И она уехала в Испанию. Где она мычется, в каких уголках планеты собирает бесценные материалы, я не знала. На протяжении нескольких долгих лет она объявлялась редко, это были короткие телефонные звонки с разных материков и континентов. Телефонную линию на черноморской вилле она оставила за собой, и я записывала на автомат свой голос после короткого сигнала. В последний раз она звонила мне примерно полгода назад. Прошло много лет после нашей последней встречи, и вот теперь мы встретимся через неделю!

Старые ореховые деревья давали прекрасную тень. Их плодоносные кроны раскинулись на высоте двух метров над уровнем земли, следовательно, срывать плоды непосредственно с деревьев не представлялось ни малейшей возможности, даже используя садовую лестницу, ибо орехи, разбросанные хаотично, плюс ко всему, прятались в густой листве, но созревая, произвольно падали на землю, предлагая себя, а я, практически, не могла поспеть за расторопным паном Тадеушем. Он ухитрялся собирать всю падалицу ранней ранью.

Подхватив старое лукошко, я принялась искать в траве те жалкие остатки, не собранные соседом ранним утром, а точнее, что успело нападать. Совсем недавно открылось, что пан Тадеуш, собирает орехи на продажу, а вырученные деньги, естественно, пропивает. Позавчера, снова не выдержав, я сорвалась, и отчихвостила соседа, напоминая о наших равных правах на орехи, двор и деревья, солнце, воздух и воду. После чего поклялась вставать раньше, чтобы набрать чуточку, хотя я и не жаворонок. Правда, мне ещё не довелось выполнить сей клятвы по известным причинам.

Я втянула носом йодный запах, исходящий от ореховых плодов. Впервые я насобирала столько падалицы – половину лукошка. И тут вынырнул из своей берлоги пан Тадеуш с корзиной средних размеров, полной орехов. Я полагала, что сосед несёт урожай на рынок, но слова возмущения замерли на губах, в то время, как он поставил передо мной корзину и коротко произнёс:

– Это для пани.

Не совсем понимая, что с ним произошло, я смотрела на его удаляющуюся сгорбленную спину, но анализировать ничего не хотелось, и я снова сосредоточилась на предстоящей встрече с подругой.

Прошло три дня. Мирек пережил все стадии борьбы с тяжёлым похмельем, теперь он усиленно отлёживался, и у него прорезался отменный аппетит. Кроме того, муж настойчиво требовал деньги на сигареты, но у меня не было ни гроша, а Кася всё не звонила и не звонила. Её блузка была готова давно, но чтобы получить деньги за сшитую вещь, мне требовалась сама заказчица.

Купленные в последний раз продукты исчезали с огромной скоростью, я нервничала, но, тем не менее, отказала пане Ренате в сопровождении её к закрытию рынка, где можно насобирать много чего, что не считают нужным уносить с собой обратно продавцы, а просто-напросто выбрасывают. Она же ходила к закрытию базара каждый божий день, собирая кости, овощи и другие выброшенные частными торговцами продукты.

Пани Рената чуть приуныла, поскольку выразила сомнение по поводу того, согласится ли идти на рынок Мирка, ибо не далее как позавчера, она перенесла нечто страшное. Товарки отправили её на неоплачиваемую пенсию, предварительно зверски избив, за что, точно ей неизвестно. Очевидно, Мирка была слишком конкурентоспособной, и её подружки, рассудив, что пора и честь знать, выбросили Мирку навсегда из рядов своих, уж это точно. Меня потрясло услышанное, но, когда пани Рената добавила, что Мирка осталась без средств к существованию и ворует теперь еду в магазинах, я просто потеряла дар речи.

На следующий день, к вечеру, заглянула к нам сама Мирка. – Идёмте «на державу», капусту воровать! – пискнула она. Я непонимающе захлопала глазами.

– Да не бойся ты, поле не охраняется! Даже неизвестно,есть ли у этого поля хозяин. Я каждый год там беру капусту на засолку. Солить впрок ещё рановато, но капуста и без того может пригодиться, – рассуждала Мирка, усевшись у кухонного стола и прикуривая сигарету.

– Мирка, одолжи сигаретку! – простонал Мирек.

– Сама страдаю! – пропищала она, но добавила:

– Одолжу при условии, что пойдёшь с нами «на державу»!

Почему она вдруг решила, что я согласна идти, не знаю, но я не стала перечить.

Мирек, такой ленивый на подъём, легко согласился идти «на державу», что было несколько неожиданным. Я это объяснила тем, что ему просто захотелось подышать вечерним воздухом, так как после протрезвления он усердно занимался своим здоровьем – подтягивался на турнике, пристроенном между косяками в дверном проёме, горстями глотал витамины А+Е, вычитав где-то, что это отодвигает старость, видимо собираясь жить вечно на радость всем.

– Только прихватите с собой ножи! Мешков у меня доста-точно! – пискнула Мирка, показывая рекламную пластиковую авоську от какого-то дорогого бутика, туго набитую пыльными холщёвыми мешками.

Мы направились в сторону железнодорожного полотна, к насыпному длинному холму, поросшему низкой травяной растительностью. На этом участке находилось множество рельсовых разветвлений, и переходить пути в этом месте категорически воспрещалось. Кусок железной дороги, который нам предстояло преодолеть, был, к тому же, ещё опасен своей шириной, а с правой стороны ограничена была видимость, поскольку часть рельсов исчезала за крутой насыпью. Требовалась величайшая бдительность и осторожность при переходе этого весьма опасного участка пути, так как поезда здесь не сбавляли хода, а пролетали на предельной скорости, и каждую секунду разогнавшийся экспресс мог вынырнуть из-за поворота.

Перейдя рельсы, мы зашагали по овражистой местности, затем показалось капустное поле, которое с трудом охватывал глаз.

Уже смеркалось, когда, нагруженные ворованной капустой, мы без проблем перенесли тяжеленные мешки через железнодорожное полотно, и совершенно обессилевшие, перебежками дотащились до дому.

В этот же вечер я шинковала и солила капусту, запихивая в литровые банки. Минимум через три дня капуста заквасится, а через четыре станет ещё лучше. Имея муку, можно продержаться ещё какое-то время на варениках с квашеной капустой. Будет чем кормить ненасытного мужа-бездельника и угостить подругу-миллионершу.

Ещё раз повторяю, я не жаворонок, но в то утро я проснулась так рано, что, наверняка, даже пан Тадеуш ещё спал. Но произошло это по очень простой причине. Капуста, как известно, продукт слабительный, а я по неосторожности, возьми, да и съешь огромный ломоть белокочанной. Ну, сами знаете, что может произойти. Словом, я проснулась, вылезла из-под одеяла и намеревалась выйти на свежий воздух, а заодно проверить, сколько орехов успело нападать за ночь. Глянула в зеркало на всякий случай и ужаснулась – на голове сущий беспорядок!

Причесалась и стала искать заколку, очень важную вещь, когда голова не прибрана, но вспомнила, что потеряла её вчера сразу же, как только широкая рельсовая развилка железнодорожного полотна осталась позади. Я точно знала, где, но было уже темно, а мы не прихватили с собой фонарики. Хороша заколка, таких больше днём с огнём не найдёшь, поэтому я подумала, что приду завтра днём и поищу.

Заколоть торчащие в разные стороны волосы было нечем, и я натянула чёрный паричок.

Было пасмурное раннее утро, орехи в траве невозможно разглядеть, и я вернулась в дом за фонариком. Окно пана Тадеуша выходило во двор, и мне вдруг подумалось, что будет несколько нелепо – я в чёрном парике, с фонарём в руках, ползающая по траве в поисках орехов, поэтому мои планы вдруг резко изменились, и я решительным шагом направилась прямо на поиски заколки.

Обычная утренняя тишина, казалось бы. Но, приблизившись к насыпи, я вдруг явственно, всеми фибрами души, почувствовала, что лучше повернуть обратно, и как можно скорее, но я шла дальше не из любопытства, а из чистой любознательности и эксперимента – увидеть то, о чём тревожно предупреждает интуиция и какую роль сыграет предвидение в преодолении явной опасности. Действуя всегда наперекор внутреннему голосу, я шла сознательно выбранной стезёй – навстречу истинной судьбе.