В селениях, которые располагались среди лесов, обычно поклонялись духам лесных зверей. В столице, построенной в степи, почитали степного верблюда и орла. Впрочем, мы одинаково уважали всех духов, ведь каждый из них покровительствовал разным аспектам жизни. Например, мамонт-рыба менял русла рек, создавал новые водоемы и осушал старые. Если его уважить, то он спасал от засухи, а если нет – вода могла исчезнуть. Арзури, дух леса, иногда помогала заблудившимся путникам найти нужную тропу, а порой, наоборот, запутывала тропы еще сильнее. Горная ящерица заботилась о пещерах и уберегала их от обвалов, именно этому духу приносили подношения мои тюремщики-жрецы. В общем, духов существовало великое множество. Мы их не боялись и знали, что они не тронут, если не тронешь их, а если уважишь, то можешь рассчитывать на их помощь.

– Добрый вечер, – поприветствовал шамана Дэмир. – Прошу, осмотрите девушку, она была в плену у разбойников и, как видно, ранена.

– Ужасно, – покачал головой старик. – Давно они тут не объявлялись. Прошу, проходите.

Он отодвинулся, пропуская нас в дом.

– Проходите, Кара. – Дэмир подтолкнул меня к порогу. – Я останусь тут и прослежу чтобы с вами всё было в порядке.

Комната, в которой я очутилась, была тесной и темной, всюду висели шкуры животных, а на полках стояла ритуальная утварь и изделия из дерева. Особенно мне понравилась большая скульптура в виде головы лося, которая была вырезана настолько искусно, что я бы не отказалась поставить ее в своем дворце.

– Давай мы тебя осмотрим, девушка, – мягко сказал шаман. – Где болит?

– Мне порезали ножом руку, – коротко ответила я. – А еще я ударилась подбородком о землю.

Я потрогала подбородок и поморщилась от боли.

– Садись. – Старик указал на тюфяк.

Нерешительно помявшись, я всё же села.

– Не думала же ты, что тебя отведут в дворцовые покои и будут обращаться как с Великим ханом, – подметила Юёр.

Не думала. Но в пещерах обычно представляла, что когда выберусь на свободу, то сразу окажусь дома. Очевидно, всё будет куда сложнее.

Шаман осмотрел мою руку и ножиком для бинтов чиркнул по ткани рубахи. Рукав ненужной тряпкой скатился по предплечью.

– Как долго ты пробыла в плену у разбойников? – спросил он.

– Я точно не помню, у меня что-то с головой, – сказала я.

Хорошая отговорка, чтобы объяснить мою неосведомленность о том, что происходит в мире.

– Изверги! Похищают наших девушек, морят голодом, превращают в дикарок… Когда это кончится? Боюсь, нам никто не собирается помогать.

Когда-то я считалась первой красавицей ханства. На меня равнялись девушки из знатных семей, копировали мои наряды, прически и макияж. А теперь я дикарка. Я точно не знала, как сейчас выглядела, потому что отражение в грязной металлической тарелке, служившей мне в гробницах зеркалом, было нечетким, но не сомневалась, что от прежней красоты, о которой слагали стихи и пели песни, не осталось и следа. Но, по правде говоря, моя красота была резуль татом долгой и упорной работы многих людей: портных и швей, которые создавали платья, служанок, ко торые заплетали мне волосы и красили лицо, и художников, ко торые рисовали мои портреты, приукрашивая при этом действительность.

– Да уж, – вздохнула я.

– Тебе повезло, что выбралась. Не многим это удавалось. С начала войны люди будто превратились в злых духов. Всюду промышляют эти мерзавцы, которые похищают драгоценности и юных девушек, чтобы продать таким же мерзавцам в пусты не. Кто знает, сколько еще продлится это безобразие. При хане Аслане такого никогда не бывало. Правление Жанбулата рано или поздно погубит нас всех.

Мне было больно это слышать. Дядя разрушил прекрасный мир, который отец выстраивал всю свою жизнь. И ради чего? Чтобы потешить самолюбие? Каким же нужно быть твердолобым и эгоистичным, чтобы нарочно ввергнуть дружные государства в хаос войны и разбоя!

– Скажи, – шаман внезапно сжал мою ладонь и поглядел на меня так, будто хватался за спасительную соломинку, – те бе не встречалась девушка лет двадцати пяти с длинными коричне выми волосами? Она травница, красивая и добрая, ее зовут Бингюль.

– Н-нет, – от такого напора я испуганно вжала голову в плечи.

– Уверена? Бингюль, – повторил он. – Она из Тосгона. Ушла однажды в лес за травами и не вернулась. У нее волосы необычного цвета. Коричневые такие, светленькие, на солнце выгорели…

– Я была там одна.

Шаман отпустил меня и поник.

– Прости, – тяжело сказал он после долгого молчания. – Моя дочь пропала полтора года назад, тогда здесь как раз промышляла одна банда. Мы с женой всё еще надеем ся, что Бингюль однажды вернется домой.

Мой дядя – ублюдок. Испортил жизнь не только мне, но и многим нашим подданным. Сколько теперь в стране таких горюющих семей? Думаю, много.

– Мне жаль, что я не могу помочь, – сдавленно проговорила я.

Меня охватило чувство вины. Пусть я ничего об этом не знала, но как принцесса и наследница трона ощущала себя бесполезной.

– Вот что мы сделаем, – перевел тему старик. – Твоя рана не опасна, но лучше ее обработать. Мне нужно приготовить мазь, а ты пока сходи умойся. Моя жена, Наргиз, тебе поможет и одолжит что-нибудь из одежды.

– Вы слишком добры ко мне, – удивленно проговорила я.

– Мы всегда рады поделиться с теми, кто в этом нуждается больше всего.

Два года назад я бы посчитала этих людей бедняками, но вряд ли что-нибудь им отдала бы. Есть над чем задуматься.

– Хорошие люди, им можно верить, – вынесла вердикт Юёр.

Шаман куда-то ушел. Я с интересом разглядывала его жилище, особенно шкаф, набитый баночками с различными травами. Наверное, он снабжает лекарствами всю деревню и принимает тут больных.

В комнату заглянула миловидная невысокая женщина с туго зачесанными в хвост волосами. Выглядела она лет на десять моложе шамана.

– Я уже поставила воду греться, – сказала она. – Пошли подберем тебе свежую одежду.

– Хорошо.

Я последовала за ней. В соседней комнате была спаль ня, такая же маленькая и тесная. У стены стояла деревянная кровать с тонким матрасом, напротив находился столик с небольшим количеством украшений, а в углу – бочонок для купания. Вот и вся мебель.

Наргиз подошла к сундуку у изножья кро вати и вытащила несколько платьев. Других сундуков в комнате не наблюдалось, и я поняла, что она демонстрирует мне весь свой гардероб. А может, не только свой, но и пропавшей дочери Бингюль.

Раньше у меня были десятки таких сундуков. Я никогда не надевала одно платье чаще трех раз. Ненужные наряды запечатывались и относились в хранилище, где просто лежали и занимали место, в то время как простой народ носил свои три платья на протяжении многих лет.

Стоит задуматься еще и об этом.

– Что тебе больше нравится?

– Я буду рада, если у вас найдется простая рубаха.

– Зачем же тебе рубаха? – всплеснула руками Наргиз. – Бери платье, не стесняйся!

– Просто я не хочу привлекать к себе лишнего внимания.

– Ах, вот оно что, – понимающе протянула она. Наверное, решила, что это связано с похищением. Впрочем, мне и правда не хотелось, чтобы меня похитили, раз так теперь обстоят дела. – Сейчас найдем тебе что-нибудь попроще.

Наргиз отыскала длинную хлопковую рубаху темно-синего цвета и широкие шаровары.

Вскоре согрелась вода. Женщина вылила ее в бочонок и разбавила холодной водой из ведра. Я залезла внутрь и стала отмываться с мылом. После всех сегодняшних злоключений с меня комьями сходили песок и грязь вперемешку с помидорным соком.

– Бедняжка, волосы совсем испортились, – заметила Наргиз, натирая мне спину.

– Может, их состричь? – предложила я неожиданно для самой себя.

Я всегда гордилась своими длинными и блестящими волосами. Служанки создавали из них прически, украшая драгоценными заколками и живыми цветами. Без уходовых масел они иссушились до такой степени, что походили на солому. А сегодня стражник так рубанул по моему хвосту, что пряди стали разной длины. Ничего уже не исправить, оставалось лишь состричь их.