— Черт, — бормочу я в пустоту кабины. Я определенно буду двигаться вперед.

Не проходит и двадцати минут, как Шел выходит из коттеджа, и я прерываю разговор по телефону и завожу грузовик.

— Как все прошло? — спрашиваю я, когда она открывает дверцу, забирается внутрь и ставит сумочку на колени.

— Хорошо, — говорит Шел, потянувшись назад за ремнем безопасности и пристегивая его.

— Просто «хорошо»? — настаиваю я, пытаясь прочитать ее тон, и отъезжаю с парковки.

— Она мне очень понравилась, — вздыхает Шел. — Я просто не знаю, смогу ли позволить себе ее. Даже при рассрочке, сумма чуть выше, чем я могу себе позволить в данный момент, а я только недавно начала работать.

— Ты получаешь помощь от отца Хантера? — Выезжаю на главную дорогу, которая приведет нас обратно в город.

— Да, небольшую. Но такова была договоренность между нами, — тихо говорит она, и я знаю, что не услышу ничего хорошего.

— Сколько он тебе дает?

Шел возится с сумочкой, не глядя на меня.

— Не имеет значения.

— Шел, сколько он дает тебе в месяц?

— Пятьсот, — шепчет она, и мои руки сжимаются на руле.

— Что? — рычу я, поворачивая голову, чтобы посмотреть на нее.

— Все всегда было хорошо, — быстро говорит она. — Он оплачивает то, что нужно Хантеру дополнительно, и до сих пор я не хотела и не нуждалась в его деньгах.

— Пятьсот долларов в месяц — это ничто. Блядь, да Стивен порой может потратить эту сумму за один поход за продуктами.

— Нам это подходило, — восклицает Шелби, и я качаю головой.

— Чем он занимается?

— Кто?

— Твой бывший. Кем он работает? Чем зарабатывает на жизнь?

— Он юрист, — бормочет она, и я киваю.

Ничего удивительного. Одежда, которая на ней сейчас, хотя и несколько повседневная, выглядит дорогой, а сумочка на коленях, судя по принту с монограммой, обошлась ей, по меньшей мере, в тысячу долларов, если не больше.

— Он оказывает бесплатные услуги?

— Нет, — огрызается она.

— Мне жаль это говорить, детка, но твой бывший — мудак. Даже если ты согласилась на пятьсот долларов в месяц, он должен был дать тебе больше, несмотря на то, что ты его об этом не просила.

— Я сама не захотела больше, — шепчет она.

— Ты ему изменяла?

— Нет, конечно, нет, — незамедлительно следует ее сердитый ответ

— Тогда, почему? — рычу я.

— Просто так, — шипит она в ответ.

— Не может быть, — мгновенно бормочу я.

— Мы просто хотели разных вещей, — объясняет она, и я стискиваю руль. Мне ненавистно слышать боль в ее голосе, когда она говорит о нем. — Я не хочу, чтобы он был прав. Не хочу, чтобы он знал, что я не могу справиться сама, или что мне действительно нужна его помощь.

— Нет ничего плохого в том, чтобы просить его помочь заботиться о родном сыне, — возражаю я, накрывая ладонью ее руку на коленях.

— Знаю, — бормочет она.

— Итак, что сказала Мэнди?

— Что вопрос с опекой обычно решается в пользу матери, но так как я увезла Хантера очень далеко от его отца, судья может отказать.

— Черт. — Стискиваю зубы, зная, что она права. Обычно опека предоставляется матерям, но часто, если ребенок мальчик, а мать находится в другом штате, судья может решить, что мальчику будет полезнее расти с отцом.

— Я кое-что решу с Мэнди, а тем временем попытаюсь поговорить с Максом.

— Тебе не нужно с ним разговаривать, — выдавливаю я сквозь зубы.

— Он любит Хантера. Если я смогу заставить его понять, что его действия причиняют ему боль...

— Ему насрать. Он пытается причинить боль тебе, — прерываю я ее.

— Можешь высадить меня у банка? — просит она, вытаскивая руку из-под моей ладони.

— Шел...

— Я не хочу опоздать, — перебивает она.

— Хочешь, подгоню твой фургон?

— Дойду домой пешком, — тихо говорит Шел, и, улучив возможность взглянуть на нее, я вижу, что прогресс, которого мы достигли утром, сошел на нет, и она снова злится на меня.

— Я заеду за тобой. Вечером вы с Хантером пойдете ужинать с нами.

— Нет, не пойдем, — спокойно отвечает она.

— Я уже сказал Обри и Стивену, что вы придете, — лгу я и краем глаза замечаю, как при моих словах Шел напрягается.

— Ладно, — шипит она, и мне приходится сдерживать улыбку всю дорогу до банка.

Еще до того, как я успеваю остановить грузовик, Шел выскакивает из машины и огибает капот.

— Хорошего дня, детка, — кричу я, опустив окно.

Мои слова вызывают у нее испепеляющий взгляд и несколько взглядов прохожих. Ну а я просто улыбаюсь.

***

— Бри, Стивен, — зову я, входя в дом.

За мной медленно следует Пенни. Лекарства, которые собака принимает против инфекции, сделали ее немного вялой, но когда я забрал ее, она определенно была рада меня видеть. Либо это, либо она была счастлива выбраться из клетки, в которой находилась, пока восстанавливала силы.

— Да, пап, — отзывается Обри, останавливаясь наверху лестницы и перегибаясь через перила.

— Спускайтесь. — Я бросаю пакет с мисками и едой Пенни на стол у двери.

— О, боже мой! Ты подарил нам собаку! — визжит дочь, замечая у моих ног Пенни, затем слетает по лестнице вниз, заставляя собаку спрятаться позади меня и заскулить.

— Тише, красавица, — мягко говорю я, а Обри останавливается на полпути и смотрит на меня.

— Ты купил нам собаку? — спрашивает Стивен, и я гляжу на него, стоящего наверху лестницы.

— Спускайся. Я хочу поговорить с тобой и твоей сестрой.

— Конечно, сейчас только договорю с мамой, — бормочет он, исчезая из поля зрения.

— Что с ней такое, папа? — тихо спрашивает Обри, присаживаясь на корточки, опускаясь на один уровень с глазами Пенни, которая все еще прячется за мной.

— Объясню, как только твой брат спустится, — тихо отвечаю я.

Стивен снова появляется в поле зрения и спускается по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

— Поверить не могу, что ты привел собаку, — говорит Стивен, и я улыбаюсь ему, а затем отступаю назад, так что Пенни вынуждена встать передо мной.

— Это Пенни. — Я наклоняюсь, гладя ее по макушке. — Недавно она перенесла операцию и сейчас чувствует себя не очень хорошо, так что вам обоим придется быть с ней терпеливыми.

— Она такая милая, — тихо говорит Обри, опускаясь на колени и протягивая руку, чтобы Пенни ее понюхала. — Какой она породы?

— Частично — немецкая овчарка, и не знаю, кто еще.

Я улыбаюсь Обри, затем смотрю на Стивена.

— Почему ей делали операцию? — спрашивает сын.

— Она провела слишком много времени привязанной на улице без еды и воды. Веревка въелась в мех и кожу, вызвав инфекцию, и, чтобы удалить ее, пришлось сделать операцию.

— Люди такие уроды, — рычит он, и я чувствую, как грудь распирает от гордости.

— Так и есть, — соглашаюсь я, затем мягко продолжаю: — я привел ее сюда, чтобы вылечить и подыскать ей дом.

— Но... — начинает Обри, когда две пары глаз поворачиваются ко мне.

— Если вы, ребята, не докажете, что достаточно ответственны, чтобы позаботиться о ней, — пресекаю я их возражения.

— Я буду ее выгуливать, — тут же заявляет Обри, лаская макушку Пенни, а та прижимается носом к ее руке.

— Я тоже помогу, папа, — обещает Стивен, и я киваю.

— Там ее еда и миски. — Я киваю на принесенный пакет. — Покажите ей дом и окрестности, — подсказываю я, и Обри зовет Пенни следовать за ней, в то время как Стивен остается рядом со мной, и я уверен почему.

— Мама просила передать тебе, что завтра она будет дома, так что... тебе не нужно беспокоиться о том, что мы останемся там одни, — говорит он, подтверждая мои мысли.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Я, наконец, поговорил с Тиной после нескольких дней, когда она избегала моих звонков. Она совершенно ясно дала понять, что все еще злится, но хочет видеться с детьми, и я уверил ее, что проблем не будет, если она будет проводить ночи с ними.

— Если она уйдет, Стивен, я верю, что ты мне позвонишь.