«От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике через весь континент опущен "железный занавес". За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград и София… Но я отвергаю идею, что война неотвратима. Войну можно предотвратить своевременным действием. А для этого нужно под эгидой Объединенных Наций и на основе военной силы (выделено мной. -Авт.) англоязычного содружества найти взаимопонимание с Россией».
Образ «железного занавеса», давно уже ставший крылатым, - это отнюдь не изобретение Черчилля; первым о «железном занавесе» заговорили еще лидеры Третьего рейха - в частности, министр финансов фон Крознич и министр пропаганды д-р Геббельс. Было это в начале 1945 года.
Да и многие другие пассажи знаменитой фултонской речи кажутся точно сошедшими со страниц нацистской печати. Основной выдвинутый им лозунг касался, например, «братской ассоциации народов, говорящих на английском языке»; что-то вроде: англосаксы всех стран, соединяйтесь. Но чем такой подход отличался от концепции арийского превосходства - мне, например, не очень понятно.
Не понял этого и Сталин. Через девять дней после выступления Черчилля в «Правде» публикуется ответ генералиссимуса, столь же жесткий и недвусмысленный. (Как аукнется, так и откликнется.)
«По сути дела, господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке - в противном случае неизбежна война…»
Я далек от того, чтоб идеализировать Сталина и коммунизм как таковой, но это отнюдь не означает, что следует обратно умиляться Черчиллем с Трумэном. Хороши были все.
Вообще, примитивность оценок - черное-белое, хороший-плохой, свой-чужой - в политике выглядит как минимум нелепо. Хотя прием этот очень удобен для прочистки наивных мозгов.
Между тем нелишне будет напомнить, что так испугавшая Черчилля с Трумэном громыхающая экспансия социализма в Европу, началась вовсе не с бухты-барахты.
Все эти действия были обговорены заранее, еще на переговорах «большой тройки» в Потсдаме и Ялте, где главы союзнических держав довольно цинично успели поделить меж собой всю Европу, разрезав ее на куски точно пасхальный кулич. Именно Советам - отходил контроль (проще говоря, владычество) над Болгарией, Румынией, Венгрией и Польшей. Ответственность за судьбу Югославии ложилась также одновременно на Англию; кроме того, британцам доставалась Греция.
(Впоследствии даже Черчилль вынужден был написать: «Совершенно естественно, что Советская Россия имеет жизненно важные интересы в странах, окружающих Черное море».)
Черт его знает, о чем думали себе Черчилль с Рузвельтом, когда соглашались на условия Сталина; может быть, они рассчитывали, что обессиленной, растерзанной войной стране будет просто не до того. Или вообще с самого начала не собирались выполнять достигнутых договоренностей; главное, как учил Наполеон, вступить в бой, а там видно будет.
Уже весной 1945-го - то есть за полгода до окончания войны, - американцы попытались включить задний ход. (Чему немало способствовала смерть Рузвельта и приход к власти Трумэна.) Они начали шантажировать Сталина прекращением поставок по ленд-лизу, но красного императора это не сильно впечатлило; в конце концов, исход битвы был уже предрешен и от иностранной «гуманитарки» практически не зависел. На встрече с Молотовым, возглавлявшим тогда Наркоминдел, в апреле 1945-го, Трумэн повел себя непривычно резко, наглядно демонстрируя наметившееся похолодание.
А 14 сентября прибывшая в Москву американская делегация под руководством конгрессмена Уильяма Колмера уже открыто объявила Сталину, что тот не должен-де вмешиваться в судьбу освобожденных стран Восточной Европы, а напротив - незамедлительно вывести оттуда войска. За такое благоразумие Сталину были обещаны несметные транши. Правда, с еще одним дополнительным условием: предоставить американской стороне все данные о советской оборонной промышленности и дать возможность перепроверить их на месте.
Разумеется, самолюбивый генералиссимус переговорщиков попросту послал - далеко и надолго. После чего обиженные конгрессмены стали наперебой советовать президенту и госсекретарю пересмотреть отношение к СССР, максимально его ужесточив.
Если упростить всю эту картину, выглядит она примерно так: накануне смерти богатого дядюшки его родственники заранее договариваются, как будут делить надвигающееся наследство. Но потом, когда старик все-таки помирает и один из наследников приходит за обещанной долей, другие объединяются и начинают обвинять его в корыстолюбии и бесчеловечности; еще и взашей пытаются выставить - но тут уж, дудки, кишка оказалась тонка.
И пошло-поехало: взаимные упреки, судебные тяжбы, бойкоты; половина родни - на одной стороне, половина - на другой.
Да разве могло быть, в сущности, иначе?
«Гегемония так же стара, как мир, - пишет в своей хрестоматийной книжке "Великая шахматная доска" легендарный советолог Збигнев Бжезинский, занимавший некогда пост помощника президента США по национальной безопасности. - Однако американское мировое превосходство отличается стремительностью своего становления, своими глобальными масштабами и способами осуществления».
После чего Бжезинский без тени смущения сообщает, что, если бы Вторая мировая война «закончилась явной победой нацистской Германии, единая европейская держава могла бы стать господствующей в глобальном масштабе… Вместо этого поражение Германии было завершено главным образом двумя внеевропейскими победителями - Соединенными Штатами и Советским Союзом, ставшими преемниками незавершенного в Европе спора за мировое господство».
Иными словами, двое пернатых в одной берлоге не живут. Кто-то обязательно должен быть главным; либо мы, либо - нас.
Не буду углубляться в перипетии «холодной войны». Ни правых, ни виноватых не могло быть в ней по определению; каждый дрался за свой кусок пирога, стараясь, однако, сохранить хорошую мину при плохой игре.
И СССР, и США из кожи вон лезли, пытаясь сделать вид, будто действуют они из сугубо высоких, гуманистических интересов - во имя безопасности человечества и счастья народов. Даже риторика их была абсолютно схожей: советская пропаганда трубила о том, что Америка - «цитадель мирового империализма», американская - называла СССР «империей зла».
Но - странное дело: о бесчеловечности советских палачей, потопивших в крови полпланеты, - поминают чуть ли не каждый божий день. Зато о противниках наших - говорить почему-то не принято; это считается моветоном и рецидивом имперского сознания.
Взять, к примеру, знаменитое противостояние спецслужб. Спору нет - КГБ организация зловещая. Однако и в ЦРУ - ангелов в белых одеждах тоже отродясь не водилось.
С самого момента создания одним из главных направлений деятельности этого ведомства стало проведение так называемых тайных операций; еще директивой Совета национальной безопасности США № 10/2 от 1948 года было указано, что под термином «тайные операции» следует понимать все виды деятельности против иностранных государств, которые проводятся или одобряются правительством США. При этом внешне их источник никак не должен себя проявлять, в случае же провала американское правительство вправе скрывать свою к ним причастность. (В директиве СНБ это застенчиво именовалось «принципом благовидного отрицания».)
Исчерпывающий перечень тайных операций подразумевал следующие варианты - цитирую:
«…пропаганда, экономическая война, превентивные прямые действия, в том числе саботаж, подрывная работа против иностранных государств, включая помощь подпольным движениям сопротивления, партизанам и эмигрантским группам».
Дабы не быть голословным, приведу лишь несколько конкретных примеров подобных «тайных операций», осуществленных ЦРУ за полвека своего существования.