Кофе приготовили быстро. В награду мастер из пакетика насыпал горстку вкусного корма для людей на крышку кофемашины. Те с радость его поели. Ювелир отхлебнул глоток горячего кофе и, расплываясь в улыбке, сказал: «Хорошо».
Гаснет свеча в зимнюю ночь.
Воск с начала времён являлся почвой в этом краю. Гладкий, приятного кремового цвета… Но на нём приключилась очередная трагедия. Человек, весь из воска, держал в руках подобного себе. Меньше несущего в два раза. Он засыхал, конечности твердели, каждое движение давались чересчур тяжело, а у них движение – жизнь. Человек плакал и бежал к огню, но до него было далеко. Слишком далеко. Тогда он решил согреть больного отдалёнными, но тёплыми лучами. Однако из земли вылетали капли воска и опускались на землю, закрывая драгоценные лучи. Человек пытался поймать хоть один лучик, чтоб спасти страдающего. Он бежал из стороны в сторону, а круглые подлецы в последний момент закрывали своей громадойнадежду, пока больной усыхал.
Человек долго роптал, пытаясь спасти уже мёртвые, разваливающиеся, твёрдые куски. Секундный траур сменился убедительным слепцом-гневом. Человек направился вперёд, прямо на огонь, что вдали, с одним желанием – потушить пылающего губителя душ. Ведь если виновато не пламя, то что? С ним ярость разделили и другие восковые люди. Некоторые так же, как и человек, потеряли близкого, другие преследовали более абстрактные цели, а последних одолела скука. И вот грозная толпа идет вершить суд над пламенем.
Чем ближе, тем теплее, чем ближе, тем сильнее обжигало, чем ближе, тем скорее плавились тела. Но ярость не умерила своего кровожадного безумства, и человек не менял своего курса, а значит, и толпа тоже не отставала. И вот оно, то самое горнило. Идущие из недр родного воска, четыре столба цвета прогоревшего фитиля, сотканные из толстых канатов, держали древнейшую, по меркам народа, живущего рядом, пирамиду, на вершине которой красовалось пламя, дарующее и жизнь, и смерть. Толпа приблизилась непочтительно близко. Тогда-то и расплавилась она окончательно. Тогда-то и настал решающий момент.
Тогда-то появился гигант из сотни тел, скомканных одной идеей и общей силой воли.
Родился колосс, чьей силе позавидует самый сильный кусок ожившего воска. Головой послужил человек и те, кто с той же страстью желали затушить проклятый фитилёк, руками стали сильнейшие и достойнейшие уважения человека из этого движения, на тело пошли вернейшие, ибо на их вере лишь могли устоять и не уйти те самые, что пошли на ноги. Гигант выбил из-под пирамиды столб и втоптал в расплавленный воск. Алтарь пламени содрогнулся. Затем гигант схватил край пирамиды и опустил до самой почвы. Человек взглянул на злейшего врага, на того, чьё отсутствие убивало, на вора самого драгоценного в жизни – простого шматка воска. Огонь жёг и слепил лицо гиганта, но не так сильно, как гнев. Пламя свернулось и сжалось в сферу. Гигант навалился всей тушей и начал топить огонь в жидком воске. Тот задыхался и плевался раскалённым струями, но сопротивляться судьбе долго не мог. Пламя затухало, и затухало, и затухало, и затухло навсегда. Обожжённый фитиль погрузился вглубь воска и застыл там навсегда.
Битва была тяжёлой, погублено немало живых. Гигант распался на остатки ликующих, а человек побрёл вдаль. Оглянулся. Померкло на их земле. Шары перестали скакать. С человеком пошли многие, но куда больше остались в стороне, и они умирали, светило перестало греть их. И они, и помощники всё застывали, а человек не жалел о содеянном, о загубленных. Теперь уже поздно было жалеть…
Стальное рыло.
Глава 1.
Шестнадцатый век. Где-то в центре Индийского океана плыла шлюпка. В ней сидело шесть гребцов, один рулевой, управлявший румпелем, и человек, вооруженный мушкетом. Океан был спокоен. Солнце беспощадно жарило головы гребцов, и никакая бандана не спасала. Все они были одеты в коричнево-чёрные рубашки, штаны и новые ботинки. Шлюпка сама не выглядела надёжной. Постоянный скрип досок заглушал всплески воды от вёсел.
И вот вдалеке рулевой что-то заметил:
– Народ, я что-то вижу.
Гребцы никак не отреагировали на эту новость, а вот рулевой взбодрился и улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Он вытащил подзорную трубу и разглядел корабль. Это огромная одномачтовая махина с двенадцатью пушками, которая каким-то чудом держалась на плаву, называлась Фарамбат. В целом судно выглядело бедно, кроме кормовой части, где располагалась комната капитана Да Сильвы – известного работорговца родом из Испании. Его корабль мог перевозить сразу сотню рабов и славился тем, что быстрее всех доставлял грузы.
Тем временем улыбка рулевого пропала.
– Это Фарамбат… – сказал он.
– Да что же это такое?! – встал и выкрикнул один из гребцов. – Я так больше не могу! Мы какой раз мимо него проплываем, а?! Пятый?!
– Да заткнись, Ганс, – сказал его сосед. – Помолчи… И так тяжело, а ты ещё орёшь…
Но Ганс не успокоился:
– Уплыли, значит – пропала эта чёртова посудина за горизонтом. Плывём, и она снова появилась! Какого хрена мы оплываем Фарамбат кругами? Арнольд! – обратился Ганс к рулевому. – Что это за хрень? Я не буду грести!
– Я тоже не буду! – выкрикнул кто-то из гребцов, и все остальные поддержали его, кроме соседа Ганса.
– Успокойтесь. – сказал Арнольд. – Я… Я не понимаю, что происходит. Компас, наверное, сломался. Но что вы предлагаете? Вернуться на борт? Вы хоть представляете, что с нами отец сделает?
Тут команда не решилась ответить. Все они боялись капитана. Ганс первый начал говорить.
– Знаете что? – заявил он. – Я не хочу быть сожранным акулами, к тому же, наверняка отец заперся в своей каюте и осушает запасы вина. Ведь вы слышали, что Джек погиб?
– И не только Джек. Рауль и Марио тоже, – сказал кто-то позади Ганса.
– Вот-вот. Ему теперь точно не до нас.
– Ну что ж, думаю, ты прав. Навались, ребята! Плывём на Фарамбат.
Осталось около четырёхсот метров до корабля, когда на палубу выбежал человек с ружьём. Он начал махать руками, а потом остановился. Вместе с ним выбежало ещё двое, державшие в руках по мушкету. Все в лодке услышали свист и хлопки.
– По нам что, стреля… – не успел договорить сосед Ганса, как тут же пуля пробила его затылок. Труп вывалился за борт, чуть не перевернув шлюпку.
– Али, стреляй! – заорал кто-то в лодке, но человек с мушкетом начал целиться, как только на палубу вышли люди. Сам же Али не верил, что попадёт. Шлюпку шатало из стороны в сторону, очередная пуля убила одного из гребцов и пробила плечо впереди сидящему. И тут стрелявший, который первым выбежал на палубу, повернул голову к сообщнику. Али воспользовался моментом и выстрелил. Удачно. Первый упал, а те двое разбежались.
– К… К-кто стрелял? – заикаясь, выговорил Ганс, половина лица которого была заляпана кровью соседа. – Неужели К… К-Кайзер?
– Вряд ли. – сказал Али, зажимая раненое ухо банданой. – Он не настолько меткий, да и кто в своём уме его впустит в оружейную? Скорее всего, это Митч.
– Это был превосходный выстрел, Али, – сказал раненый, – но, думаю, тебе просто повезло.
– Угу. – пробубнил стрелок.
– Что делать с Кирби, Арнольд? – обратился к рулевому раненый.
– За борт его.
– А, ну помоги, Хосе.
Сосед мертвеца помог Максу выкинуть бедолагу.
– П… Почему они начали стрелять? За что они так? Мы же род… родные братья. За… За что?
– С ума сошли. – пробубнил Али. – Море не жалеет слабых.
– Ладно, поплыли дальше. – скомандовал Арнольд.
– Я не могу грести. У меня сейчас рука отвалится! – запротестовал Макс.
– Тогда, – недолго думая, объявил рулевой, – Хосе, садись на место Маркуса, Макс, иди за руль. Я сяду за тебя.
Когда все сели на свои места, они дальше поплыли.
Глава 2.
За полтора часа до этой стрельбы кок принес капитану вяленое черепашье мясо с маринованными огурцами. Его каюта сейчас была в плачевном состоянии. В комнате стоял тяжёлый запах жжённой шерсти, смешавшийся с вонючим табаком. Её освещала лампа, прибитая к краю стола. По полу бегала жирная крыса, слева от стола капитана лежала груда мусора: лезвия ножей, ржавые кандалы и бутылки. Справа к стене была прибита выцветшая карта мира с овальным рисунком, а владелец каюты сидел, держа нож, за столом, который был весь усеян кусочками кожи от ремней. Напротив него лежала стальная маска свиньи с шестью крепежами. К четырём из них были привязаны хорошие ровные ремни. Не верилось, что их сделал сам капитан, глядя на то, чем он занимался сейчас. Он обрезал ремень, чтобы тот влез в крепеж, но он больше походил на изрезанный кусок кожи из помойки. Руки капитана тряслись, а сам он был напряжённым и злым, как истерзанный боями пёс. Владелец корабля – грузный, высокий, пожилой мужчина, одетый в чёрный китель с золотыми, но покрывшимися грязью пуговицами. На его голове красовалась тёмная треуголка, а на ногах были обуты крепкие кожаные сапоги.
