Россия принимала обыкновенно то, что было принято столицей, так как предполагалось, что там все виднее и потому что привыкла подчиняться распоряжениям, оттуда исходящим. Но если возникало сомнение в том, что совершившееся там есть дело правое и законное, то это встречало глухое сопротивление в русском народе, проявлявшееся иногда весьма своеобразно. Так, насчет Петра III распространялась весть, что он жив и вернется на Царство. Не знавший Петра III народ, живший в отдаленных от столицы местах, верил тому, что Петр III низвержен за свое благочестие, и местами на него стали смотреть, как на мученика за правду. Его именем воспользовались раскольники, объявившие, что среди них находится Царь, который, победив своих врагов, восстановит древнее благочестие. При таком настроении легко понять появление самозванцев, выдававших себя за Царя Петра Феодоровича. Среди них особенною известностью пользуется казак Емельян Пугачев, действовавший по примеру Лжедимитрия II – Тушинского вора. Опираясь на низшие слои, которым он обещал разные льготы в качестве законного Императора Петра Феодоровича, Пугачев успел завладеть всем Поволжьем. Екатерине II стоило больших усилий подавить этот мятеж, так как, кроме личных интересов, многие действительно руководствовались нежеланием отказывать в повиновении тому, кого они ошибочно считали за законного Русского Государя. Имя законного Русского Царя производило обаяние не только в России, но и среди других православных народов, видевших в нем своего защитника и покровителя. В 1768 году в Черногории появился самозванец, объявивший себя низложенным Царем Петром III.
Ошибочно принимая самозванца за законного благоверного защитника святой веры, пострадавшего от злобы врагов, черногорцы признали его власть над собой, и никакие уговоры Екатерины, посылавшей для сего особое посольство, не могли заставить черногорцев изменить Стефану Малому, под каким именем управлял ими самозванец, пока в 1774 году он не был изменнически убит своим слугой.
Несмотря на все эти замешательства, Екатерине II удалось сделать свое царствование одною из самых блестящих эпох, совершить ряд преобразований и значительно распространить владения своего государства. Она мечтала уже о восстановлении Византийской Империи, причем предполагала предоставить Византийский престол своему второму внуку Великому князю Константину Павловичу, в то время как старший сын Цесаревича Павла Александр должен был наследовать Русский Престол. Цесаревич Павел Петрович, проведший свое детство при дворе Императрицы Елисаветы Петровны, причем мать не могла оказывать непосредственного влияния на него, во многом различался по своему характеру и убеждениям с Императрицей Екатериной. Поэтому Екатерина II предполагала устранить сына от наследства и сделать наследником старшего внука Александра Павловича. Опасаясь, однако, осложнений, так как Павлу как Наследнику присягала уже вся Россия, решение вопроса все откладывали, причем Екатерина старательно изучала вопрос о престолонаследии в России со времени указа 1722 года. В конце 1796 года Екатерина II окончательно решила назначить наследником Александра, минуя Павла, но неожиданно скоропостижно скончалась. На престол вступил Наследник – Цесаревич Павел Петрович, первым и главным делом которого было восстановить твердый порядок престолонаследия в России. Павел I ясно видел, сколько зла принесло России наследование не по определенному порядку, а по личному избранию. Он ясно понимал, что для благосостояния государства и избежания смут необходимо: «Дабы государство не было без Наследника; дабы Наследник был назначен всегда законом самим; дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать; дабы сохранить право родов в наследовании, не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род», – эти положения он сам высказал в акте о порядке наследования престола.
Для этого нужно было, чтобы прекратил действие Указ 1722 года и наши Государи, оставаясь вполне самодержавными, в то же время добровольно передавали свой престол тому, кто является естественным Наследником по установившемуся в Русском Царстве обычаю. Павел I сам, не ограничивая своей Самодержавной власти, в день Священного Коронования, положив составленный им акт на жертвенник Успенского собора, этим перед Богом обещал не изменять того порядка, который им признавался справедливым и необходимым. Наши Великие князья – собиратели Руси, не будучи ограничены никаким писаным законом и не будучи связаны обычаем, добровольно каждый раз передавали престол «сыновьям своим первым». Это сделалось как бы их заветом. Теперь, давая, согласно уставу Павла I, присягу на верность Закону о престолонаследии, восходящий на престол Государь, оставаясь независимым и не ограниченным со стороны какой бы то ни было человеческой власти, перед Самим Богом, давшим ему Царскую власть, обязуется не изменять завещанного строителями Русской Земли порядка. Что же касается самого порядка наследования престола, то акт Павла I по форме изложения близко подходит к завещанию Императрицы Екатерины I; а по существу представляет последовательное проведение принципа наследования престола по первородству – того принципа, который твердо соблюдался с Иоанна Калиты до Петра Великого. Тогда только это не было формулировано или регламентировано каким-нибудь писаным законом и существовало по обычаю. Теперь, издавая указ о возвращении к исконным началам русского государственного права, Павел I не мог ограничиться указанием на возвращение к порядку, действовавшему до 1722 года, ибо всякая норма издаваемая письменно должна быть точно формулирована. Так было всегда во всех отраслях права при переходе обычного права в писаный закон. Поэтому на Павле I лежала задача ясно указать, в каком порядке должно происходить наследование престола. Павел I, исполняя эту задачу, дал указания, в каком порядке престол переходит среди его потомков, и этот акт сделался примерною таблицею для закона о русском престолонаследии. В нем ясно выражены исконные русские начала, и если некоторые в нем находят сходство с кое-какими немецкими законами, то, во-первых, нет ничего удивительного, если и в других странах порядок престолонаследия был такой же, как в России, а во-вторых, для ясности Павел мог употребить уже готовые формулы, хотя и здесь нужно опять напомнить, что еще завещание Екатерины I было составлено приблизительно так же, как и акт Павла. Акт, обнародованный Императором Павлом в день Священного Коронования 5 апреля 1797 года, был составлен им еще в 1788 году, перед отправлением в поход, и подписан был им и его супругою Мариею Феодоровною. В нем Наследником престола «по праву естественному объявляется старший их сын Александр, а по нем все его мужское поколение. По пресечении сего мужского поколения наследство переходит в род второго сына, где наследование происходит тем же порядком, а после этого в мужские поколения остальных сыновей Павла, сколько бы их ни было, что и есть первородство. При пресечении последнего мужского поколения сыновей наследство остается, как говорится в акте, в женском поколении последнего царствовавшего, как в ближайшем престолу, дабы избегнуть затруднений при переходе от рода в род, в котором следовать тому же порядку, предпочитая мужское лицо женскому; однако, здесь приметить надлежит единожды навсегда, что не теряет никогда права то женское лицо, от которого право беспосредственно пришло». Здесь Павел предусматривает случай прекращения мужской линии Царского Дома и разрешает его вполне в духе русского права. Вспомнить нужно только историю наследства Ярославского княжества после смерти св. князя Василия (см. выше), а также, что Иоанн II, устранив от княжения тверскую княжескую линию, но не желая сразу присоединить Тверь к Москве, сначала князем туда назначил сына сестры последнего князя Тверского своего первенца Иоанна Молодого и лишь таким образом соединил Московское и Тверское княжества. Таким же образом определяла порядок престолонаследия и Екатерина I в своем завещании. По пресечении рода последнецарствовавшего мужского поколения Императора Павла – как в мужских, так и в женских линиях, – престол должен был перейти опять в род его старшего сына, в женское его поколение, в котором наследовала опять-таки ближайшая родственница последнецарствовавшего Государя из этого рода. По пресечении рода старшего сына Императора Павла – как в мужских, так и в женских линиях, – престол переходит к женским поколениям остальных его сыновей по их старшинству, и по тому же правилу, причем среди лиц, одинаково близко стоящих к наследству, мужское лицо всегда предпочитается женскому. По прекращении всего потомства сыновей Павла, престол переходит в мужское поколение старшей дочери Государя, затем в ее женское поколение, после чего наследуют потомки остальных его дочерей, соблюдая вышеуказанные правила и порядок старшинства линий. Только полное прекращение всего потомства Царя – родоначальника не было предусмотрено и тогда, в случае отсутствия распоряжений последнего Государя, создалось бы положение, подобное тому, как было при кончине Царя Феодора Иоанновича. При этом нужно напомнить, что под потомством Русского Царя, способным к занятию престола, подразумеваются лишь те лица, которые или исповедывают Православную веру, или примут Православие, как только дойдет до них очередь вступления на престол, причем в последнем случае одновременно должен принять Православие и прямой наследник лица, вступающего на престол. Лицо, не пожелавшее принять Православие, к числу потомков Царя, имеющих право на занятие престола, не принадлежит, так как Русские князья и в особенности Цари являются издревле охранителями церковных законов, защитниками святой веры, ревнителями о церковном благоустройстве и покровителями православных христиан даже в других государствах. Поэтому, как метко отметил профессор церковного права Суворов, «принадлежность Русского Императора к какому-нибудь вероисповеданию, кроме Православного, есть такая же невозможность, как принадлежность, например, римского папы к евангелическому исповеданию». К сожалению, эта чисто православная и русская мысль была выражена в акте Павла совершенно неправославно, «что государи российские суть глава Церкви». При составлении Свода Законов было обращено внимание на неправильное выражение, допущенное Павлом, благодаря пользованию немецкими формулами и неумению излагать мысли языком церковным. Поэтому сочли необходимым указать, как следует понимать это выражение, в прямом его понимании являющееся чисто лютеранским. Однако гораздо правильнее было бы обратить внимание на основную мысль, что Русский Престол неразрывно связан с Православием, и выразить это в строго православной терминологии, чего не мог сделать Павел I, получивший воспитание в веке полного пренебрежения церковности, а также родного языка. Нужно, впрочем, помнить, что эта лютеранская формула не имела никакого влияния на самое решение вопроса о том, кто должен быть Царем и на то, что касалось приятия и осуществления верховной власти.
