Приам обнял Мелиту и даже поддался ее настроению, пообещав на досуге обдумать все, что она сказала. Прошло несколько дней, и он готов был довериться судьбе, но случилась неприятность, которая снова вернула его на два шага назад. Накануне, когда он готовился сделать ей предложение, Анисия Левидис бросила Йоса и, отсудив большую часть нажитого им добра, переехала с дочерью на юг страны. Приам предпочитал не говорить об этом с Мелитой, но внутри него поселились сомнения, которых никогда прежде не было.

Он неумело скрывал от нее свои опасения, так же неумело, как пытался скрыть покупку кольца. Однажды она случайно увидела чек, и дата на нем указывала, что кольцо было куплено больше двух месяцев назад. Мелита не сомневалась, что кольцо было для нее, но все сопоставив, поняла, что он купил его всего за несколько дней до того, как развелся Йос. Приам горел от стыда, когда она обо всем догадалась:

– Ты не доверяешь мне, – не сдержав слез, произнесла она. – Увидел, как Анисия уехала от Йоса и решил, что я тоже тебя предам?

Приам стоял у двери. На секунду к нему подкралась мысль о том, как ему противны собственные колебания. Настало время решить: либо уйти, либо остаться навсегда и больше не допускать сомнений.

По скату крыши и целлофановой поверхности теплиц забарабанил дождь. Ветер наклонил и раскачивал ветхие кустарники с молодой ярко-фиолетовой бугенвиллией, оплетшей белую изгородь и стены дома.

– Что такое? – спросила Мелита. – Ну что?

Приам молчал целую минуту и не слышал ее голоса.

– Бросишь меня? – наконец, спросила она. – Хотя бы скажи причину.

Только теперь, вырвавшись из собственных раздумий, он ее услышал.

– Прости, что не был рядом, когда не стало твоего отца. Я еще ничего толком не понимал… не знал, что мы так сблизимся.

Услышав это, Мелита была одновременно раздражена и рада, но ей удалось скрыть все, кроме блестевших от слез глаз.

– Ты была права. Давай перестанем вести себя, как подростки, и поженимся.

Она вытерла слезы и с отчаяньем бросилась в его объятия. Когда Приам обнимал ее, страх и сомнения отступали так далеко, что чувство свободы разрывало легкие.

Воскресным вечером, сразу после долгой службы и исповеди, Приам приехал к Мелите и сделал ей предложение. От него еще пахло ладаном, когда он произносил слова о любви, верности и решимости сделать ее счастливой. Мелита незамедлительно согласилась, а через положенное время отец Филасеос, теперь уже зная их обоих, благословил брак таинством венчания.

Обычно свадьбы в Афинах устраивались с широким размахом в триста-четыреста человек, но в этот день были приглашены только самые близкие. Несмотря на это, праздник выдался ярким, и после стольких лет Илиадис впервые видел, как глаза матери и отца мерцают от радости.

Сразу после свадьбы Мелита переехала к Приаму. В захламленном бумагами и учебниками по политологии доме начались уборка и ремонт. Спустя всего пару недель дом преобразился, стал более светлым, в нем появился комфорт, а труд еще больше сплотил молодых супругов вокруг домашнего очага. Когда сложная часть работы закончилась, Мелита почувствовала себя поистине счастливой, за последние месяцы она заметно похорошела и улыбалась чаще обычного.

– Так жаль, что у Йоса не сложилось, – говорила она, наливая чай. – Он ведь хороший парень. Он не заслужил этого.

– Заслужил, раз так случилось, – сказал Приам.

– Ты жестокий.

– Нет, я сказал, как есть. Йос не пропадет. Это для любого человека сложно, но пройдет время, он оправится.

– Я бы хотела, чтобы мы за него помолились.

– От моих молитв толку немного, – сказал Приам.

– Как это? Разве ты не молился, чтобы мы были вместе?

Приам повесил голову и неловко улыбнулся.

– Не молился, да?

– А это было обязательно? Я был в себе уверен. Обычно молятся, когда не верят, что получится, начинают надеяться на чудо.

– Нет. Молятся, чтобы получилось так, как будет правильно.

– Не припомню, чтобы хоть раз молитва мне помогла. А ведь молился. И на коленях стоял, даже бывало, со слезами.

– Значит, молился, а сам не верил. Или просил не о том.

– Ну, да.

Комната пахла зеленым чаем и мандариновой халвой из манной крупы. Чай еще остывал, а Приам и Мелита сидели напротив друг друга, и, уже поговорив о разном, оба о чем-то задумались. Каждый хотел произнести слово, но для обоих оно, – нужное, – терялось в немыслимом порядке других – похожих, но неподходящих.

Он взял ее за руку. Между их взглядами поднимался и исчезал чайный пар. Она влюбленно улыбалась.

– Хочу ребенка, – сказала Мелита. – Хочу, чтобы у нас была большая семья.

Приам сделал глубокий вдох.

– Я тут читал на днях лекцию о государствах, как они строились, и как о них говорили разные люди. И вот что мне попалось: «Маленькие машины работают лучше больших, потому что в последних сильнее трение. Так же и с государствами». Эту цитату я взял у Вольтера. А теперь вижу сходства и между государством и семьей. Мы выдерживаем трение, пока наш механизм еще мал, но что будет, когда у нас будут дети? Я не чувствую стабильности, не чувствую почвы под ногами.

– И для чего мы тогда женились? – с трудом сдерживаясь, спросила Мелита.

– Пойдем на воздух, – сказал Приам. – Он встал из-за стола и, взяв чашку чая, направился к выходу. Мелита пошла за ним.

Двор был окружен деревьями, приземистым кустарником и невысоким забором. От ветра скрипели и хлопали ставни. Вокруг холмы тонули в садах, а поодаль ветхие дома из бурого камня возвышались, как вечные самородки. Только некоторые были из побеленного камня, с синими дверьми и окнами. Рядом с домами стояли столы и стулья, горшки с цветами и почтовые ящики.

– Может, спустимся к роднику? – предложил Приам.

– Думаешь, меня это успокоит, и мы забудем, о чем говорили? Шум воды на меня не действует как успокоительное.

– Это не шум, а песня. И тебе должны быть знакомы ее слова, если хорошо прислушаться. Она может даже больше сказать, чем я.

– А тебе самому нечего сказать?

– Ты задала мне сложный вопрос. На него можно дать ответ, обобщающий любые отношения между мужчиной и женщиной, но это будет несправедливо. – Приам отвечал ей медленно и вдумчиво. – Мои чувства к тебе очень личные и глубокие. Возможно, ты будешь рада, если я скажу, что мы женились ради счастья: твоего, моего и нашего общего. Но это только слова, потому что счастье бывает переменчивым.

Мелита наступила на камешек и подпрыгнула от боли.

– Я не понимаю, к чему ты клонишь. И пока мы дойдем до родника, я пролью весь чай.

– Тут осталось не больше двадцати шагов, держись за мной и смотри под ноги.

– Почему бы кириэ Софрону не перенести свои бельевые веревки подальше от тропинок?

Приам разразился внезапным смехом.

– В прошлом году был сильный ветер. Шпильки сорвались, и его трусы летали по всей округе. Старый чудак, – мягким тоном сказал он.

Мелита рассмеялась.

– Он хороший человек, – добавил Приам. – Несчастный и одинокий, и поэтому не такой, как все.

– А что с ним случилось?

– Глухонемой… Никогда не слышал и не обменивался словом с этим жестоким миром. Он и его мать умерли во время ее родов. Только малыш чудом стал дышать спустя час после смерти, в тот момент, когда с ним уже прощался отец, горько оплакивая самых дорогих людей. Местные старушки говорят, что в маленького Софрона вдохнул жизнь Сам Бог и, по уговору, он должен был молчать о случившемся чуде. Малыш не разговаривал… издавал ни звука, и поначалу все думали, что он пребывает в безмятежном согласии с собой и с миром, но прошли месяцы и годы, а он так и не произнес ни слова. Я знаю, что его мучит, но не могу сказать.

– Жаль таких людей. Как он справлялся с трудностями всю свою жизнь? Иногда мы и двух слов не можем связать, чтобы решить свои проблемы, а человек совсем лишен этой возможности…