– Думаешь, ты когда-нибудь вернешься к своему парню?

– Не знаю. У меня постоянно крутятся в голове мысли о том, как все могло бы быть и о том, что все, что ни делается – все к лучшему. В жизни встречаются люди, которые вдохновляют тебя. И ты возводишь их в ранг мифических существ. Наделяешь магическими свойствами. А они возможно просто ступень к чему-то большему и лучшему.

т/с «Блудливая Калифорния»

Хлеб и картошка – студента еда,

Бывает ещё кукуруза,

Он сытым не помнит себя никогда,

Студент медицинского ВУЗа.

На нём пиджачишко, да рваный халат,

Пропахшая трупами блуза,

Он трезвым не помнит себя никогда.

Студент медицинского ВУЗа.

На фейсе у трупа звериный оскал,

И всё разворочено пузо.

Наверно, здесь что-то упорно искал

Студент медицинского ВУЗа.

Стипендию молча домой он несёт,

Как символ бесценного груза.

Дрожащей рукою долги раздаёт

Студент медицинского ВУЗа.

А утром проснётся – опять занимать.

Карман – наподобие шлюза.

Склоняет по всем падежам слово «мать»

Студент медицинского ВУЗа.

Родные давно отреклись от него,

Зачем им такая обуза?

Всё из дому тащит, а в дом ничего

Студент медицинского ВУЗа.

На сессии весел, находчив всегда,

Похожий на Робина Крузо,

Шагает небритый по корпусам

Студент медицинского ВУЗа.

А сколько доцентов, профессоров

И всякого прочего гнуса

В семестре пытается перехитрить

Студент медицинского ВУЗа.

И пусть мало платят за должность врача,

Не будет он градом лить слёзы.

Больного обнимет, как рюмку змея,

Студент медицинского ВУЗа.

У Черного моря, где волны у скал

Всплыла кверху брюхом медуза

Спасайся, кто может: халат постирал

Студент медицинского ВУЗа.

У меня было такое чувство, будто бы в моей жизни перестало хоть что-либо происходить. Хоть что-нибудь, что меня бы порадовало.

Я ходила на занятия, затем в тренажерный зал, потом помогала тёте по дому. Вечером меня ждали мои конспекты.

Дни сменялись одинаковыми днями, каждое утро мне не хотелось просыпаться, потому что во сне я могла разговаривать с ним. С моей родственной душой. С моим самым жестоким Учителем.

Я могла рассказывать ему о том, как у меня прошёл день, о чем я думаю, что я чувствую.

Но чаще всего мне снился один и тот же страшный сон.

Я вижу, как он отдаляется, и теряю его в тумане облаков. Рассеянный белый свет слепит мне глаза.

Я лечу вниз и вижу всё приближающийся купол Земли, мои волосы разлетаются от порывов ветра и шумит в ушах.

Я задыхаюсь от воздуха, у меня болит в груди.

Земля встречает меня глухим ударом, и я просыпаюсь. Не от боли – от отчаянья, потому что больнее уже не может быть. Я и есть боль.

Я открываю глаза, и несколько минут пытаюсь проморгаться, потому что ничего не вижу от слез.

Еще один день без него. Еще один.

Это началось в апреле, когда снег только начал подтаивать, и на улицах стало так удивительно приятно дышать. На дорогах всё чаще виднелись проплешины асфальта, а остатки пыльного снега слепили глаза под высоким весенним солнцем.

Во мне пела весна. И кругом тоже. Никогда не чувствуешь такой удивительной несерьезности, как весной. Когда все вокруг цветет и пахнет, солнце светит, гормоны играют, воробьи дерутся в грязной мусорке.

Вот и сейчас мне было совсем не до учебы. Только ненормальные люди и студенты медицинского ВУЗа погрязают за учебниками весной, когда всё так волшебно.

Алхимыч, как мы называем нашего преподавателя по биохимии, был особенно суров. У него всегда плохое настроение, когда у студентов оно замечательное. Он ругался по поводу наших лабораторных, которые мы пустили на самотек. И термостат не включили, и пробирки не помыли. Реактивы все поперепутали.

Алхимыч зверствовал.

А мы с моей подругой Лесей вполголоса обсуждали проблему ношения ярких сапог весной, а также их влияние на внимание противоположного пола. Противоположный пол реагировал положительно, Алхимыч – отрицательно:

– Почему без сменки??? – разразился праведным гневом преподаватель. Мы тихонько ему сочувствовали. Это ж надо родиться таким занудным человеком. И досадно это – мы уже взрослые люди, а правила всё те же, как в школе: сменная обувь, ворчливые преподаватели, уверяющие нас в том, что мы никогда не сдадим экзамены и ни за что на свете не перейдем на следующий курс.

Дверь приоткрылась с мерзким поскрипыванием, багровые занавески на сквозняке затрепыхались веселым огнем, благо, их расцветка это позволяла, оконная рама поехала по подоконнику, и смела на пол банку с чем-то бардово-красным. Послышался грохот и звон разбитого стекла.

В дверном проеме показалась сонная голова Руси – нашего самого веселого студента в группе.

– Простите, Алексей Ефимыч, я проспал.

Алхимыч стал цветом, как занавески. На минуту мне показалось, что его сейчас разорвет таким шквалом ругани, что я автоматически вжала голову в плечи.

– Немедленно проходите, и как можно скорее догоняйте нас по лабораторной!

Вот и всё. Руслан хоть и был тем еще шалопаем, но занимался учебой всегда лучше всех. Преподаватели его уважали.

После четырех часов биохимии, все побежали в столовую. В раздаточной обычно было так много народу, что очередь тянулась до самого выхода. В её начале восседала на своем троне полная кассирша в зеленом переднике.

С большой нарядной лоджии виднелись университетский парк с клопами, высокие сосны и тополя, от которых у Леси потом три недели течет из носа летом.

За многочисленными столиками всегда было занято: вперемешку с подносами и едой, были везде разложены какие-нибудь конспекты и учебники. Все что-нибудь читали, заодним сметая всё съедобное, что попадёт под руку.

Группа у нас небольшая, но довольно-таки дружная. Валера и его друг Ёжик – Вася Ежов, но все его зовут просто Ёжик. Они обычно мало с кем общаются, и много о чем-то думают, наверняка, о чем-нибудь великом.

Про Русика вы уже знаете, его лучший друг Тёма – красавчик с голубыми глазами, всё время думает только о своих бицепсах и трицепсах.

Дашка – наша староста и круглая отличница, за ней вечно бегают Лена и Галя, с учебой они справляются совсем еле-еле, зато по количеству сплетен они обгонят кого угодно.

Ну и мы с Лесей, вечно ходим друг за дружкой вдвоем с первого курса.

За соседним столиком сидел Стасик, широким жестом обнимая Машку в расстегнутом белом халате так, что я могла видеть глубокую зону ее декольте. Они радостно о чем-то смеялись, вызывая во мне легкую зависть вперемешку с раздражением.

Пока я безрадостно пыталась изучить масштаб объемов, на которые меня променяли, Руслан утащил у меня из тарелки фрикадельку и в один заход отправил ее себе в рот.

Ну и ладно, аппетит у меня итак резко куда-то пропал.

После столовой, мы побежали на лекции. Первой была политология. Непрофильные предметы – кто их вообще придумал и на кой они сдались студенту-медику?

Кто-то спал прямо на парте, кто-то повторял конспекты по профильным предметам. Я писала “утренние страницы”.*1 Мне нравилось рефлексировать над своими мыслями, и я старалась вести их везде, где только могла.

– Нам уже надо где-то раздобыть конспекты. Это невозможно писать, – прошептала Леся.

– Спрошу у своего друга по переписке.

– Так, стоп! Какого такого друга?

– Есть один. На один курс старше нас. Да ничего особенного! – пыталась оправдаться я, – Мы просто с ним общаемся по поводу…учёбы.