Ньюан бочком проходит мимо меня и присаживается на краешек вычурного, совершенно неудобного на вид кресла. Если бы кресло было человеком, это была бы супермодель ─ слишком худая и пафосная.

─ Так о чем ты хочешь поговорить? ─ спрашивает Ньюан.

─ Разве ты не должна задавать мне вопросы?

Она закатывает глаза. Наверняка эта женщина была задиристой соплячкой в школе.

─ Зет, уже полночь. У нас не типичный сеанс, верно? Давай сразу перейдем к делу.

─ Хорошо. ─ Я смотрю на нее, гадая, как она к этому отнесется. Я никому не рассказывал о тьме, которая меня терзает. Ни одной живой душе. Хотя достаточно часто представлял себе реакцию окружающих. Отвращение. Ужас. Жалость. Жалость ─ самое страшное. ─ Мне снятся кошмары, ─ говорю я ей. ─ И я часто бываю жестоким, когда просыпаюсь от них.

─ Что происходит в этих кошмарах? ─ спрашивает она.

Перемена в ней незаметна, но для меня совершенно очевидна ─ она вдруг становится врачом, хотя и очень подозрительным, осторожным врачом, а не женщиной, затаившей обиду. То, как она спрашивает о моих кошмарах настолько небрежно, настолько отрывисто и клинически, что мне легко рассказать ей об этом. Почти.

─ Я сплю в своей кровати, ─ говорю я ей. ─ Маленький. Не знаю, сколько мне лет.

─ До или после того, как убили твоих родителей? ─ вклинивается Ньюан.

Никакого мягкого, нежного подхода. Она погружается в вопрос сломя голову.

─ После, ─ говорю я.

─ Ты знаешь, где находишься?

─ Да.

Она окидывает меня взглядом.

─ Я в своей спальне. Лежу в своей постели у Чарли дома.

─ Ясно. И что происходит, когда ты лежишь в постели в доме Чарли?

─ Я просыпаюсь, на моем лице подушка. Я не могу дышать.

Ньюан кивает, перекладывая электрошокер из одной руки в другую. Разве она не должна записывать всю хр*нь которую я говорю или что-то в этом роде?

─ И как ты реагируешь на это? ─ спрашивает она.

─ Я слетаю с катушек. Брыкаюсь, вырываюсь, борюсь за свободу. Я падаю с кровати и прижимаюсь к стене. Я вижу… вижу его.

─ Его?

─ Он говорит, что он ─ это я, моя тень, но я знаю, что это не так. Этот мужчина совсем взрослый и от него пахнет бурбоном, а я маленький. Я очень маленький.

─ Так ты с ним разговаривал?

─ Он разговаривал со мной.

─ Он говорит что-то помимо этого?

─ Он говорит, что убьет меня.

─ И как ты на это реагируешь?

Я злобно смотрю на нее.

─ Плохо.

─ Я пытаюсь понять, что это за версия тебя, Зет. Иногда подсознание воплощает наши тайные страхи, делая нас слабыми в наших сновидениях, лишая силы, так что мы чувствуем себя неспособными защитить себя или обороняться. Часто это связано с чувством незащищенности, которое мы можем даже не осознавать в повседневной жизни. А учитывая то, какую жизнь ты ведешь, не удивлюсь, если именно это с тобой и происходит.

─ Это не совсем то, что происходит, ─ говорю я ей.

─ Неужели? Потому что ты непобедим, надо полагать? Потому что ты большой, плохой Зет Мэйфейр и ни о чем, бл*дь, не беспокоишься?

Я смеюсь над этим. Ей удается относительно хорошо скрывать это, но мне хочется указать на это: Эй, док. Твое презрение бросается в глаза.

─ Нет. Я не непобедим. И я беспокоюсь о разных вещах. С каждым гребаным днем, кажется, все больше и больше. Я говорю, что это не то, что происходит со мной, потому что на самом деле это не так. Моему подсознанию наплевать на то, что происходит в моей голове, когда я сплю. Это больше похоже на сломанный видеомагнитофон. Он воспроизводит одно и то же на повторе снова и снова. Он воспроизводит то, что произошло на самом деле.

Ей требуется секунда, чтобы осмыслить мои слова.

─ Так это реально? Происходило на самом деле?

─ Да.

Она бросает на меня осторожный взгляд, которым, как я полагаю, она награждает всех жертв жестокого обращения.

─ А этот человек, что… он пытается убить тебя?

Я киваю. Похоже, мои воспоминания хотят заявить о себе ─ хотят заявить о гневе. Я не должен ни с кем делиться этой мрачной, дерьмовой частью себя. Должен спрятать это подальше и позволить гнить внутри меня. Пусть это разлагается изнутри. Я чувствую затхлый запах алкоголя, когда думаю о том, чем собираюсь поделиться с женщиной, сидящей в другом конце комнаты. Я ощущаю кислый запах тела и вкус собственного подросткового страха во рту.

─ Он каждый раз приходит за мной. Он набрасывается на меня с кулаками. Его кожа блестит от пота, он голый…

─ Он совершает над тобой сексуальное насилие?

Я сказал Слоан, что никогда не подвергался сексуальному насилию, и это правда. Но правда и то, что я, возможно, подвергся бы ему, если бы не сопротивлялся так упорно.

─ Он был… у него всегда была эрекция. Я чувствовал, как его член упирается в меня, когда он боролся со мной. Но я не позволял ему приблизиться настолько, чтобы что-то сделать.

─ Он никогда не трогал тебя?

Я закрываю глаза.

─ Нет.

Меня никто не трогал, потому что я кусался, пинался, царапался, боролся из последних сил. Я боролся с самоотверженностью человека, который скорее умрет, чем подвергнется такому унижению. Я был молод, и этого было достаточно. Но я не мог избежать избиения.

─ Как часто это происходило?

─ Не знаю. Каждую ночь. Каждую ночь в течение многих лет.

─ Но когда тебе снится сон, ты всегда переживаешь это как в первый раз, верно?

─ Да.

Я уже знаю, почему: первый раз было страшнее всего. Когда это случилось в первый раз, я был маленьким и не знал, что мне предстояло оказаться в руках монстра, который каждую ночь будет прокрадывался в мою комнату. Позже я ожидал этого. Я знал, что это произойдет, и ждал. Я привык к побоям, даже в столь юном возрасте, учитывая склонность моего дяди к алкоголизму и распусканию рук. Но да, первая ночь была другой. В ту первую ночь, в темноте, когда тень обнаженной фигуры сказала, что собирается меня убить, я услышал в его голосе намерение и понял, что он говорит серьезно. Я знал, что мне придется бороться за жизнь.

─ Ты страдаешь не из-за кошмаров, Зет, ─ говорит Ньюан. ─ Это твой разум умоляет о помощи. Подсознание умоляет тебя, требует разобраться с травмой, которую ты пережил в детстве, потому что какая-то часть в тебе все еще борется с темной фигурой в твоей голове. Несмотря на то, что ты уже взрослый и физически сильный человек, каждую ночь ты все еще переживаешь то, что произошло, потому что никогда не чувствовал, что перестал бороться за свою жизнь.

Слова Ньюан задевают за живое, что-то в глубине моей души. Одной мысли об этом ─ мысли о том, что я все еще маленький тощий засранец, по-прежнему сражающийся, после столь долгого времени, ─ вызывает тошноту.

─ И что ты хочешь этим сказать? Я должен взять себя в руки и встретиться с этим лицом к лицу? С чем мне нужно встретиться? Я не знал, кто тот парень. По ночам возле дома Чарли всегда ошивалось не менее двадцати-тридцати парней. Это мог быть любой из них.

Ньюан качает головой.

─ Ты точно знаешь, кто это был. Когда будешь готов, сможешь прийти к этому осознанию самостоятельно. А пока, да, полагаю, что твое довольно краткое подведение итогов верно. Тебе нужно набраться мужества. А это означает продолжение терапии. Это не так просто исправить, Зет. Ты ненормальный.

Я смеюсь.

─ Это твой официальный диагноз?

─ Мне не нужно было разговаривать с тобой, чтобы понять, что ты еб*нутый. Но да.

─ Значит, мне предстоит остаток жизнь разгребать бардак в голове? Всю жизнь вести дневник и говорить о своих чувствах? И тогда я, возможно, не буду пытаться убить любого, кто случайно окажется в одной комнате со мной, пока сплю?

Я говорю «любого», но совершенно очевидно, кого я имею в виду ─ Слоан. Ньюан склоняет голову в сторону, бросая на меня любопытный взгляд.

─ Ты на самом деле заботишься о ней, да? Я знала, что это так, но это… это полностью противоречит твоему типичному поведению. Не думала, что ты когда-нибудь окажешься в таком состоянии.