Человек зачастую не учится на чужих ошибках. Всегда хочется самому встать на грабли и плотно получить по лбу, чтобы искры летели. Вот тогда ему, родимому, ударенному до ярких звёздочек, нужна рука помощи. Но крайне ненадолго. Опереться об эту руку, заглянуть ненароком через плечо: что там такое? что понаписано? И начнётся уже на второй странице зевота.

Давно сказано, что каждый писатель в какой-то мере пишет о себе. Собственная жизнь – это ли не кладезь сюжетов, в любых жанрах и направлениях? История Марьи Ивановны Ушкиной, героини книги, есть плод многих размышлений и рассказов, сложившихся благодаря заглавному рассказу «Зеркало-псише». Это такое зеркало, где можно взглянуть на себя под разным углом. Слово «псише» родилось от эстетики неогрек по ассоциации с античным образом Психеи –Души. Так в зеркале-псише можно увидеть то одиночество и светлую грусть, то саркастическую иронию над собой и окружающими, то философское размышление, то понимание неизбежности свершившегося.

Почему появилась эта книга? Из-за одной огромной-преогромной ошибки молодости, которую спустя годы очень хотелось бы исправить. Но это уже невозможно. Почему? Как сказал один из героев книги, в стихах-то можно ловчее выразить, когда не знаешь, как сказать главное…

А я сегодня тебе приснилась!

Долго думал: со мной или пиво на вынос

С Вовой и Мишкой…

А тут я с такой огромной книжкой –

Белинский, том третий.

Говорю, что практикум светит.

А у тебя лекции три пары

И препод унылый, усталый…

Вечером в холодной электричке -

Одни во всём мире!

А здесь с твоими в одной квартире.

Общага была нашим домом!

Помнишь, каким огромным

Нам казался наш 405-й,

Там был ковёр полосатый,

Шкаф и поперёк занавеска -

Для счастья хватало места…

А за общажным окном

От снега белым-бело,

Пруд и церквушечка вдалеке

Да белая шапка на Лисьей горе.

И сна прозрачными улицами

Летели над городом юности…

А сегодня я вдруг тебе приснилась!

И такой ослепительно яркий свет!

Что же случилось?

И как это я для тебя приснилась…

КОГДА ТЕБЯ В ЭТОМ МИРЕ НЕТ…

– Девочки, а у меня сестрёнка приезжает!

– Да ну, Женька, у тебя же нет сестры. Или двоюродная?

– Нет, самая что ни на есть родная. Даже близняшка.

– Врёшь ведь?

– Честное пионерское! Нас в роддоме разлучили. Родители думали, что она умерла, очень слабенькой родилась. А она выжила. Её акушерка выходила тайно и на себя оформила, потому что у неё в то время дочка своя умерла. А маме ничего не сказали. Ну, и мне, конечно, тоже неизвестно о сестре было. Акушерка недавно сильно заболела и умирать собралась, а перед смертью решила во всём признаться. Так нас и нашли…

Девчонки плотным заинтересованным колечком столпились вокруг рыжеватой Женьки, вдохновенно рассказывающей о вновь обретённой сестре. Они качали аккуратными головками с бантами и косичками. Кто-то верил, кто-то сомневался. Слава за Женькой была своеобразная – не то, чтобы врунишка, но фантазёрка и сочинительница. Горохом посыпались девчоночьи вопросы:

– А с сестрой познакомишь?

– А она с нами будет учиться?

– А как её звать?

– А какой у неё характер?

– А вы сильно похожи?

Евгения, окольцованная вниманием, восседала королевной в девчоночьем кругу.

– Конечно, мы внешне похожи. Очень. Мы ведь близнецы. Только малоприметной родинкой отличаемся. А по характеру, – Женька задумалась, – молчаливая очень. Нелюдимая. Они же с акушеркой потом в глухой деревне жили, чтобы никто ни о чём не заподозрил, когда она её украла…

Новый виток вдохновения окутал туманом девичий кружок.

– А зовут-то как её?

Женька закатила глаза к потолку, словно ища подсказки свыше:

– Машка зовут её! Как ещё-то? У тётки этой фантазии мало было, вот Машкой и назвала. Но мы, наверно, по-другому будем называть. Марианна или Марго, например. Или хотя бы Марина.

– И она не против будет? Она же, наверно, к имени Машка привыкла?

– Отвыкнет, – во всю заливалась Женька.

– Ну, ладно, – девчонки нехотя согласились с подругой, – приводи Марию, очень хочется с ней познакомиться, посмотреть.

– Придёт обязательно!

… На следующий день девочка, очень похожая на Женьку, зашла в класс. Чем-то она всё-таки отличалась: хмурила бровки, пышную чёлку, как у Женьки, зачёсывала гладко и прятала в хвост, всех сторонилась и молчала, стянув в струнку узкие губы, около левого уха красовалась чуть заметная странная родинка…

Девочки доверчиво обступили её.

– Ты Маша? А Женя где?

– Заболела Женя. Ангиной. Я – Маша, – как-то деревянно изрекла девочка.

– Странно как. А тебя правда акушерка украла? – решилась на вопрос одна из девчушек.

– Да, – еле выдавила Машка, похожая на Женьку. Ещё сильнее сдвинула бровки и для порядка всхлипнула, бурно втянув носом…

Девочки отстали, поняв, что их расспросы неприятны новенькой девочке Машке, которая была очень похожа на Женьку.

– Нина Ивановна, а у нас новенькая! Её Машка зовут! Это Женина сестра! Она нашлась неожиданно! – затараторили девчонки, сообщая вошедшей учительнице важную новость и стараясь опередить друг друга.

– Хорошо, хорошо, – пожилая учительница мудро улыбнулась, погладила новенькую по прилизанной головке и начала урок у любимых четвероклассников…

Женька шла по жизни с высоко и гордо поднятой головой. Когда в конце 80-х в их маленьком городке построили танцевальный зал, Женька стала активным посетителем дискотек. Высоко взбив по моде чёлку и расправив над глазами крылья синих с блёстками теней, каждую субботу она бежала на танцпол. Зачем сидеть над учебниками яркой красотке? В кавалерах Евгения недостатка не испытывала. Не удивительно, что в 18 лет она уже собралась замуж. Её избранник, конечно, был хорош собой. А как же иначе? Лучезарная Женька всегда старалась добиваться лучшего. Кстати, не смотря на посредственный интерес к учёбе, школу она закончила неплохо. Ну, всего пара троечек по точным наукам. Любимая литература – на отлично. Читать Женька не очень любила, но программное успевала понять на уроке. А ещё девушка очень любила писать: стихи, сочинения, эпиграммы, дневники с виньеточками. Знаменитая самоэпиграмма стала девизом её жизни: «Неужто же имя Евгения уже предпосылка гения?»

Женька не поняла, когда же всё пошло не так, как у добропорядочных людей. Студенческий брак в 18 лет, вечеринки, друзья, подруги, развод, стихи о сломанных крыльях, какие-то встречи, гражданский брак, стихи о сгоревших мостах и уплывших кораблях, потом снова какие-то вечеринки, друзья, бледные юноши, обрюзгшие мужчины и рядовые мужчинки… Стихи перестали случаться, иногда хотелось написать что-то грандиозное, прозаическое, какое-то сверхдетище, раз уж обычных детей не случилось…

В ноябрьских тягучих сумерках одинокой однокомнатной, когда-то уютной, а теперь обшарпанной прокуренной квартирки, женщина средних лет с букетом типичных болезней и проблем придирчиво разглядывала несвежее лицо своё – в большом старинном напольном зеркале, прикреплённом шарнирами по бокам к двум железным опорам, это зеркало можно наклонять и смотреть на себя под разными углами. Такие старинные амальгамы называю зеркало-псише; от эстетики стиля неогрек, где Психея означает – Душа. Евгения обожала это старое зеркало, оставшееся ещё от первого брака, когда в 90-е на барахолке можно было встретить всё, кроме продуктов первой необходимости, и иногда встречались такие чудесные вещицы за бесценок. Женька медленно наклонила большой зеркальный овал и…

Марья Ивановна поставила многоточие, подбирая лучшие слова, чтобы рассказать, что же увидит в старой амальгаме зеркала-псише одинокая женщина средних лет…