Но разгадывать тайну масок Мэтту не хотелось совершенно. Единственное, чего он хотел – выбраться с этой планеты и забыть ее, как страшный сон. Вернуться туда, где по утрам не орет надсмотрщик, а тихо шумит на камбузе чайник и в иллюминаторе светят далекие звезды. Где вместо бесконечного дождя кондиционированная прохлада, где не давит на плечи невыносимая тяжесть и воздух не пропитан смрадом. Туда, где нет никаких жрецов, кшари и Великих. Туда, где он был свободным, а не рабом.
А маски… да какое ему дело до них? На каждой планете свои закидоны, тимпляне вон пихают в тело столько железа, что андройды от зависти давятся, а выходцы с Зары предпочитают бриться налысо, покрывая татуировкой голый череп. А тут всего лишь маски – похоже, униформа для тех, кто служит Великим. Для идиотов, короче.
Один из кшари шагнул ближе и ткнул рукой в Мэтта:
– Энэ, пойдешь с нами.
Крылатый смотрел на него, как на пустое место. Хотя нет. Пустого места не существует, всегда есть дерево, камень, тропинка… а Мэтта не было. Кшари смотрел сквозь него, не мигая и совершенно не сомневаясь, что его приказ выполнят.
– Куда вы его? – дернулся отец. – Зачем?
– Я пойду, – торопливо сказал Мэтт, – не надо, па…
Кшари ткнул рукой себе за спину.
– Иди туда. Жди нас.
Мэтт покорно поклонился и двинулся в указанном направлении.
Куда вела тропа, он знал. Как-то раз, воспользовавшись тем, что надсмотрщик ушел, они с Михой бегали посмотреть. Отец потом ругался, но это стоило того: тропа вывела на совершенно ровное плато, на котором стоял транспортник. Такой обычный транспортник: выпирающая рубка, транспортный отсек, пара туннельных двигателей… Их самих на планету доставил похожий, только у того на морде был намалеван красный дракон. Если бы не виднеющийся пост кшари, можно было и поближе транспортник посмотреть, но крылатые отбили желание проявлять любопытство. Миха потом утверждал, что этот транспортник забирает обработанный камень. Может, и так, Мэтт точно не знал.
Тропа была темной и мрачной, как и все остальные тропы здесь. Деревья, сплетаясь кронами, закрывали небо. Монументальные стволы были скорее похожи на сваи, чем на приличные деревья, даже бамбук был в руку толщиной. Лианы хищной паутиной заполняли любую прореху, окончательно размывая дневной свет. Подвесной мост был сплетен из ветвей деревьев, растущих у оврага: они словно протягивали руки, тесно переплетая пальцы и норовя ухватить идущего за ногу.
Кшари добрались до плато первыми. Мэтт выскочил из зарослей, когда те уже стояли у шлюза транспортника.
– Иди за мной, энэ.
Мэтт сглотнул и шагнул к трапу. Не сожрут же они его… С того дня, как их выгрузили из транспортника на этой забытой всеми богами планетке, кшари редко снисходили до общения с рабами. Крылатые перестали их замечать сразу, как только на пленников надели ошейники – тяжелый плетенный ремешок на шее моментально превратил бывших шахтеров в невидимок.
– Вымой здесь все, – приказал кшари, остановившись у двери грузового отсека. – Понял?
– Да, – облегченно выдохнул Мэтт.
Кшари развернулся и неслышными скользящими шагами направился к выходу.
Судя по количеству грязи на полу, тут не убирались… никогда. Ну, может, раз помыли пол, когда корабль сходил с заводских стапелей, лет пятьдесят назад. Какие-то тряпки, каменная пыль, бурые пятна на темном пластике… Задача была несложной, любой андроид-уборщик бы справился, но ему приходилось рассчитывать только на ведро и тряпку. Мэтт внимательно оглядел ангар и понял, что на тряпку с ведром надеяться тоже не приходится – их не было. Этот крылатый ему что, языком предлагает пол вылизывать?
Идею догнать кшари и потребовать швабру, Мэтт отмел как шизофреническую – жить ему еще не надоело. На любом корабле должен быть хозблок, надо поискать.
– Надеюсь, ведро у них не деревянное, – пробормотал Мэтт и пнул ногой ближайшую кучу мусора.
Куча пинок не одобрила, недовольно колыхнулась, да еще какая-то тряпка прилипла к ботинку. Мэтт сердито потряс ногой. Тряпка тоже задергалась, но возвращаться в кучу отказалась. Пришлось наклониться и снять ее рукой. Взгляд зацепился за что-то знакомое, яркое, такое привычное, чуждое этому миру. Мэтт наклонился и поднял с пола брелок – обычная безделушка, записная книжка или альбом на десяток картинок, игрушка, да еще и треснутая. Наступили на него, что ли?
Мэтт без особой надежды сдавил брелок пальцами и… медленно опустился на пол. С развернувшегося над ладонью экрана на него смотрел он сам.
Серебристая кожа цвета светлой ртути, такие же глаза, зачесанные наверх белые волосы, ухмылка и насмешливый взгляд: ну и как тебе тут, не очень? А мне норм! У него была непомерно большая голова и короткие ручки-ножки – таких смешных уродцев рисовал только один человек. Гая. Мелкий рыжий гном с огромными зелеными глазищами. Его Офелия… Племянница их врача, она была на год младше его, что, впрочем, не мешало ей быть заводилой в их компании и идейным вдохновителем всех не одобряемых взрослыми шкод. Они вместе лазили в шахту и чуть не заблудились, хорошо, что воздуха хватило; летали к дальним астероидам искать самоцветы – не нашли, зато их самих нашел отец и открытый космос превратился в закрытый; идея выяснить, застрянет ли человек в вентиляции, тоже принадлежала Гае, впрочем, как и учиться целоваться, спрятавшись в пыльной кладовке, – тут правда повезло, никто не застукал.
После нападения кшари он ее больше не видел. Осталась она валяться в луже крови на полу, или ее тоже привезли на Эр-Кхар, он не знал. Как не знал, что лучше.
Мэтт откинулся назад, упираясь затылком в стену. Он вдруг понял, что означают бурые пятна на полу. В глазах защипало. Он не хочет об этом думать, не хочет и все. Он ничего не может сделать и помочь никому тоже не может. Он раб, у него ошейник, и ему надо вымыть пол, чтобы вечером не оказаться привязанным к столбу.
Нарисованный уродец продолжал ухмыляться, крепко сжимая в короткой лапке берет с длинным пером. Мэтт криво усмехнулся в ответ. Они готовились к школьному спектаклю, и это было так важно: сцена, грим, оценка за сценическое мастерство и с трудом раздобытый сборник стихов Шекспира на староанглийском, кажется, две тысячи трехсотого года… Почти подлинник! Теперь уже неважно: сборник пропал вместе со спайдером19, а смешной берет остался на станции.
Мэтт попытался листнуть альбом вправо, но изображение сменилось синей рябью – больше ничего не сохранилось. Он аккуратно отключил инфокристал и сунул в ботинок, карманов в его одежде не было. Медленно обвел взглядом грузовой отсек, пораженный неожиданной мыслью: кшари прилетали к ним на одном корабле, второго у них не было, а значит, это транспортник Томаса. Он как раз вернулся накануне забрать новую партию руды, они даже загружать его не начали. А значит, черт всех побери, это их корабль!
Или нет? Грузовики похожи друг на друга, как братья-близнецы, а рабов могли перевозить из одного Храма в другой. Занятый мыслями о кшари, он не рассматривал корабль снаружи, он вообще смотрел только под ноги. Или все-таки это их грузовик? Проверить это можно было лишь одним способом. Мэтт встал и двинулся к выходу.
Транспортник Томаса он знал не хуже самого владельца: когда тот прилетал, рабочие шли его разгружать, а он с Гаей несся в рубку, Томас после разгрузки давал им полетать в астероидном поле. Планировка корабля была совершенно стандартной: нижняя палуба грузовая, верхняя жилая. Не самый большой транспортник, середнячок.
Мэтт поднялся по лестнице и настороженно оглянулся. Коридор был пуст. Доступ в рубку был самый простой, отдельной блокировки не было: если на корабль зашел, то и в рубку попал. Мэтт замер напротив входа, и красный треугольник на стене сменил цвет на зеленый. Новые владельцы то ли не стали заморачиваться и менять право доступа, то ли не знали, как это сделать.
В рубке тоже никого не было. Два знакомых основательно потертых кресла, узкая консоль с пиктограммами, даже кружка Томаса была на месте, слегка помятая, отчего казалось, что нарисованный спрут злобно щурится, пытаясь погрызть запутавшуюся в щупальцах комету.
