпадения подойдут. Да признаки неточные, плюс-минус километр, потому и называются – общие.