Свободные дороги в наши дни – редкость

Что ни говори, а лето для России – пора особая! Как показала практика, измениться может все что угодно, но только не застарелая, устоявшаяся еще с советского периода привычка наших людей отдыхать летом. Хотя, острой необходимости в такой строгой сезонности давно уже нет, поскольку в любое из трех оставшихся времен года даже не самым состоятельным россиянам теперь вполне по средствам отправиться в какую-нибудь заграницу, где солнце светит триста дней в году и термометр ниже плюс двадцати пяти в принципе не опускается. Однако из года в год повторяется одно и то же: с начала июня и до конца августа Москва, как, в общем-то, и все остальные крупные города, пустеет и лишь за неделю до первого сентября снова наполняется людьми под завязку. Потому как, хочешь не хочешь, а всем нужно готовить детей к школе и т.д. и т.п.

А ведь это не так уж и плохо, что большинство москвичей по традиции предпочитает уходить в отпуск именно летом. Народ разъехался, машин поубавилось, и у оставшихся автомобилистов появляется возможность беспрепятственно – само собой, день на день не приходится, но все-таки! – передвигаться по городу, а не стоять часами в бесконечных пробках. Эта мысль посетила Андрея Гришина поздним июльским вечером, когда он возвращался домой, буквально пролетая по практически пустым улицам. Рискнув сегодня отправиться на работу на своем уже изрядно потрепанном жизнью «фокусе», он не прогадал. Если утром еще были какие-то намеки на транспортные сложности, то к ночи город совершенно обезлюдел. Не езда, а сплошное удовольствие, за что отпускникам низкий поклон!

Сам Гришин давно уже избавился от штампов, намертво засевших в головах сограждан с незапамятных времен, и ни за какие коврижки не поперся бы летом к морю. Причин тому было несколько. Во-первых, при скромной по нынешним меркам зарплате полицейского, пятизвездочная релаксация где бы то ни было – не важно, на заграничных ли курортах или в том же Сочи – исключалась, а отдых эконом-класса, сопряженный с неизбежными, порождаемыми относительной дешевизной сложностями и неудобствами, его как-то не прельщал. Во-вторых, он был не из тех, кто стремится любой ценой, вырваться к солнцу и соленой воде, чтобы месяц валяться на пляже и жариться, словно сосиска на гриле, лишь бы вернуться в Москву дочерна загорелым, и скорее предпочел бы съездить на недельку-другую куда-нибудь, где нет суеты и столпотворения, а главное, не слишком жарко. И, если уж быть до конца честным, то для такого трудоголика, как он, место и время проведения отпуска принципиального значения вообще не имели.

Другое дело – семья. За последние несколько лет в его жизни произошли существенные и весьма приятные изменения. Он, наконец, покончил с холостяцким существованием и, несмотря на горький опыт, приобретенный в первом браке, решился жениться вторично, более того, уже успел стать папой очаровательного создания по имени Лада, и пока поводов для разочарования у него не было… Так вот, эта самая семья, в лице жены Светланы и двухлетней дочурки имела совершенно иные взгляды на летний отдых, а потому уже второй месяц наслаждалась морем и солнцем в Судаке. Благо там, по воле случая, имела постоянное место жительства, в виде небольшого домика с приусадебным участком неподалеку от морского берега, родная сестра тещи – не так давно овдовевшая, немолодая уже женщина. Она была рада-радешенька приезду на лето племянницы с девочкой и самой тещи Нины Борисовны, увязавшейся с ними за компанию. Жили по-простецки, без особых изысков, но всех все устраивало, и дамский квартет чувствовал себя превосходно. Вот пусть и дальше отдыхают! – благодушно рассудил Андрей. Там все-таки ветерок с моря освежает, не то что здесь… Последнее замечание относилось к навалившейся на Москву жаре, уже две недели мучившей несчастных обитателей каменных джунглей.

Ночь, опускающаяся на город… Почти безлюдные улицы… Предстоящее возвращение в пустую квартиру… Все это странным образом навевало не то чтобы мысли о вечном, но о скоротечности бытия – уж точно. Как время-то летит! Ведь это ж подумать только, уже две тысячи четырнадцатый! Оглянуться не успел, как тринадцать лет в сыске отпахал, недавно подполковника получил, старшим по ОВД стал…

Ни с того ни с сего он вспомнил как, будучи еще стажером, впервые выехал в составе группы на место преступления. Дело было июньским утром в парке «Сокольники». Вокруг благодать: рукотворный лес с зелеными лужайками, небо голубеет, солнышко светит, а среди берез, на травке, раскинув руки в стороны и глядя в бездонное голубое небо широко раскрытыми остекленевшими глазами, лежит парень: молодой, красивый и мертвый. Даже Андрею, в то время оперу-полуфабрикату, беглого взгляда вполне хватило, чтобы сразу же определить: тут «братки» что-то не поделили. Характерный внешний вид усопшего слишком уж однозначно наталкивал на мысль, о его принадлежности к определенным кругам: косая сажень в плечах; бритый затылок; сбитые кулаки, привычные к мордобою…

К тому же из-под распахнутой легкой куртки виднелась рукоятка, заткнутого за пояс ТТ – любимого оружия подобной публики. Как видно, в этот раз он хозяину не пригодился… Страна уже шагнула в двадцать первый век, но такие вот результаты разборок нет-нет да напоминали о лихих девяностых. Впрочем, не о том спич. Поразило начинающего розыскника другое – для того, чтобы жизнь покинула человеческое тело, понадобилась всего-то маленькая аккуратная дырочка во лбу. И ничего уже не поправить…

Сейчас острота восприятия той давней, самой первой, встречи со смертью – не на киноэкране, а в реальности – немного притупилась, но тогда впечатление было, скажем так, весьма и весьма сильным, хоть и без истерик. Позже ему не раз встречались любители порассусоливать, что, дескать, к виду смерти привыкнуть невозможно. Неправда! Еще как возможно! Особенно, если сталкиваешься с ней чаще, чем все прочие. А уж ежели ты работаешь в МУРе и занимаешься расследованием исключительно убийств на протяжении многих лет, привыкнешь как миленький – никуда не денешься!

С чего бы это меня на воспоминания потянуло? – удивился Андрей сам себе. Старею? Прыти поубавилось? Вроде, нет. Не рановато ли оглядываться на пройденный путь с высоты аж целых тридцати семи лет от роду?! Хотя… Ирония уступила место чему-то более рациональному. Если вдуматься, тридцать семь – совсем не мало. Пушкин в моем возрасте уже на дуэли погиб, а после него вон сколько всего осталось! Нашел с кем себя сравнивать, скромнее надо быть, устыдился сыщик. Ты – самый обычный опер, пусть даже по особо важным делам. Это уточнение, по существу, ничего не меняет. И после тебя останутся не стихи или проза, а, в лучшем случае, составленные и подписанные тобой документы, подшитые в уголовные дела, к которым ты имел какое-то касательство. И никому никогда не придет в голову зачитываться ими, как произведениями незабвенного нашего Александра Сергеевича – потомственного Ганнибала.

Вот взять, хоть бы, Ершова… Не того, который «Конька-Горбунка» сочинил, а Анатолия Михалыча, с которым мы лет десять бок о бок трудились… Мужик на государство тридцатник без малого отбатрачил, а вспомнит ли вообще кто-нибудь лет этак через …дцать о том, что был такой? Вряд ли. А ведь, он – сыщик от бога! Можно сказать, последний из муровских «зубров» – слава и гордость розыска! Вернее, поправился Гришин, был «зубр», да весь вышел. Удалился на покой, понимаешь. Теперь, поди, локти кусает. А может, и нет, справедливости ради одернул себя Андрей. Подустал человек, да и здоровье уже не то – как пятьдесят пять стукнуло, так и подался на заслуженный…

Свершилось сие эпохальное событие в мае позапрошлого года. Вся ершовская команда была в сборе, и ничто, как говорится, не предвещало беды. Каждый занимался своим делом. Гришин – тогда уже майор, но пока еще лишь старший опер – в срочном порядке стряпал для руководства отчет о проделанной работе. Ибо мало просто раскрыть преступление, надо его еще и преподнести так, чтобы родное начальство могло выглядеть молодцом в глазах вышестоящего, и так далее, по вертикали. Пальцы Андрея проворно бегали по клавиатуре компьютера, и объем будущего документа неуклонно увеличивался с каждой минутой.