– И ни одного вагона на замену… А на дистанционку нельзя их перевести, нам отрасль кормить нужно, перевозчика работой обеспечивать, – безысходно пробубнил первый, всматриваясь в серое марево из тянущихся плотной шеренгой туч.

– Василий, ну, до трехсот вполне допустимо разогнать, – постарался обнадежить станционного смотрителя ревизор.

– Давай! Он разгерметизируется на ходу, и пассажиры вместе с кусками металла смешаются в единое целое. Потом к нам придут сотрудники безопасности и в лучшем случае убьют, а более вероятно, что отправят на урановые рудники, где мы будем гнить заживо. Ты же знаешь, что это за место? – раздраженно и слегка надменно ответил смотритель. Затем, опомнившись, вновь зашагал вдоль платформы, направляясь к зданию депо.

– Будешь главному докладывать? Вот он нас точно убьет и технаря за компанию, – испуганно продолжил осмотрщик. – Я же это нашел и тебе доложил не для того, чтобы ты похоронил нас всех.

– А для чего? Чтобы я плечами пожал, на куски вагон порезал и на переплавку сдал? Мы почти сто лет составы не обновляем, я не знаю, как они еще ездят?! А наверх менеджеры боятся сообщать. Либо понизят за то, что денег попросили лишний раз, либо заморят за то, что допустили износ. Идем к главному, расскажем как есть, а там – будь что будет.

– Твое решение, Вася, но ты и меня пойми. Я не мог не сказать. Там трещина по шву пошла. Он уже окисляться начал. Нагрузки почти каждый день на эту купешку, а вольфрама не выделяют. Я сколько писем отправлял. Блин, у нас компьютеры – и те только в административном здании. Отопления в депо третий год нет! – раздосадованно оправдывался рыхлого телосложения подчиненный.

Пройдя станционный навес, состоящий из ржавых железных опор и прогнившего шифера, двое свернули с брусчатки перрона, направляясь по кривой грунтовой дороге прямиком к здоровенному кирпичному ангару, из которого выходили десятки ответвлений железнодорожного полотна. Внутри самого здания, где покоились усопшие вагоны забвенного прошлого, используемые в качестве объектов промышленного каннибализма, было темно и сыро. Где-то вдалеке, за множеством разобранных до каркаса товарняков, паяла дежурная бригада, в очередной раз пытаясь собрать из стальных останков что-то пригодное для эксплуатации. Мат и брань не покидали это место, сопровождая каждый рабочий день избитыми терпкими фразами рабочего класса.

– Опять лишат пацанов пайки, – кинул в сторону ревизор-осмотрщик, перешагивая груду лежащего под ногами металла.

– Да и плевать! – добавил смотритель, сплюнув скопившиеся во рту сопли на бетонный пол.

Браслет, который носит каждый человек в Реплике и ее отраслевых подразделениях, достаточно жестко контролирует и регулирует поведение сотрудников, не позволяя им проявлять излишнюю эмоциональность. Фильтрующий оскорбления и негативные эмоции искусственный интеллект устанавливает штрафные санкции каждому, кто провинился, создавая ему более тяжелые условия реабилитации, лишая необходимой дозировки Конкорды и питания. Если организм провинившегося достаточно сильный, то, по прогнозу, такой подход должен обеспечить перевоспитание, но на практике он порождал все большую злость и внезапную смертность среди рабочего класса и реже – менеджмента. В последние годы хранилище данных было изрядно переполнено, а новые сервера появлялись все реже, поэтому браслет резко ограничили в количестве обрабатываемой информации. Именно поэтому происшествие с вагонами и в целом нарастающий уровень ошибок в транспортной отрасли не приводили к эскалации решений. Матерые менеджеры научились взламывать хранилище данных и удалять оттуда некорпоративные высказывания или паттерны излишней эмоциональной нестабильности. Правда, такое благо было доступно не всем, так как сокрытие подобного рода преступлений подразумевало чрезмерное недоверие к ближнему и большой риск оказаться на рудных месторождениях или быть подвергнутым эвтаназии.

А пока браслеты записывали очередной выплеск эмоций бригады, мелкогабаритные, но толстые стекла огнеупорных окон депо пропускали сквозь себя тусклый отголосок света, подсвечивающий вздымающиеся частицы пыли из бетонной крошки и песка. Кладка по всему периметру давала ветвистые трещины, поросшие зеленым мхом и плесенью от скопившейся в кирпичных пролежнях дождевой влаги. Дождь просочился и сюда, внутрь здания, скатываясь ленивыми каплями по желтой дорожке, годами истачивающей серую штукатурку полумрачного интерьера.

Дойдя до выхода из ремзоны, двое оказались на лестничной площадке. Некогда острые углы ее ступеней стерлись и отупели, как отупела вся кровеносная транспортная отрасль, оставшись вне конкурентной борьбы, под крылом сильной Реплики. Под монолитным перекрытием второго этажа валялись использованные инъекционные картриджи, поверх которых сохла переработанная человеческим кишечником пища и лужа, бесхитростно оставленная по нужде.

– Войдем – ты молчишь. Говорить буду я, – сухо объявил первый, нащупывая в кармане пиджака новую сигарету. Второй лишь уныло кивнул, оставшись наедине со своими мыслями.

Дверь к начальнику депо была слегка приоткрыта, а сам он сидел, раскинувшись на облезшем кожаном кресле, за истертым дубовым столом, греясь от масляного обогревателя, который был чуть ли не единственным источником тепла в этом месте. Заметив остановившихся у дверного проема подчиненных, начальник пригласил их войти внутрь, поманив указательным пальцем.

– Судя по тому, что вы пришли оба, смею предположить, что новости вы принесли паршивые, – глядя на потолочные блики от лампы, произнес хозяин кабинета.

– Один из наших пассажирских вагонов непригоден для дальнейшей эксплуатации. Его стыковочные швы сильно окислились и могут расползтись, если мы завтра выведем его на маршрут, – спокойно доложил смотритель.

– А где же тогда Борис Владимирович, говна ты кусок? – высокомерно вставил начальник, уставив черные от ярости глаза-пешки прямо в лицо докладчику.

– Если нужен главный техник, то Федор его позовет, – уже менее спокойно произнес первый, сразу же подтолкнув локтем коротконогого осмотрщика вагонов.

– Пожалуй, – сухо добавил сидящий в кресле.

Спустя пару минут двое сотрудников безопасности приволокли уже изрядно истерзанного техника в кабинет к руководителю.

– Хорошо, что вы пришли ко мне первыми, до того, как я вас вызвал сам, – произнес начальник депо, указав пальцем на место, куда необходимо было подтащить окровавленного руководителя станции технического обслуживания. – Но плохо то, что я узнал об инциденте раньше, – добавил он, после чего, достав из-под стола боевой пистолет, всадил в осмотрщика три пули, а затем израсходовал весь остаток обоймы на избитого техника.

Стоявший рядом с ними станционный смотритель побледнел от ужаса, но продолжал держаться, оставаясь на месте.

– Делать будем следующим образом, – не поведя и бровью, продолжил руководитель. – Завтра утром по красной ветке поедет состав, который предназначен для учеников менеджерского класса. Сцепку возможно поделить на две части, в одну часть мы поместим менеджеров, а в другую ребят-финансистов, работяг. Обе половины должны быть изолированы друг от друга. И все вроде бы складно получается, только остается один нюанс. В составе предусмотрен вагон-карцер, куда отправляют отъявленных отморозков, которых позже признают выбраковкой и ссылают куда подальше. Так вот, среди будущих менеджеров есть один такой. Мне выслали на рабочий планшет, буквально час назад, его дело. Он девиант, мысли свои не прячет, идет вразрез с потоком. Проявляет интерес к критике и продвигает личное мнение в учебных проектах. К большому сожалению для тебя и меня, – взяв легкую паузу, начальник депо глянул в глаза смотрителю, – у работяг на одного человека больше, чем может позволить себе наш состав. Если заставим его ехать стоя, то непременно присядем на «раскопки». В общем, этого человека нужно аккуратно пристроить к тому отморозку, но таким образом, чтобы обе школы держали нашу маленькую тайну в секрете. Сегодня о ней узнали оба директора и ты, мудила. Кроме верных тебе людей в поезде, знать о ней никто не должен, – закончил угрюмый и озадаченный менеджер, вновь впившись своим мрачным взглядом в самую душу станционного смотрителя.