– Ииии.. Ааааа… Уууууу… – я горько подвывала на плече у подруги, растирая по припухшему лицу пятидесятилетней женщины слезы, сопли и незамысловатый утренний макияж. Лидуся – мой родной человечек, мы не расстаемся с той поры, как мамы привели нас в ясельную детсадовскую группу. Именно ей я позвонила тогда, когда в одночасье рухнула моя счастливая семейная жизнь. И вот уже час подружка хлопотала озабоченной наседкой, предлагая мне то воду, то крошечные таблетки валерианы, то обнимая и прижимая к груди, но всё это было бесполезно. Жгучие слезы обиды одна за другой катились по мокрым щекам, застилали глаза, тяжеленный булыжник, застрявший в грудине мешал говорить, дышать, жить… Казалось, что стоит наклонить вниз голову, как я увижу огромную зияющую пустоту вместо сердца.

Меня предали. Подло, мерзко, низко… И кто?! Близкий, дорогой и нежно любимый человек, которому я бесконечно доверяла. А он… Он безжалостно растоптал наши чувства, унизил и извалял их в грязи. Как он мог?! Раз за разом я проговаривала вслух один и тот же вопрос.

– Лидусь, – я подняла заплаканное лицо. – Ведь мы же столько лет вместе… И дети… И квартира… Сколько всего было… Всегда вместе… Ты же помнишь, как он добивался меня? – требовательно вопрошала я.

Подружка сочувственно смотрела, горюя ничуть не меньше моего. Своё мнение Лидуся выразила ещё час назад, как только добилась от меня более-менее внятных подробностей. Высказалась в своей обычной манере, коротко и ёмко, вложив в два слова всю суть произошедшего со мной:

– Кобель старый!

Мне не пришлось ни о чем просить её, подружка примчалась, как только услышала из мобильного мои сдавленные рыдания. Выслушав мой сбивчивый рассказ о том, как в одно мгновение разрушилась моя счастливая семейная жизнь, Лидуся выпала в осадок. Наверное, не меньше пяти минут ей потребовалось, чтобы устаканить у себя в голове полученную информацию, а после она неуверенно спросила у плачущей меня:

– Ирочка, а ты уверена?

Я свернула глазами так, что Лидка резко отпрянула назад.

– Уверена! – громко рыкнула на подругу. – Своими глазами видела его голую задницу! – и уже тише добавила. – Лидусь, он трахался прямо на нашей кровати…

Именно после этих моих слов подружка сказала:

– Кобель старый!

После новой волны моей истерики, Лида насильно впихнула мне в руку стакан воды:

– Пей! – строго прикрикнула. – И успокаивайся… Ирусь, страшное уже случилось, – она гладила меня по вздрагивающим плечами, мягкие движения успокаивали, давая ощущение тепла и заботы, так необходимые мне сейчас.

Подружка дождалась, когда я перестала всхлипывать и вклинилась:

– Давай Сашке расскажем, а? Ну, пусть вразумит твоего дурака… Ну, Владька – не идиот же! Он любит тебя… Одумается…

Лидуся хотела подбодрить, но вместо этого породила новую волну моих слёз:

– Ага! Любит?! – очередная щедрая порция влаги хлынула из глаз. – Только не меня, а малолетку длинноногую! Видела бы ты, Лидусь, как она скачет на нём… Ёе противный голос до сих пор в ушах стоит… "Владюш, ещё! Глубже, Владюш! Сильнее! Мой лев!"

– Фу! Пошлятина какая! Тьфу! – подружка скривилась и плюнула в сторону.

– Лидусь, можно сегодня у вас переночевать? – с неудовольствием изучая в маленьком зеркале своё опухшее лицо, спросила подругу.

– Зачем спрашиваешь? – Лидуся смотрела с укоризной. – Конечно, – она вновь обняла меня, прижимаясь теснее.

– Даже не представляю, смогу ли я теперь лечь в ту кровать… – жалобно всхлипнула, глядя в сочувствующие глаза близкой подруги. – Так и стоит в глазах как они… сношаются, – я с омерзением выплюнула из себя подходящее слово. – Представляешь, они даже не слышали, как я открыла дверь, разделась, вошла… Так увлечёны друг другом были…

– Ирусь, – окликнула меня подружка. – А эта его… Она точно малолетка?

– Точно! – уверенно ответила. – Я разглядела её, когда она кинулась одеваться… Бегала голая по комнате, шмотки собирала со всех углов… Владька то только рубашку с себя снял, да штаны с трусами спустил… А эта… разделась полностью, – я закусила до боли губы, чтоб не расплакаться заново. – Лидусь, ты бы видела его! – я мысленно воскресила в голове сцену, виденную пару часов назад. – Глаза испуганные, сам бестолково мечется от стены к стене… Штаны наспех натянул, ширинку не застегнул, семейниками красными сверкает…

Девка, которую я застала в постели с мужем, держалась нагло, даже вызывающе. В тот момент я была слишком взволнована, выбита из колеи изменой любимого человека, чтобы увидеть, как за напускной храбростью она прячет свой страх. Муж трусливо жался возле стены, бегая виноватыми глазками от меня к своей секс-бомбе.

– Ириш, мне очень жаль… – проблеял трясущийся Влад. – Ну… Что ты так всё узнала…

От удивления я на секунду даже дар речи утратила. Ему всего лишь жаль, что я узнала?! То есть, если бы не моё внезапное возвращение, то… Я не успела никак отреагировать на беспомощное блеянье супруга, как в разговор влезла его пассия:

– Ирина Викторовна! – она намеренно обратилась ко мне по имени-отчеству, намекая на нашу разницу в возрасте. – Мы с Владиком давно любим друга друга!

Ага! То есть, я – Ирина Викторовна, а он – просто Владик?! Молча проглотила оскорбление, ожидая продолжения речи.

– Владик ДАВНО ЛЮБИТ меня! – вызывающе задрав вверх острый подбородок, заявила девчонка, нахально пялясь на меня накрашенными глазками с длиннющими, нарощенными ресницами. – Он просто не решался вам сказать. Переживал за ваше здоровье…

– Чего? – не смогла сдержать рвущийся с языка вопрос. – А что не так с моим здоровьем? – поинтересовалась у мужа, который с завидным упорством изучал отсутствующий рисунок на обоях. – Что же ты молчишь, Владислав?

Мой голос охрип от волнения, да и сама я держалась из последних сил, чтобы позорно не разрыдаться прямо на глазах у любвеобильной парочки.

– Так вышло, Ириш… Прости… – едва слышным шепотом выдавил из себя муж.

Дальше говорить о чём-то не было не сил. Плакать и унижаться, доставляя этим несомненное удовольствие напыщенной молодой кукле, на которую муж променял меня? Неужели она может дать ему что-то такое, чего не даю я?! Из груди так и рвался вопрос: "Чего тебе не хватало?! Почему?" Но… Собрав в кучу все оставшиеся силы, молча вышла из квартиры, сохраняя каменное выражение лица (не дай боже, по дороге встретить кого-то из соседей!), покинула подъезд и только на улице позволила себе слёзы. Достала телефон, набрала Лидусю и, услышав родной голос, разрыдалась.

У Савельевых я задержалась на два дня. Поскольку моё неожиданное возвращение из командировки пришлось на пятницу и впереди было два выходных, то в моём распоряжении оказалось немножко времени, чтобы хоть как-то прийти в себя и, не отвлекаясь на рабочие будни, решить как жить дальше. О прощении речи не было. Прощать измену я не готова, да и изменник похоже не собирался падать ниц, вымаливая снисхождение. За это время муж ни разу не побеспокоил меня. Ни СМСок, ни звонков. Вот так то! Тридцать лет совместной жизни псу под хвост!

Я душевно попросила Лидусю оставить меня в покое. Не сочувствовать, не утешать, не тревожить… То есть вообще не трогать! Скрепя зубами, подруга обещала. Правда, за дверью спальни, которую мне выделили, я постоянно слышала тяжкие вздохи любимой подружки, но сама она не беспокоила, как и договаривались. Время от времени настойчиво звала на кухню, чтобы заставить меня хоть что-то перекусить. Я не отказывалась, хотя еда в горло лезла с трудом. Но из уважения к подруге выпивала бокальчик теплого чая вприкуску с каким-нибудь бутербродом и снова закрывалась в своей комнате.

Не плакала. Все слёзы выплакала в самый первый день, рыдая на плече подружки. Сердце жгло горечью обиды. Несправедливой. Незаслуженной. Нанесенной родным и любимым человеком. Лежа в полной тишине на диване, вспоминала и анализировала свою семейную жизнь. Искала ошибки, корила, винила себя. Как я проморгала тот момент, когда муж разлюбил меня? Когда я стала ему неинтересна и нелюбима?