Я посидела в коридоре еще минут десять, и уже собралась в палату, как в коридор вышли одновременно мужчина и женщина. Ну эти то на сто процентов уверены, что уже все спят. Потому что целоваться начали прямо в коридоре. Да и предварительные ласки не заставили себя долго ждать. Жаль, что освещение было минимальным. Парочка была интересная, я б с удовольствием за ними понаблюдала. Но с наблюдением получалось плохо, здесь видно, здесь не видно. Но в тех местах, где было светлее, было видно, что мужчинка очень активный, и уже в коридоре довел женщину до готовности. Она вырвалась из его крепких рук и быстрым шагом отправилась на балкон.
Ну вот и все. Я все увидела, что хотела. А кроме этого поняла, что я хочу мужчину, прямо сейчас. Но меня кое-что смущало. Во-первых. Я не знала где взять этого мужчину. Ведь по минимуму нужно, чтобы он был симпатичен и понравился мне. А во-вторых, я не хотела заниматься этим на балконе. Какое удовольствие, когда постоянно боишься, что на этот балкон кто-нибудь зайдет? А у меня еще отягощение, протез. Я устраивалась на кровати поудобнее, и перебирала тех, кто сегодня был на балконе. В итоге я поняла, что ни фига не рассмотрела мужиков, потому что все моё внимание сосредоточилось на парочках, которые оправдали моё доверие, прибежав после отбоя на балкон. Ладно, завтра посмотрю, может повезет.
Ну утро, как всегда, началось с завтрака. Здесь не стоило рассматривать представителей мужского пола, потому что было совершенно непонятно на что они ориентированы. В итоге я решила рассмотреть претендентов вечером на балконе. Ну если две влюбленные парочки выбрали себе место именно там, значит там их принимают, и их поведение тоже. Ведь в основном то к близости мужчины и женщины, да еще вне брака, да еще в больнице, относятся как грязи и позору, и ведут себя по отношению к любителям интима соответственно, с презрением. А эти на балконе чувствуют себя хорошо, все четверо, да еще и волю рукам дают.
В общем, я лечилась, жила и ждала окончания ужина. На балкон я пришла первая, чтобы выбрать место, с которого всех будет видно. Вот с этого кресла в углу. Я устроилась на кресле, с которого кроме присутствующих на балконе, еще очень хорошо было видно клумбы во дворе и цветущие деревья. Короче, я удобненько устроилась и стала строить из себя дурочку. Вроде пришла я сюда только свежим воздухом подышать и музыку послушать. А противоположный пол меня вообще не волнует, не достойны. А на балкон постепенно выходили те, кто был здесь вчера. Вот и парочки пришли, сели на диван и прижались друг к другу. Ну а что, правильно, надо аппетит нагуливать к ночи.
А я, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, слушала Шуфутинского и разглядывала одиноких мужчин. Их было шесть. Возраст был примерно от тридцатки до сорокета. Ну и конечно я понимала с каким диагнозом они все здесь оказались. Но в тот момент меня это не очень волновало. Мое необузданное либидо проснулось, и верещало внутри меня. И хоть я понимала, что даже если я и смогу кого-нибудь вдохновить на подвиг, придется еще и придумать, где этот подвиг совершать. Ну совсем меня не устраивал собачий вариант на балконе. Но прижаться к мужчине, вспомнить, как он пахнет, и отдаться в его власть мне очень хотелось. Потому что я совсем забыла, как это делается.
Надо отдать должное тем, кто лежал в этой больничке, я сейчас про мужиков конечно. Ну во-первых, тут были очень приличные мужики, это было видно по одежде, в которой они ходили, по их манерам, по их рукам. И если бы я всех их встретила в другом месте, я даже бы не поняла, что все они алкашики. А это было так. Ну за исключением двух или трех. А было их тут человек двадцать. И женщин столько же. Но у женщин были разнообразные диагнозы, а у мужиков один. Алкогольная зависимость, белая горячка, и похмельный синдром. Ну зависимость в то время лечили по принуждению , а в основном сюда попадали с белочкой и тяжелым похмельем.
Вот я сейчас рассматривала этих товарищей на балконе, и слабо верила в то, что несколько дней назад они были просто телами. Их привезли, как мешок с картошкой, кинули на кровать, поставили капельницу и забыли на время. И вот прошла допустим неделя, они приобрели человеческий вид, и никто бы в жизни не догадался о их диагнозе. Знаете, что отличает советских мужиков от российских. Вернее отличало? Сейчас то они все российские. Отсутствие живота. Просто сейчас вспоминала тех мужиков и осознала это. Я не говорю, что все были худые, но таких арбузов, как сейчас, никто не носил.
А о чем говорит живот? Знаете? Мужчины, кто захочет сейчас написать, что я не права, не суетитесь. Все проверено лично, поэтому и пишу с уверенностью. Народная мудрость права :"Арбуз растет, хвостик сохнет". Наличие живота говорит об отсутствии тестостерона. Убежал тестостерон от мужика. И он уже почти и не мужик. Потому что эрекция редкая, или вообще отсутствует, либидо по этому поводу тоже стало в разы меньше, поэтому женщины пузатика не интересуют. Зато почему-то именно пузатики любят рассказывать о своих любовных победах, даже не подозревая о том, что все уже рассказал его живот.
Так вот, на том балконе не было пузатиков. Все были без животов. Но я в то время еще не знала и не понимала ничего в мужиках. Поэтому наличие живота мне наверное бы было эстетически неприятно, не более. Но здесь все были подтянуты. Поэтому в данном случае меня интересовали рост, возраст и симпатичное лицо. Не люблю мужиков, которые чуть-чуть посимпатичней обезьяны. Мужик, тем более на один раз, должен быть приятен во всех отношениях. Ведь для начала надо, чтобы он мог завести тебя только внешностью. Времени то у вас мало, да и где будет место для этого, не известно. Реагировать надо быстро.
И вот в этой компании мне нравился только один товарищ. Целый вечер я его разглядывала и оценивала. Он был выше меня на полголовы. Это сразу приоритет, для меня. У него были темные вьющиеся волосы, и очень яркие синие глаза. В общем, было на что посмотреть. А еще у него была узкая кисть и тонкие длинные пальцы. Не мужик, а мечта поэта. Вернее поэтессы. Лет ему было, наверное 27-28. Алкоголь еще не начал оставлять следы на его внешности. Поэтому внешне все было, можно сказать, отлично. Потому что мужик этот ко всему прочему, был еще и поджарым. В общем налицо одни плюсы. Даже обручального кольца нет.
К концу вечера я стала прислушиваться о чем он говорит, с кем близок, и чем дышит. Все оказалось больше, чем хорошо. Магнитофон, который играл на балконе, принадлежал ему. Интересно. С чего это такие привилегии? Или психушка, она для всех разная? Звали его Дима, лежал он здесь третью неделю. Ага, значит лечат, значит с алкоголем все серьезно. Но мне никакой разницы. Я замуж за него не собираюсь. Мне бы как-то удачно ему глазки состроить и посмотреть на реакцию. Но как-то ничего не получалось. Он постоянно был в окружении людей. Значит не сегодня. Трагедии никакой нет. Все равно не понятно, где это все можно провести.
И я со спокойным сердцем пошла спать. Ага. Там меня не ждали, там проходил сеанс психиатрической помощи. Накрыло бабушку, у которой умерла внучка. Не знаю как, но сейчас ее прижали к кровати два санитара, а дежурный врач ставил укол. Как мне было ее жалко. Тогда мне казалось, что невозможно такое забыть. А сейчас я знаю, что человек сам выбирает, что помнить, а что забыть.
А на следующий день после обеда пришла мама. Как у нее хватало на все сил? Ведь с ней осталась маленькая Ольга. Она выясняла с опекой что будет дальше с Ирой и каждый день носила ей вкусняшки. Потому что жрать в советском доме малютки было нечего. Еще тесно работала с Николаем Михайловичем и таскала каждый день писульки в приемную начальника дороги. А еще был Витя, персонаж, от которого ей каждый день приходило отбиваться. Потому что он каждый день приходил, типа навестить Олю, и норовил остаться ночевать. Первые дни она его терпела, а потом не стала пускать. И он караулил ее под окнами.
В общем, мамина жизнь была интересной и насыщенной, в отличие от моей. С железной дороги, обвиняя ее в том, что она довела меня до психушки, они трясли гарантийное письмо на квартиру. Письма, конечно, еще не было, но и отказ никто не написал. Поэтому они сильно надеялись на лучшее. Я тогда поражалась вере этих двух людей. Николай Михайлович верил в свой профессионализм и опыт, а мама верила в Николая Михайловича. Верила так, что он не имел права на ошибку. И он не ошибался. Да, если бы все зависело от него, все бы давно закончилось победой. Но были другие участники процесса.
