– Юродивый! друг и благодетель твой диакон Иоанн осужден на смерть, и если он умрет, погибнешь с голоду: ибо никто больше не заботится о тебе.

И с этими словами рассказал, за что осудили его на смерть. Святой же тотчас пошел в тайное место, где привык в уединении молиться и которого никто не знал, кроме этого диакона; там, преклонив колена, он начал усердно просить Бога об избавлении диакона от смерти. И тотчас нашлись самые убийцы и поспешно были посланы от судьи конные вслед за поведшими дьякона на смерть, чтобы освободить невинного. И нашли их уж на месте, на котором должны были повесить дьякона. Отпущенный дьякон пошел не в свой дом, но прямо к тому месту, где молился святой Симеон и застал его еще не кончившим молитвы и стоявшим с поднятыми кверху руками; диакон в ужасе остановился неподалеку сзади святого Симеона: ибо видел (что после подтверждал с клятвою) пламя, подобно мечам, выходившее из уст святого и сияние огненное вокруг него, и не смел дьякон приблизиться к нему, пока он не кончил молитвы и огненное сияние не вознеслось к небу. Оглянувшись, святой сказал диакону:

– Что, брат Иоанн, чуть не испил ты смертной чаши? иди, молись, благодари Бога Избавителя: это искушение случилось с тобой ради того, что два нищих приходили к тебе, а ты имел, что дать, и не дал, но отвернулся от них и отпустил ни с чем. Разве это твое, что подаешь? или не веришь Сказавшему, что дающий нищему Бога ради, сторицею примет в нынешнем веке, а в будущем получит жизнь вечную; если веруешь, дай; если не даешь, ясно, не веруешь Господу.

Таковы были слова юродивого, или лучше, святого и преподобного мужа: ибо, когда он бывал с тем дьяконом наедине, то ничего юродского не делал, но с кротостью и сердечным сокрушением беседовал о полезном и много раз дьякон тот, слушая душеполезные слова святого, чувствовал великое благоухание, выходящее из его уст.

В одно воскресенье, с утра, после семидневного поста, святой Симеон, юродствуя, взял в правую руку сверченное мясо, по-гречески называемое элладой, по латыни люканикой, иначе колбасой, положил ее на плече, как дьяконский орарь, а в левой руке держал горчицу и, обмакивая элладу в горчицу, ел; приходившим к нему забавляться он мазал губы горчицею. И приблизился к нему один грубый крестьянин с больными глазами и с бельмом на одном из них. Святой Симеон вдруг помазал горчицею по его глазам. Закричал тот от сильной боли в глазах, произведенной крепкою горчицею. А юродивый сказал ему:

– Иди, безумец, умойся уксусом с чесноком и тотчас исцелеешь.

Но тот не послушав святого, пошел ко врачам, еще больше ослеп и сильнее заболел. После, раскаявшись, дал себе зарок: если бы даже выскочили глаза, выполнить, что прикажет старец. И когда он умыл глаза свои уксусом с чесноком, то в ту же минуту совершенно стал здоров глазами. После встретил его святой где-то на пути и сказал:

– Вот теперь здоров, не воруй же коз у соседа.

Так наказал святой крадущего, зная тайные дела человеческие. Украдено было у одного горожанина 500 златиц и печалился тот человек о погибшем своем золоте и старательно разузнавал о нем; был он жесток со своими рабами и бил их немилосердно. Однажды юродствующий старец встретил его на улице словами:

– Хочешь ли, чтоб нашлись твои златицы?

– Ей, ей! хочу, – отвечал тот.

– А что заплатишь мне? – спросил юродивый, – если тотчас найдешь золото.

Тот обещал 10 златиц.

– Не надо мне золота, но поклянись, что не будешь бить укравшего, – потребовал святой, – а и также никого другого.

И клялся ему горожанин. Тогда святой открыл ему:

– Пекарь твой украл златицы, но, берегись, не бей его и никого другого.

И вернулся человек тот в свой дом, нашел всё, как сказал ему святой и взял у раба своего пекаря золото целым и не бил его. После, когда хотел прибить кого-либо из рабов за какую-нибудь вину, болезненно одеревеневала у него рука и не мог бить. Вспомнив свою клятву, пошел к юродивому, прося:

– Разреши клятву, юродивый, пусть свободно действует моя рука.

А тот, как бы не понимая, юродствовал. И много раз приходил к нему, докучая, чтобы разрешил от клятвы. Тогда явился ему святой в сонном видении со словами:

– Освобожу тебя от клятвы, но лишу и твоего золота и всё твое имение уничтожу. За что ты хочешь бить своих слуг, которые в будущем веке пойдут впереди тебя?

После того видения муж тот, пришедши в страх Божий, со всеми был кроток.

Чтобы люди не узнавали о таковых чудесах святого, он притворился бесноватым и как будто вследствие бесовского действия знающим, что творится втайне в людях; для этого ходил с бесноватыми, как один из них и, соболезнуя о них, своею молитвою из многих прогнал бесов; другие же бесноватые, или вернее всего бесы, поселившиеся в людях, роптали на него:

– О, юродивый! пренебрегающий всем миром, зачем пришел обижать нас? уйди отсюда; не наш ты; зачем всю ночь мучишь и жжешь нас?

Святой же, в притворном бесновании (ибо от Святого Духа всё знал) весьма многих людей обличал в их тайных грехах: иных в нечистоте, других в краже, третьих в клятвопреступлении: каждого во всяком его грехе. Обличал же иных отдельно, иных перед другими; третьим в притчах указывал их злые дела, да заглянут в свою совесть, а иных явно поносил за творимые ими беззакония. И так весь город удерживал от смертных грехов, приводя людей к сознанию и к покаянию. Многие же думали, что не от Бога, а чрез беса он знает их тайны, так что и самого считали за бесноватого. От этого иные из нераскаянных грешников боялись прийти к нему или встретиться с ним, но бегали от него, чтобы не быть изобличенными.

В то время в городе жила одна волшебница, чародейка, бывшая виновницей многих несчастий между людьми. Желая разрушить ее волшебства, преподобный стал часто приходить к ней, как будто дружась с ней, и приносил ей подаваемое ему съестное, и медницы и одежды. Раз он сказал ей:

– Хочешь я сделаю тебе такую вещь, что, если будешь носить ее, никто не сможет упрекнуть тебя и никакое зло не приблизится к тебе?

Она же, полагая, что юродивый знает нечто такое при содействии беса:

– Хочу, – говорит, – сделай.

Он взял маленькую дощечку, написал на ней по-сирски следующее:

– Да запретит тебе Бог отвращать более от Него людей.

Написав это, он дал дощечку жене, чтобы повесила ее на шею, а когда она сделала это, тотчас уничтожилась бывшая в ней волшебная сила, и волшебница перестала вредить и помогать кому бы то ни было.

Старец же, идя со своею нищею братиею, приблизился к печи, в которой приготовляют стекло. Работал здесь еврей. Сев около печи святой грелся, а еврей изготовлял склянки. Святой сказал друзьям своим нищим:

– Хотите я рассмешу вас?

Они, обратив к нему свои глаза, хотели видеть, что он будет делать. И когда еврей изготовил одну склянку, он издали осенил ее правой рукой, и тотчас склянка та расселась. Когда еврей приготовил другую склянку, расселась и та от крестного Симеонова знамения; так распались третья, четвертая и до седьмой, – и стали нищие хохотать и рассказали еврею, в чем дело. Еврей же, рассердившись, схватил головню и прогнал юродивого, ударяя его и опаляя. Юродивый же, удаляясь, кричал ему:

– О, нечистый! перебьются все твои склянки, пока не сотворишь креста на своем челе.

Когда еврей снова начал делать склянки, разбилось еще тринадцать, одна за другой. Он же, видя напрасными свои усилия, хоть и не желал, перекрестил лоб свой и перестали разбиваться склянки. Познав силу святого креста, еврей пришел тогда в святую церковь, и стал христианином, приняв святое крещение.

В то время заболел один из главнейших граждан, в дом которого преподобный юродивый привык приходить и играть. Этому гражданину, когда болезнь его очень усилилась, было такое видение: будто с каким-то мурином страшным он бросает игральные кости и что между ними заклад: если у больного не выпадет три раза шестеричное число, то победа принадлежит мурину. И был больной в большом сомнении и страхе. Явился же больному Симеон юродивый, говоря: